- А зачем они, эти клубни? Что они умеют делать?
- Клубни... - Вопрос опять вызвал у меня затруднения. - Они затем, чтобы клубиться.
- Кажется, я задал два вопроса, - после недолгой паузы напомнил голос.
- Они умеют проходить клубный фэйс-контроль и клубиться, - поспешно ответил я, чтобы не разозлить его обладателя, если только голос не существовал автономно.
Инициатором паузы оказалась теперь другая сторона.
- Открой глаза, - наконец сказал голос.
- Я... я не хочу.
- Ты испытываешь мое терпение. Подними веки.
Наконец я ощутил свое тело по-настоящему - теперь оно сжалось от ужаса. Веки действительно оказались очень и очень тяжелы, но мне удалось справиться. В глаза ударил яркий свет, но снова зажмуриться я не рискнул. Через несколько секунд, потребовавшихся мне, чтобы привыкнуть к свету, я увидел голого человека в маске. Это была обычная пидорская маска из набора садо-мазо, украшенная петушиными перьями. В руке, запястье которой окольцевал браслет с несомненно очень дорогими и престижными часами, человек держал многохвостую плетку явно из того же комплекта.
- Сейчас ты будешь отхуячен вот этим предметом, - не запугивая, просто констатируя факт, сказал страшный человек в маске, отчего слова его прозвучали особенно страшно, и слегка тряхнул плеткой, отчего ее концы разлетелись на миг грозным черным веером. Грудь незнакомца поросла густой темной шерстью, ареал которой сужался на животе, концентрировался на лобке и ровным слоем переходил на ноги. Собственно, из-за этого голым его назвать было нельзя, а издалека и вообще наверняка можно было счесть, что он в черных брюках. Между его ног болталось что-то увесистое, доставая почти до колен, но на этом предмете я не стал фокусировать внимание; почему-то он, даже не подвергнувшийся тщательному рассмотрению, заранее вселял в меня чувство беспокойства. Словно он нес самим своим существованием какую-то угрозу; словно эта его неумолимая уверенная сила могла каким-то - и непременно омерзительнейшим - образом коснуться меня.
- А... а зачем?
- Ты всегда заикаешься? - спросил человек в брюках из собственной шерсти.
- Н-нет... Просто сейчас я боюсь.
Мое признание, кажется, заставило его задуматься, потому что опять возникла пауза.
- Не бойся. Все проходят через это, - наконец прогудел человек все тем же инфразвуковым голосом, от которого меня опять бросило в дрожь. Он сделал паузу, словно давая мне возможность что-то сказать, и, не услышав ни звука, еще более буднично завершил: - А потом ты пройдешь обряд посвящения.
- А... а что из себя представляет... обряд... - едва смог выдавить я из себя. Мне почему-то казалось, что предстоящий обряд каким-то образом связан с этой тяжеленной штуковиной, болтающейся у человека между ног. И это отчего-то казалось очень страшным.
Как бы в подтверждение моих мыслей человек метнул быстрый взгляд вниз, на собственный пах, и все тем же будничным тоном сказал:
- Тебе не сделают ничего дурного, поверь... Сначала непосвященных это страшит, как всегда страшит людей все неизвестное, затем, распробовав, они просят этого еще и еще. - Кажется, я издал какой-то жалкий звук, наподобие стона приговоренного, потому что человек посмотрел на меня внимательно и сказал: - Однако, поскольку это произойдет с тобой впервые, я дам тебе возможность подготовиться... Я вернусь через десять минут, - бросив взгляд на наручные часы, бросил он, одновременно бросая плетку на столик с витыми гнутыми ножками. И через секунду удалился из поля моего зрения.
Только сейчас я рискнул оглядеться. Я находился во внушительных размеров зале, где все было белым - потолок, стены, предметы мебели, даже пол был выложен белым паркетом. И лишь метрах в трех от меня, контрастным пятном выделялась на паркете небольшая ярко-алая лужица. В ее центре что-то темнело, но с такого расстояния я не мог разглядеть, что это. Мне только хотелось верить, что это не кровь с дерьмом по центру, хотя запах исключал иное толкование этих физических предметов, находящихся в поле моего зрения. Еще я вдруг пожалел, что ко мне вернулась способность воспринимать окружающее пространство - похоже, есть случаи, когда рецепторам организма лучше не просыпаться, пусть даже они и существуют, чтобы предупредить организм об опасности.
После некоторых колебаний я решился опустить голову, чтобы оглядеть, наконец, себя. Это было страшно, потому что те же рецепторы недвусмысленно сообщали мне, что я сижу на чем-то твердом, мои кисти и голени прикручены к седалищу чем-то смахивающим на узкие ремни или веревки, и, что самое страшное, я почему-то абсолютно голый. При мысли о неизбежности неизвестного обряда меня затрясло - пусть и неизвестный, он явно не обещал быть приятным.
Я вздрогнул, услышав звук открывающейся двери, и не сразу решился повернуть голову - иногда лучше как можно дольше оставаться в неведении по поводу того, что тебя ожидает. Вдруг страшный человек с инфразвуковым голосом в черных штанах передумал относительно многохвостовой плетки и вернулся с железными клещами и газовой горелкой - в таком случае один его вид мог убить меня раньше, чем пламя опалило бы мне... кстати, что? Что можно опалить ни в чем не повинному человеку газовой горелкой, и зачем, за что...
- Слышишь, что ли?
Голос не был инфразвуковым. Он был дребезжащим, старческим, с примесью ворчливости, и мог бы принадлежать премерзкой старухе, в чем я и убедился, набравшись мужества скосить в сторону вошедшего глаза.
- В-вы... что-то сказали?
- Ты всегда заикаешься? - спросила премерзкая, похожая на бабу-ягу из сказок старуха в синем рабочем халате. Она остановилась напротив меня, поставила на пол жестяное ведро и, опершись на щетку, стала разглядывать меня с нехорошим любопытством. На ее длинном крючковатом носу красовалась огромная бородавка и я, естественно, теперь глядел исключительно на эту бородавку. Кстати, я поймал себя на мысли, что бородавка, в другое время непременно бы вызвавшая у меня рвотные позывы, сейчас, в контексте ожидания чего-то значительно более страшного, нежели обычное лицезрение мерзкого кожного образования мерзкого существа, казалась мне вполне обычным, едва ли приятным для глаза предметом.
- Н-нет... Просто я боюсь.
- И зря. Все проходят через это, - равнодушно бросила старуха и, прекратив меня разглядывать, принялась за работу. Она ловко выудила из ведра тряпку, отжала ее неожиданно мощными движениями, и не менее ловко намотала ее на щетку.
- Через что - это, - решился спросить я, наблюдая, как сноровисто старуха елозит тряпкой по паркету.
- Известно через что, - не оборачиваясь, бросила через плечо старуха. - Выебут тебя в жопу, всего и делов. Не ты первый, не ты последний. Переживешь.
Меня бросило в дрожь. И еще я внезапно подумал, что бородавка на ее носу все же, пожалуй, противная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
- Клубни... - Вопрос опять вызвал у меня затруднения. - Они затем, чтобы клубиться.
- Кажется, я задал два вопроса, - после недолгой паузы напомнил голос.
- Они умеют проходить клубный фэйс-контроль и клубиться, - поспешно ответил я, чтобы не разозлить его обладателя, если только голос не существовал автономно.
Инициатором паузы оказалась теперь другая сторона.
- Открой глаза, - наконец сказал голос.
- Я... я не хочу.
- Ты испытываешь мое терпение. Подними веки.
Наконец я ощутил свое тело по-настоящему - теперь оно сжалось от ужаса. Веки действительно оказались очень и очень тяжелы, но мне удалось справиться. В глаза ударил яркий свет, но снова зажмуриться я не рискнул. Через несколько секунд, потребовавшихся мне, чтобы привыкнуть к свету, я увидел голого человека в маске. Это была обычная пидорская маска из набора садо-мазо, украшенная петушиными перьями. В руке, запястье которой окольцевал браслет с несомненно очень дорогими и престижными часами, человек держал многохвостую плетку явно из того же комплекта.
- Сейчас ты будешь отхуячен вот этим предметом, - не запугивая, просто констатируя факт, сказал страшный человек в маске, отчего слова его прозвучали особенно страшно, и слегка тряхнул плеткой, отчего ее концы разлетелись на миг грозным черным веером. Грудь незнакомца поросла густой темной шерстью, ареал которой сужался на животе, концентрировался на лобке и ровным слоем переходил на ноги. Собственно, из-за этого голым его назвать было нельзя, а издалека и вообще наверняка можно было счесть, что он в черных брюках. Между его ног болталось что-то увесистое, доставая почти до колен, но на этом предмете я не стал фокусировать внимание; почему-то он, даже не подвергнувшийся тщательному рассмотрению, заранее вселял в меня чувство беспокойства. Словно он нес самим своим существованием какую-то угрозу; словно эта его неумолимая уверенная сила могла каким-то - и непременно омерзительнейшим - образом коснуться меня.
- А... а зачем?
- Ты всегда заикаешься? - спросил человек в брюках из собственной шерсти.
- Н-нет... Просто сейчас я боюсь.
Мое признание, кажется, заставило его задуматься, потому что опять возникла пауза.
- Не бойся. Все проходят через это, - наконец прогудел человек все тем же инфразвуковым голосом, от которого меня опять бросило в дрожь. Он сделал паузу, словно давая мне возможность что-то сказать, и, не услышав ни звука, еще более буднично завершил: - А потом ты пройдешь обряд посвящения.
- А... а что из себя представляет... обряд... - едва смог выдавить я из себя. Мне почему-то казалось, что предстоящий обряд каким-то образом связан с этой тяжеленной штуковиной, болтающейся у человека между ног. И это отчего-то казалось очень страшным.
Как бы в подтверждение моих мыслей человек метнул быстрый взгляд вниз, на собственный пах, и все тем же будничным тоном сказал:
- Тебе не сделают ничего дурного, поверь... Сначала непосвященных это страшит, как всегда страшит людей все неизвестное, затем, распробовав, они просят этого еще и еще. - Кажется, я издал какой-то жалкий звук, наподобие стона приговоренного, потому что человек посмотрел на меня внимательно и сказал: - Однако, поскольку это произойдет с тобой впервые, я дам тебе возможность подготовиться... Я вернусь через десять минут, - бросив взгляд на наручные часы, бросил он, одновременно бросая плетку на столик с витыми гнутыми ножками. И через секунду удалился из поля моего зрения.
Только сейчас я рискнул оглядеться. Я находился во внушительных размеров зале, где все было белым - потолок, стены, предметы мебели, даже пол был выложен белым паркетом. И лишь метрах в трех от меня, контрастным пятном выделялась на паркете небольшая ярко-алая лужица. В ее центре что-то темнело, но с такого расстояния я не мог разглядеть, что это. Мне только хотелось верить, что это не кровь с дерьмом по центру, хотя запах исключал иное толкование этих физических предметов, находящихся в поле моего зрения. Еще я вдруг пожалел, что ко мне вернулась способность воспринимать окружающее пространство - похоже, есть случаи, когда рецепторам организма лучше не просыпаться, пусть даже они и существуют, чтобы предупредить организм об опасности.
После некоторых колебаний я решился опустить голову, чтобы оглядеть, наконец, себя. Это было страшно, потому что те же рецепторы недвусмысленно сообщали мне, что я сижу на чем-то твердом, мои кисти и голени прикручены к седалищу чем-то смахивающим на узкие ремни или веревки, и, что самое страшное, я почему-то абсолютно голый. При мысли о неизбежности неизвестного обряда меня затрясло - пусть и неизвестный, он явно не обещал быть приятным.
Я вздрогнул, услышав звук открывающейся двери, и не сразу решился повернуть голову - иногда лучше как можно дольше оставаться в неведении по поводу того, что тебя ожидает. Вдруг страшный человек с инфразвуковым голосом в черных штанах передумал относительно многохвостовой плетки и вернулся с железными клещами и газовой горелкой - в таком случае один его вид мог убить меня раньше, чем пламя опалило бы мне... кстати, что? Что можно опалить ни в чем не повинному человеку газовой горелкой, и зачем, за что...
- Слышишь, что ли?
Голос не был инфразвуковым. Он был дребезжащим, старческим, с примесью ворчливости, и мог бы принадлежать премерзкой старухе, в чем я и убедился, набравшись мужества скосить в сторону вошедшего глаза.
- В-вы... что-то сказали?
- Ты всегда заикаешься? - спросила премерзкая, похожая на бабу-ягу из сказок старуха в синем рабочем халате. Она остановилась напротив меня, поставила на пол жестяное ведро и, опершись на щетку, стала разглядывать меня с нехорошим любопытством. На ее длинном крючковатом носу красовалась огромная бородавка и я, естественно, теперь глядел исключительно на эту бородавку. Кстати, я поймал себя на мысли, что бородавка, в другое время непременно бы вызвавшая у меня рвотные позывы, сейчас, в контексте ожидания чего-то значительно более страшного, нежели обычное лицезрение мерзкого кожного образования мерзкого существа, казалась мне вполне обычным, едва ли приятным для глаза предметом.
- Н-нет... Просто я боюсь.
- И зря. Все проходят через это, - равнодушно бросила старуха и, прекратив меня разглядывать, принялась за работу. Она ловко выудила из ведра тряпку, отжала ее неожиданно мощными движениями, и не менее ловко намотала ее на щетку.
- Через что - это, - решился спросить я, наблюдая, как сноровисто старуха елозит тряпкой по паркету.
- Известно через что, - не оборачиваясь, бросила через плечо старуха. - Выебут тебя в жопу, всего и делов. Не ты первый, не ты последний. Переживешь.
Меня бросило в дрожь. И еще я внезапно подумал, что бородавка на ее носу все же, пожалуй, противная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33