Ну а Яноушек, он вот мне что сказал — по-своему, по-чешски: «Да, знаешь ли ты, брат, что такое карусель? Не раз жена лютует и шипит на тебя: «Дурень, ты со своей каруселью совсем спятишь!» Ну и ты скажешь себе: да провались она пропадом, карусель эта! А потом приезжаешь случайно в какую-нибудь деревню и вдруг как ножом по сердцу: проклятье, в воскресенье тут ведь престольный праздник, а у них нет карусели! Что же ребятишки будут делать? Ну и убеждаешь дома жену, что тебе нужно ехать туда, да хоть и не убедишь, а все равно едешь. В другое воскресенье опять где-то престольный праздник, на дворе непогода, и не заработаешь ни гроша, зря только мальчишки дома ждут, что им татенька привезет. А ты ездишь и ездишь с каруселью каждое воскресенье, частенько совсем уж невмоготу делается, но ведь если не приедешь куда — что за праздник будет у детей без карусели?» Мне подчас, Филка, думается, что такой чех, что ездит по деревням с каруселью, ровно что твой жаворонок-подорожник, он все время в дороге. Да и словацкий дротарь того же поля ягода. Ну можно ли такого человека огорчить или подвести? Поеду я в Чехию.
— Не найдешь ведь его.
— Это почему? Храмовый праздник бывает раз в году. Спросишь людей, где в воскресенье будет праздник, и ступай туда. Карусельщика нетрудно найти. Да я уж и с другими товарищами сговорился. Подработаю в Чехии и ворочусь.
И снова не было о нем ни слуху ни духу. Однажды только написал Филе, что ему нужна метрика: пускай, мол, поищет ее дома, а коль не найдет, сходит в национальный комитет и выправит новую.
В письме еще похвалялся, что у него отличная служба и уйма свободного времени, что там, дескать, прекрасное охотничье угодье, где он днюет и ночует. О Яноушеке и словом не обмолвился.
Прислал он ей две фотографии, обе с охоты, правда, из охотничьего платья на нем была одна только охотничья шляпа. На обеих фотографиях улыбался: на одной держал в руке дымящуюся сигарету, на другой — весь был увешан зайцами. Фотограф явно наслаждался его видом. Но Фила усмехнулась: «Так, значит, нашлось для тебя угодье, наконец-то получил его? А ружье, ружье-то где? Ну и нагрузили тебя в твоем угодье! Кто с ружьецом шагает, а ты, дурень, по полям зайцев таскаешь».
Метрику Фила не нашла и потому отправилась в национальный комитет просить новую. Еще и за гербовую марку пришлось заплатить. Заплатить-то заплатила, а потом в шутку написала Яно, что заставляет ее, мол, еще понапрасну расходоваться. Не забыла и добавить: «Все ж не поминай меня лихом. Когда ты пришел домой, пожалуй, уж очень я тебя выбранила. Хоть и поделом тебе. А если тебе делать нечего, можешь мне и чаще писать. Денег не шли, я на себя заработаю. А станет скучно, пиши, хотя твое дело. Писать-то тебе, негодник, не хочется, вспоминаешь меня только тогда, когда тебе что-нибудь нужно. Желаю тебе всего наилучшего, а главное, чтоб в Чехии тебе хорошо жилось и чтоб ты там подольше выдержал...»
Яно не отозвался. Может, подчас и вспоминал о ней, да не написал ни слова. На счастье, у Филы завелось уже много знакомых в городе, было у кого погостить. Когда- когда захаживала и в родную деревню, но и туда лишь
на минуту. Работы не чуралась, да и как чураться — с чего-то надо было жить. Только ведь еще сызмала, дело известное, была не больно расторопна, так что привередничать не приходилось: обычно доставалась ей та работа, от которой другие отказывались.
Но однажды и ей выпала удача. Пошла она как-то в город за покупками, и вдруг остановил ее пожилой, хорошо одетый мужчина — она нередко встречала его на улице, но никогда с ним не разговаривала; а на этот раз он спросил ее, не отнесет ли она письма на почту.
Она ответила, что отнесет.
— Впрочем, не надо даже на почту относить,— сказал он ей.— Просто бросьте его в ящик. И бога ради не сердитесь, что докучаю вам такими глупостями.
— Какие же глупости? Мне нетрудно снести письмо, это же пустячное дело!
И, встретившись с ним на другой день, сказала:
— Письмо отнесла. Только в ящик не бросила — кто знает, каждый ли день выбирают из него письма. Зашла я на почту и сказала, чтоб письмо отправили как положено, потому что об этом попросил меня один господин, и мне хочется выполнить его просьбу.
Мужчина засмеялся, а потом они еще побеседовали. Он расспрашивал ее о том о сем, а при этом и пошучивал. Наконец предложил ей:
— Знаете что, соседушка? Если вы уже не работаете и не перегружены дома хозяйством, не могли бы вы кое- когда зайти ко мне немножко убрать?
— Отчего ж не зайти? Я, конечно, и сама могу подыскать для себя работу, заставлять-то меня работать никогда никому не приходилось, но прийти приду. Если угодно, хоть завтра. Только чтоб ваша хозяюшка не обиделась.
— О моей хозяюшке не беспокойтесь. Мы не живем вместе. А соседи по двору не родня мне. Они вас пусть не заботят!
— Вот и хорошо. Завтра утром обязательно приду.
Она ходила к нему убирать два раза в неделю, выполняла и всякие мелкие поручения, но все еще не знала, что это за человек. Только однажды, когда во время уборки он полез за чем-то в шкаф, она увидела там форму.:
— Простите, господин, мое любопытство, но мне хотелось бы знать, что это у вас за форма?
— А вы не знаете? — рассмеялся он.— Это генеральская форма. Я был генерал. Да, собственно, я и сейчас генерал. Но форму не ношу.
— Вы генерал? А я-то, глупая, даже не знаю, с каким господином чуть ли не каждый день разговариваю. И сейчас как дурочка спрашиваю. Могла бы и сама догадаться, что вы не простой человек. Но и вам бы надо было меня упредить. И зря вы форму не носите.
— А зачем?
— Да ведь люди о вас ничего не знают.
— Ну и пусть, Филка! Пожалуй, так оно лучше. Но потом, со временем, когда у меня будет какой-нибудь праздник, может, я и надену форму. Даже вместе его и отпразднуем.
— Нет, нет, я бы никогда такого себе не позволила.
— Почему же нет?
— Не положено. Я не люблю с господами праздновать. Лучше приду после, поздравлю вас. Но с нынешнего дня буду вас еще больше уважать. Вы только не гневайтесь, что до сих пор принимала вас за обыкновенного человека. Теперь вы будете для меня только пан генерал.
Как-то раз генерал заметил, что Фила плохо убирает. Не хотелось ему выговаривать ей, но все-таки от обратил на это ее внимание:
— Филка, вы, должно быть, неважно видите. Вон там на полу вы оставили мусор. Это не в упрек сказано. Просто мне кажется, что у вас глаза не в порядке.
— Неужто оставила? — Фила осмотрелась.— Пожалуй, и правда! — И она тут же поспешила подмести пол.
— Филка, я еще раньше замечал, что у вас неладно со зрением. В этом ничего нет особенного. Скорей всего нужны очки.
Генерал подошел к часам и спросил:
— Вот скажите, сколько сейчас?
Фила напрягла зрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Не найдешь ведь его.
— Это почему? Храмовый праздник бывает раз в году. Спросишь людей, где в воскресенье будет праздник, и ступай туда. Карусельщика нетрудно найти. Да я уж и с другими товарищами сговорился. Подработаю в Чехии и ворочусь.
И снова не было о нем ни слуху ни духу. Однажды только написал Филе, что ему нужна метрика: пускай, мол, поищет ее дома, а коль не найдет, сходит в национальный комитет и выправит новую.
В письме еще похвалялся, что у него отличная служба и уйма свободного времени, что там, дескать, прекрасное охотничье угодье, где он днюет и ночует. О Яноушеке и словом не обмолвился.
Прислал он ей две фотографии, обе с охоты, правда, из охотничьего платья на нем была одна только охотничья шляпа. На обеих фотографиях улыбался: на одной держал в руке дымящуюся сигарету, на другой — весь был увешан зайцами. Фотограф явно наслаждался его видом. Но Фила усмехнулась: «Так, значит, нашлось для тебя угодье, наконец-то получил его? А ружье, ружье-то где? Ну и нагрузили тебя в твоем угодье! Кто с ружьецом шагает, а ты, дурень, по полям зайцев таскаешь».
Метрику Фила не нашла и потому отправилась в национальный комитет просить новую. Еще и за гербовую марку пришлось заплатить. Заплатить-то заплатила, а потом в шутку написала Яно, что заставляет ее, мол, еще понапрасну расходоваться. Не забыла и добавить: «Все ж не поминай меня лихом. Когда ты пришел домой, пожалуй, уж очень я тебя выбранила. Хоть и поделом тебе. А если тебе делать нечего, можешь мне и чаще писать. Денег не шли, я на себя заработаю. А станет скучно, пиши, хотя твое дело. Писать-то тебе, негодник, не хочется, вспоминаешь меня только тогда, когда тебе что-нибудь нужно. Желаю тебе всего наилучшего, а главное, чтоб в Чехии тебе хорошо жилось и чтоб ты там подольше выдержал...»
Яно не отозвался. Может, подчас и вспоминал о ней, да не написал ни слова. На счастье, у Филы завелось уже много знакомых в городе, было у кого погостить. Когда- когда захаживала и в родную деревню, но и туда лишь
на минуту. Работы не чуралась, да и как чураться — с чего-то надо было жить. Только ведь еще сызмала, дело известное, была не больно расторопна, так что привередничать не приходилось: обычно доставалась ей та работа, от которой другие отказывались.
Но однажды и ей выпала удача. Пошла она как-то в город за покупками, и вдруг остановил ее пожилой, хорошо одетый мужчина — она нередко встречала его на улице, но никогда с ним не разговаривала; а на этот раз он спросил ее, не отнесет ли она письма на почту.
Она ответила, что отнесет.
— Впрочем, не надо даже на почту относить,— сказал он ей.— Просто бросьте его в ящик. И бога ради не сердитесь, что докучаю вам такими глупостями.
— Какие же глупости? Мне нетрудно снести письмо, это же пустячное дело!
И, встретившись с ним на другой день, сказала:
— Письмо отнесла. Только в ящик не бросила — кто знает, каждый ли день выбирают из него письма. Зашла я на почту и сказала, чтоб письмо отправили как положено, потому что об этом попросил меня один господин, и мне хочется выполнить его просьбу.
Мужчина засмеялся, а потом они еще побеседовали. Он расспрашивал ее о том о сем, а при этом и пошучивал. Наконец предложил ей:
— Знаете что, соседушка? Если вы уже не работаете и не перегружены дома хозяйством, не могли бы вы кое- когда зайти ко мне немножко убрать?
— Отчего ж не зайти? Я, конечно, и сама могу подыскать для себя работу, заставлять-то меня работать никогда никому не приходилось, но прийти приду. Если угодно, хоть завтра. Только чтоб ваша хозяюшка не обиделась.
— О моей хозяюшке не беспокойтесь. Мы не живем вместе. А соседи по двору не родня мне. Они вас пусть не заботят!
— Вот и хорошо. Завтра утром обязательно приду.
Она ходила к нему убирать два раза в неделю, выполняла и всякие мелкие поручения, но все еще не знала, что это за человек. Только однажды, когда во время уборки он полез за чем-то в шкаф, она увидела там форму.:
— Простите, господин, мое любопытство, но мне хотелось бы знать, что это у вас за форма?
— А вы не знаете? — рассмеялся он.— Это генеральская форма. Я был генерал. Да, собственно, я и сейчас генерал. Но форму не ношу.
— Вы генерал? А я-то, глупая, даже не знаю, с каким господином чуть ли не каждый день разговариваю. И сейчас как дурочка спрашиваю. Могла бы и сама догадаться, что вы не простой человек. Но и вам бы надо было меня упредить. И зря вы форму не носите.
— А зачем?
— Да ведь люди о вас ничего не знают.
— Ну и пусть, Филка! Пожалуй, так оно лучше. Но потом, со временем, когда у меня будет какой-нибудь праздник, может, я и надену форму. Даже вместе его и отпразднуем.
— Нет, нет, я бы никогда такого себе не позволила.
— Почему же нет?
— Не положено. Я не люблю с господами праздновать. Лучше приду после, поздравлю вас. Но с нынешнего дня буду вас еще больше уважать. Вы только не гневайтесь, что до сих пор принимала вас за обыкновенного человека. Теперь вы будете для меня только пан генерал.
Как-то раз генерал заметил, что Фила плохо убирает. Не хотелось ему выговаривать ей, но все-таки от обратил на это ее внимание:
— Филка, вы, должно быть, неважно видите. Вон там на полу вы оставили мусор. Это не в упрек сказано. Просто мне кажется, что у вас глаза не в порядке.
— Неужто оставила? — Фила осмотрелась.— Пожалуй, и правда! — И она тут же поспешила подмести пол.
— Филка, я еще раньше замечал, что у вас неладно со зрением. В этом ничего нет особенного. Скорей всего нужны очки.
Генерал подошел к часам и спросил:
— Вот скажите, сколько сейчас?
Фила напрягла зрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32