Минут пятнадцать ехали мимо строящегося гиганта, наконец впереди показался деревянный причал, на вбитых в дно толстенных сваях. Пришвартованный пароход издали показался совсем небольшим, но когда подъехали поближе, оказался и вовсе крохотным. Сапрыкин подрулил к трапу, помог выгрузить вещи.
- «Самсон», - прочитал название корабля Шамшулов, оглядывая низкие борта в пятнах ржавчины, - что за корыто облезлое!
- А не нравится - не плыви, - отозвался стоящий возле трапа старик в поношенной морской фуражке, расстегнутом кителе и свитере под ним, - невелика потеря и груза меньше - быстрее пойдем.
- Ладно, Евсеич, сбавь обороты, - сказал Назаров, - прошу на борт, товарищи.
Он попрощался с инженером, подхватил чемоданчик Белозерской и, подав ей руку, помог подняться по шаткому трапу. Кривокрасов, кивнув Сапрыкину, пошел следом. Позади всех, чертыхаясь, двигался старший инспектор.
- Девице - отдельная каюта, а вам, милые, в одной спать придется, - сказал старик, встречая их на палубе.
- Это как понимать…, - начал было Шамшулов.
- А как хочешь, так и понимай, мил человек, - отрезал Евсеич, - на борту я царь и бог, где скажу, там и будешь ночевать.
- Наш капитан, потомственный помор, Никита Евсеевич Кулаков, - представил его Назаров, - давайте размещаться.
- Вот-вот, размещайтесь, - одобрил капитан, - сейчас отваливать станем - с приливом пойдем, по высокой воде.
Кривокрасов прошел за Назаровым. Каюта была крохотная, на две койки и еще одна подвешивалась к потолку, наподобие гамака. На одной койке уже лежали вещи Назарова, Шамшулов бросил кофр на другую, уселся и с вызовом посмотрел на Николая. Тот пожал плечами - ссориться с инспектором не хотелось, а в гамаке он не спал с детства. «Вот и вспомню, как это делается», - подумал он. Пол под ногами задрожал.
- Отваливаем, - сказал Назаров, - не хотите в последний раз на Большую Землю взглянуть?
- Пожалуй, надо, - согласился Кривокрасов.
- Было бы чего глядеть, - пробурчал Шамшулов, расстегивая застежки кофра.
Матрос втащил трап на борт, соскочил на причал, сбросил петлю каната с кнехта возле носа судна, пробежал к корме, проделал то же самое и вспрыгнул на борт. Подрабатывая машиной, «Самсон» отходил от причала. Ширилась полоса воды, отделяя корабль от берега, кричали чайки над головой. Винт, поднимая со дна муть и отгоняя за корму щепки, обрывки газет и всякий мусор, толкал пароход к выходу из бухты. Кривокрасов закурил, поднес спичку Назарову.
- Долго плыть? - спросил он.
- Пять-шесть суток, если шторма не будет.
Евсеич проводил Ладу в каюту. Койка возле переборки, иллюминатор, привинченный к полу столик, шкаф. Капитан развел руками.
- Извиняй, красавица, если что не так. Корабль не пассажирский.
- Нет-нет, что вы, очень даже уютно, - успокоила его Лада.
- А ты что ж, ученый, или как? На Новую Землю-то зачем едешь? - полюбопытствовал старик.
- В лагерь, Никита Евсеевич.
- Вон чего, - старик почесал голову, - ну, ты не горюй шибко. Я слыхал, что Сашка, лейтенант, стало быть, со своими зеками в ладу живет. Даже, вроде как, коммуной. Ага. Он парень-то простой, не заносится. А прежнего-то начальника медведь задрал.
- Ой, - воскликнула Лада, - что ж там, медведи есть? И прямо по лагерю ходят?
- Ну, по лагерю, не по лагерю, а начальника съел. Во как. Ну, ладно, ты тут разбирайся, да подходи на мостик. Чайком угощу. Как звать-то тебя?
- Ладой зовут. Обязательно приду, спасибо.
- Хорошее имя, - одобрил Евсеич, - а то теперь в моде какие-то Даздрапермы, да Октябрины.
Лада разобрала вещи, присела на койку. Вот и все, кончилась прежняя жизнь. Москва, больница, бабушка… теперь это все так далеко. Будто в другой жизни. Странно, но она уже не чувствовала того страха, который буквально изводил ее в первое время после ареста. Словно что-то подсказывало: эти перемены к лучшему. Лада горько улыбнулась - что может быть хорошего в исправительно-трудовом лагере, даже если там относительно либеральные порядки? Впрочем, посмотрим, ждать осталось недолго. Тряхнув головой, она отбросила тяжелые мысли и вышла из каюты.
Кривокрасов и Назаров курили на корме, Шамшулова не было видно. Лада кивнула им, и по металлической лесенке поднялась в рубку. Капитан, покуривая маленькую трубку, стоял рядом с рулевым - молоденьким парнишкой в ватнике и тельняшке под ним. Они обернулись на звук открывшейся двери.
- Заходи, красавица, заходи, - Евсеич поддержал ее под руку, - вот, присаживайся, - он подвел ее к высокому вращающемуся стулу, чуть позади рулевого колеса. Сейчас, чайку, как обещал. Не рыскать на курсе, - рявкнул он так неожиданно, что Лада вздрогнула.
Парнишка у руля, засмотревшийся на девушку, перехватил, упущенный было, штурвал и крутанул его, выравнивая курс.
Евсеич погрозил ему коричневым пальцем и достал из рундука объемистый термос.
- Германский, - похвалился он, - двое суток тепло держит.
Матросик у руля фыркнул.
- А я говорю: двое суток, - повысил голос Евсеич.
Вытащив пробку, он налил чай в железную кружку, хитро посмотрел на Ладу.
- Может, по-марсофлотски?
- А это как? - спросила она.
- О-о, сейчас расскажу. Вот, наливаешь в кружку чай, но не доверху. И доливаешь коньяком. Отпиваешь и снова доливаешь коньяк. Снова отпиваешь, и снова доливаешь. И так до кондиции.
Паренек снова фыркнул.
- Венька, - прикрикнул Евсеич, - ты вперед смотри, а не уши развешивай. Так что, Ладушка, спробуешь? - он умильно улыбнулся, сморщив и без того морщинистое лицо.
- Лучше я так, без коньяка, - улыбнулась в ответ Лада, - хорошо?
- Ну, как знаешь.
Старик был, по всему видно, словоохотливый. Лада поудобнее устроилась на стуле, грея руки о кружку и поглядывая то на Евсеича, прохаживающегося по рубке с трубочкой в зубах, то вперед, на нос судна, идущего в открытое море. Берега по бортам корабля отступали, скрадываясь в мягкой дымке. Назад ей оглядываться не хотелось - там уходила за корму Большая Земля, прежняя, размеренная жизнь. На носу, облокотившись о борт, стояли Кривокрасов с Назаровым, чайки вились над ними так низко, что, казалось, хотели подслушать, о чем они говорят.
Евсеич изредка подходил к рулевому, кидал взгляд на картушку компаса, хотя ввиду берега компас, в принципе, был не нужен, кивал, выпуская клуб дыма, и продолжал неспешно бродить по рубке.
- …небольшая команда, семь человек всего. А больше-то и не надо. Двое в машине, два рулевых, двое палубных, да я - шкипер, штурман, боцман и сам себе старпом. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Ежели, конечно, шторм, то тяжко. Море, оно баловства не прощает, особливо северное. А наше и подавно. Тут вот, под восточным берегом песок гуляет, ага. Гряды песчаные течением то туда, то сюда наносит. У нас осадка невелика, а и то опасаться приходится. А возле западного, там и каменные гряды есть, банки, стало быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
- «Самсон», - прочитал название корабля Шамшулов, оглядывая низкие борта в пятнах ржавчины, - что за корыто облезлое!
- А не нравится - не плыви, - отозвался стоящий возле трапа старик в поношенной морской фуражке, расстегнутом кителе и свитере под ним, - невелика потеря и груза меньше - быстрее пойдем.
- Ладно, Евсеич, сбавь обороты, - сказал Назаров, - прошу на борт, товарищи.
Он попрощался с инженером, подхватил чемоданчик Белозерской и, подав ей руку, помог подняться по шаткому трапу. Кривокрасов, кивнув Сапрыкину, пошел следом. Позади всех, чертыхаясь, двигался старший инспектор.
- Девице - отдельная каюта, а вам, милые, в одной спать придется, - сказал старик, встречая их на палубе.
- Это как понимать…, - начал было Шамшулов.
- А как хочешь, так и понимай, мил человек, - отрезал Евсеич, - на борту я царь и бог, где скажу, там и будешь ночевать.
- Наш капитан, потомственный помор, Никита Евсеевич Кулаков, - представил его Назаров, - давайте размещаться.
- Вот-вот, размещайтесь, - одобрил капитан, - сейчас отваливать станем - с приливом пойдем, по высокой воде.
Кривокрасов прошел за Назаровым. Каюта была крохотная, на две койки и еще одна подвешивалась к потолку, наподобие гамака. На одной койке уже лежали вещи Назарова, Шамшулов бросил кофр на другую, уселся и с вызовом посмотрел на Николая. Тот пожал плечами - ссориться с инспектором не хотелось, а в гамаке он не спал с детства. «Вот и вспомню, как это делается», - подумал он. Пол под ногами задрожал.
- Отваливаем, - сказал Назаров, - не хотите в последний раз на Большую Землю взглянуть?
- Пожалуй, надо, - согласился Кривокрасов.
- Было бы чего глядеть, - пробурчал Шамшулов, расстегивая застежки кофра.
Матрос втащил трап на борт, соскочил на причал, сбросил петлю каната с кнехта возле носа судна, пробежал к корме, проделал то же самое и вспрыгнул на борт. Подрабатывая машиной, «Самсон» отходил от причала. Ширилась полоса воды, отделяя корабль от берега, кричали чайки над головой. Винт, поднимая со дна муть и отгоняя за корму щепки, обрывки газет и всякий мусор, толкал пароход к выходу из бухты. Кривокрасов закурил, поднес спичку Назарову.
- Долго плыть? - спросил он.
- Пять-шесть суток, если шторма не будет.
Евсеич проводил Ладу в каюту. Койка возле переборки, иллюминатор, привинченный к полу столик, шкаф. Капитан развел руками.
- Извиняй, красавица, если что не так. Корабль не пассажирский.
- Нет-нет, что вы, очень даже уютно, - успокоила его Лада.
- А ты что ж, ученый, или как? На Новую Землю-то зачем едешь? - полюбопытствовал старик.
- В лагерь, Никита Евсеевич.
- Вон чего, - старик почесал голову, - ну, ты не горюй шибко. Я слыхал, что Сашка, лейтенант, стало быть, со своими зеками в ладу живет. Даже, вроде как, коммуной. Ага. Он парень-то простой, не заносится. А прежнего-то начальника медведь задрал.
- Ой, - воскликнула Лада, - что ж там, медведи есть? И прямо по лагерю ходят?
- Ну, по лагерю, не по лагерю, а начальника съел. Во как. Ну, ладно, ты тут разбирайся, да подходи на мостик. Чайком угощу. Как звать-то тебя?
- Ладой зовут. Обязательно приду, спасибо.
- Хорошее имя, - одобрил Евсеич, - а то теперь в моде какие-то Даздрапермы, да Октябрины.
Лада разобрала вещи, присела на койку. Вот и все, кончилась прежняя жизнь. Москва, больница, бабушка… теперь это все так далеко. Будто в другой жизни. Странно, но она уже не чувствовала того страха, который буквально изводил ее в первое время после ареста. Словно что-то подсказывало: эти перемены к лучшему. Лада горько улыбнулась - что может быть хорошего в исправительно-трудовом лагере, даже если там относительно либеральные порядки? Впрочем, посмотрим, ждать осталось недолго. Тряхнув головой, она отбросила тяжелые мысли и вышла из каюты.
Кривокрасов и Назаров курили на корме, Шамшулова не было видно. Лада кивнула им, и по металлической лесенке поднялась в рубку. Капитан, покуривая маленькую трубку, стоял рядом с рулевым - молоденьким парнишкой в ватнике и тельняшке под ним. Они обернулись на звук открывшейся двери.
- Заходи, красавица, заходи, - Евсеич поддержал ее под руку, - вот, присаживайся, - он подвел ее к высокому вращающемуся стулу, чуть позади рулевого колеса. Сейчас, чайку, как обещал. Не рыскать на курсе, - рявкнул он так неожиданно, что Лада вздрогнула.
Парнишка у руля, засмотревшийся на девушку, перехватил, упущенный было, штурвал и крутанул его, выравнивая курс.
Евсеич погрозил ему коричневым пальцем и достал из рундука объемистый термос.
- Германский, - похвалился он, - двое суток тепло держит.
Матросик у руля фыркнул.
- А я говорю: двое суток, - повысил голос Евсеич.
Вытащив пробку, он налил чай в железную кружку, хитро посмотрел на Ладу.
- Может, по-марсофлотски?
- А это как? - спросила она.
- О-о, сейчас расскажу. Вот, наливаешь в кружку чай, но не доверху. И доливаешь коньяком. Отпиваешь и снова доливаешь коньяк. Снова отпиваешь, и снова доливаешь. И так до кондиции.
Паренек снова фыркнул.
- Венька, - прикрикнул Евсеич, - ты вперед смотри, а не уши развешивай. Так что, Ладушка, спробуешь? - он умильно улыбнулся, сморщив и без того морщинистое лицо.
- Лучше я так, без коньяка, - улыбнулась в ответ Лада, - хорошо?
- Ну, как знаешь.
Старик был, по всему видно, словоохотливый. Лада поудобнее устроилась на стуле, грея руки о кружку и поглядывая то на Евсеича, прохаживающегося по рубке с трубочкой в зубах, то вперед, на нос судна, идущего в открытое море. Берега по бортам корабля отступали, скрадываясь в мягкой дымке. Назад ей оглядываться не хотелось - там уходила за корму Большая Земля, прежняя, размеренная жизнь. На носу, облокотившись о борт, стояли Кривокрасов с Назаровым, чайки вились над ними так низко, что, казалось, хотели подслушать, о чем они говорят.
Евсеич изредка подходил к рулевому, кидал взгляд на картушку компаса, хотя ввиду берега компас, в принципе, был не нужен, кивал, выпуская клуб дыма, и продолжал неспешно бродить по рубке.
- …небольшая команда, семь человек всего. А больше-то и не надо. Двое в машине, два рулевых, двое палубных, да я - шкипер, штурман, боцман и сам себе старпом. И швец, и жнец, и на дуде игрец. Ежели, конечно, шторм, то тяжко. Море, оно баловства не прощает, особливо северное. А наше и подавно. Тут вот, под восточным берегом песок гуляет, ага. Гряды песчаные течением то туда, то сюда наносит. У нас осадка невелика, а и то опасаться приходится. А возле западного, там и каменные гряды есть, банки, стало быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85