Поговорим по душам.
Она послушалась. Он действительно подставил к кровати стул, только долго на нем не усидел. Не успела Филоменка все взвесить и немного опомниться, как он юркнул к ней под перину...
А потом все завертелось с удивительной быстротой. Яно захаживал к Филе чуть ли не через день. Помог ей собрать и отжать виноград, но уже во время сбора урожая предложил:
— Знаешь что, Филка? Урожай хороший, вина будет вдосталь, чего мудрствовать? Давай не будем ни виноград, ни вино продавать, подождем только, пока оно выбродит, а там и под венец.
— Это ты что задумал? Никак, жениться хочешь?
— А почему бы и нет?
— Да ну тебя! Я о замужестве никогда и не помышляла. Что скажет брат? А его женушка? Да и наши деревенские были бы против.
— Да что ты мелешь? Почему ж это другие всегда
должны решать за тебя? Неужто станем кого спрашивать? Ну их всех к лешему! Филка, ты же взрослая женщина, никто не волен помыкать тобой.
— Нет, Яно, не торопись! Я тебя даже путем и не знаю. Знаю только, как тебя зовут, но кто ты и что делаешь, этого пока мне никто не сказал.
— А кто тебе должен сказать? Если ты меня не знаешь, кто ж тогда меня знает? Знаешь ведь, что я — Яно, ну а делаю что? Я и о том тебе говорил. В городе работаю, при магистрате.
— Какой ты работник при магистрате? Ты ж все лето по грибы хаживал.
— Ну и что? Раз грибы росли. А вообще делаю, что мне положено. Иной раз и улицы подметаю. Понимаю толк и в других делах. Знаю каждый уголок в городе, да и всю округу знаю.
Филоменка раздумывала. Никак не могла решиться. Кабы мать жила, посоветовалась бы с ней. Старая-то говаривала, что Фила никогда не выйдет замуж, но, может, теперь по-иному бы рассудила. Глядишь, ее замужеству и порадовалась бы.
Брат с невесткой долго ее отговаривали. Невестка даже заявилась и давай ее бранить.
— Ей-богу, ты, никак, ума решилась! Да на что тебе муж? Он ведь дурней тебя будет. И все над ним потешаются: «Каков сам, на такову и напал»,— все так говорят.
— Пускай говорят. Если мы и вправду друг друга стоим, значит, лучше столкуемся.
— Только меня на свадьбу не жди. Да и никто не придет. Йожо и то не пущу.
— Не пустишь — дома посидит. Ты же еще даже не знаешь, станем ли мы свадьбу справлять. Вдруг решим тихонько обвенчаться.
Все вроде и шло к тому, как задумали: венчанье должно было произойти без шума; было на нем не более десяти свадебщиков. Зато когда уже шли из костела, хоть дело было вечером, а может, именно поэтому, зевак навалило — тьма! А поскольку люди обожают галдеж, захотелось им и тут погалдеть; загорланил один, загикал другой, и вдруг вся деревня с ума посходила — раскричалась, развизжалась,— чтоб ни Филоменка, ни жених ее свадьбу свою век не забыли. Невеста даже не знала, в какую сторону ей глядеть: хотела глядеть лишь на дорогу, но крик и визг, а йотом и стрельба при
влекли ее внимание. Она осматривалась кругом, улыбалась людям, а когда рядом с ней завизжал Яно, завизжала и она. А деревенский цыган, хоть и привык на хлеб игрой зарабатывать, увидев, что происходит, сразу смекнул, за чем дело стало: во весь опор помчался домой за скрипкой и прибежал с ней в самое время — свадебщики приближались к дому невесты.
— Люди добрые, я вам сыграю, хоть у вас в кармане ветер гуляет, сыграю вам и задаром! Да так сыграю, как еще свет не видывал и не слыхивал! Даже если все струны на скрипке порву!
Это стоило видеть! Едва коснулся он струн, а уж вся деревня встала перед невестиным домом в круг, невеста с женихом плясали посередке, а остальные дробили ногами, прыгали и топали вокруг них, ревели, гикали и визжали; нежданно-негаданно, сопя и пыхтя, притащился деревенский мясник в окровавленном фартуке и с огромной телячьей ножкой на плече.
— А я давеча как раз телочку зарезал! Ну-ка идите, покажите, куда огузок скинуть! — А поскольку показывать ему никто не пошел, он протиснулся в середину круга и давай там прыгать и вертеться вместе с огузком.
А некий Шимон, деревенский кузнец, своим промыслом уже не занимавшийся,— благо, в деревне и в округе конкурентов хватало,— но слывший человеком бывалым и начитанным, раздумался посреди толпы вслух:
— Вот это, скажу я вам, свадьба! Даже те веселятся, что, может, и не думали веселиться. Голытьба женится! Голытьба свадьбу играет, а тут и толстосум не выдержал, кошель развязал. Так, наверно, при коммунизме должно быть. А то и малость получше, нет, гораздо лучше. Так оно когда-нибудь и будет, и не только на один счастливый день. Я об этом читал, я и «Капитал» читал. А там сказано: работал — так требуй того, чего заслужил! А тот, кто прибыток получил, изволь отвалить часть от него, и не только потому, что нынче здесь свадьба! Человек все-таки не каждый день женится! Мы все здесь на земле, все на ней работаем или хотим работать. Ведь это наша земля, все хотим о ней позаботиться. Отвали кусок поля! И батраку дай! А у кузнеца, у кузнеца пускай всегда будет вволю железа, чтобы отлить и наточить лемех для плуга, подкову коню, притыку в воловье ярмо. Дай нам плуг, дай и упряжь! Люди, дайте нам работу, дайте наконец вдосталь работы для каждого трудового и усердного человека! Чтоб каждый мог купить хотя бы козочку и чтоб хватало травы для нее, а для ребенка — пирожок, молока горшок да лепешки кусок. Каждому хочется иметь работу и субботу, а в субботу всего досыта за работу. Нет ничего глупее, чем когда человек женится или замуж идет только потому или прежде всего потому, что у него очень уж часто урчит в животе...
Только Яно оказался сущим наказаньем для Филоменки. Не то чтобы он бил ее, нет, боже упаси! Бить себя она б ему черта с два позволила. Но Яно был верен себе, умел и по-другому ей жизнь усладить. Он и до свадьбы-то был прытким, а сейчас и вовсе земля горела у него под ногами. Он нигде не мог найти себе пристанище. Где жить, и то решить ему было трудно. Сперва всеми правдами и неправдами старался убедить Филу переехать в город, но та о городе и слышать не хотела. Потом оставил эту затею, а со временем ему даже понравилось, что у них две квартиры.
— Ей-богу,— похвастался он,— это как раз то, что мне требовалось. Теперь, по крайней мере, у меня разгон есть. То живи себе в городе, то в деревне, чего еще человеку надо? Хуже, что я работу потерял. Знаешь, как нелегко найти в городе работу?
— Яно, разве у тебя мало работы? Ведь у нас виноградник и при доме небольшой огород, небось нам хватит. Работы в самый раз, захоти только.
— И то правда,— должен был признать Яно. Однако работой он особенно не утруждал себя, не мучился. Хотя и заявлялся на виноградник всякий день, еще и Филу с утра подгонял, чтобы не мешкала дома, но стоило ему прийти туда, как он, послонявшись малость, незаметно улепетывал в лес. — Филка, ты на меня не удивляйся, лес моя слабость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Она послушалась. Он действительно подставил к кровати стул, только долго на нем не усидел. Не успела Филоменка все взвесить и немного опомниться, как он юркнул к ней под перину...
А потом все завертелось с удивительной быстротой. Яно захаживал к Филе чуть ли не через день. Помог ей собрать и отжать виноград, но уже во время сбора урожая предложил:
— Знаешь что, Филка? Урожай хороший, вина будет вдосталь, чего мудрствовать? Давай не будем ни виноград, ни вино продавать, подождем только, пока оно выбродит, а там и под венец.
— Это ты что задумал? Никак, жениться хочешь?
— А почему бы и нет?
— Да ну тебя! Я о замужестве никогда и не помышляла. Что скажет брат? А его женушка? Да и наши деревенские были бы против.
— Да что ты мелешь? Почему ж это другие всегда
должны решать за тебя? Неужто станем кого спрашивать? Ну их всех к лешему! Филка, ты же взрослая женщина, никто не волен помыкать тобой.
— Нет, Яно, не торопись! Я тебя даже путем и не знаю. Знаю только, как тебя зовут, но кто ты и что делаешь, этого пока мне никто не сказал.
— А кто тебе должен сказать? Если ты меня не знаешь, кто ж тогда меня знает? Знаешь ведь, что я — Яно, ну а делаю что? Я и о том тебе говорил. В городе работаю, при магистрате.
— Какой ты работник при магистрате? Ты ж все лето по грибы хаживал.
— Ну и что? Раз грибы росли. А вообще делаю, что мне положено. Иной раз и улицы подметаю. Понимаю толк и в других делах. Знаю каждый уголок в городе, да и всю округу знаю.
Филоменка раздумывала. Никак не могла решиться. Кабы мать жила, посоветовалась бы с ней. Старая-то говаривала, что Фила никогда не выйдет замуж, но, может, теперь по-иному бы рассудила. Глядишь, ее замужеству и порадовалась бы.
Брат с невесткой долго ее отговаривали. Невестка даже заявилась и давай ее бранить.
— Ей-богу, ты, никак, ума решилась! Да на что тебе муж? Он ведь дурней тебя будет. И все над ним потешаются: «Каков сам, на такову и напал»,— все так говорят.
— Пускай говорят. Если мы и вправду друг друга стоим, значит, лучше столкуемся.
— Только меня на свадьбу не жди. Да и никто не придет. Йожо и то не пущу.
— Не пустишь — дома посидит. Ты же еще даже не знаешь, станем ли мы свадьбу справлять. Вдруг решим тихонько обвенчаться.
Все вроде и шло к тому, как задумали: венчанье должно было произойти без шума; было на нем не более десяти свадебщиков. Зато когда уже шли из костела, хоть дело было вечером, а может, именно поэтому, зевак навалило — тьма! А поскольку люди обожают галдеж, захотелось им и тут погалдеть; загорланил один, загикал другой, и вдруг вся деревня с ума посходила — раскричалась, развизжалась,— чтоб ни Филоменка, ни жених ее свадьбу свою век не забыли. Невеста даже не знала, в какую сторону ей глядеть: хотела глядеть лишь на дорогу, но крик и визг, а йотом и стрельба при
влекли ее внимание. Она осматривалась кругом, улыбалась людям, а когда рядом с ней завизжал Яно, завизжала и она. А деревенский цыган, хоть и привык на хлеб игрой зарабатывать, увидев, что происходит, сразу смекнул, за чем дело стало: во весь опор помчался домой за скрипкой и прибежал с ней в самое время — свадебщики приближались к дому невесты.
— Люди добрые, я вам сыграю, хоть у вас в кармане ветер гуляет, сыграю вам и задаром! Да так сыграю, как еще свет не видывал и не слыхивал! Даже если все струны на скрипке порву!
Это стоило видеть! Едва коснулся он струн, а уж вся деревня встала перед невестиным домом в круг, невеста с женихом плясали посередке, а остальные дробили ногами, прыгали и топали вокруг них, ревели, гикали и визжали; нежданно-негаданно, сопя и пыхтя, притащился деревенский мясник в окровавленном фартуке и с огромной телячьей ножкой на плече.
— А я давеча как раз телочку зарезал! Ну-ка идите, покажите, куда огузок скинуть! — А поскольку показывать ему никто не пошел, он протиснулся в середину круга и давай там прыгать и вертеться вместе с огузком.
А некий Шимон, деревенский кузнец, своим промыслом уже не занимавшийся,— благо, в деревне и в округе конкурентов хватало,— но слывший человеком бывалым и начитанным, раздумался посреди толпы вслух:
— Вот это, скажу я вам, свадьба! Даже те веселятся, что, может, и не думали веселиться. Голытьба женится! Голытьба свадьбу играет, а тут и толстосум не выдержал, кошель развязал. Так, наверно, при коммунизме должно быть. А то и малость получше, нет, гораздо лучше. Так оно когда-нибудь и будет, и не только на один счастливый день. Я об этом читал, я и «Капитал» читал. А там сказано: работал — так требуй того, чего заслужил! А тот, кто прибыток получил, изволь отвалить часть от него, и не только потому, что нынче здесь свадьба! Человек все-таки не каждый день женится! Мы все здесь на земле, все на ней работаем или хотим работать. Ведь это наша земля, все хотим о ней позаботиться. Отвали кусок поля! И батраку дай! А у кузнеца, у кузнеца пускай всегда будет вволю железа, чтобы отлить и наточить лемех для плуга, подкову коню, притыку в воловье ярмо. Дай нам плуг, дай и упряжь! Люди, дайте нам работу, дайте наконец вдосталь работы для каждого трудового и усердного человека! Чтоб каждый мог купить хотя бы козочку и чтоб хватало травы для нее, а для ребенка — пирожок, молока горшок да лепешки кусок. Каждому хочется иметь работу и субботу, а в субботу всего досыта за работу. Нет ничего глупее, чем когда человек женится или замуж идет только потому или прежде всего потому, что у него очень уж часто урчит в животе...
Только Яно оказался сущим наказаньем для Филоменки. Не то чтобы он бил ее, нет, боже упаси! Бить себя она б ему черта с два позволила. Но Яно был верен себе, умел и по-другому ей жизнь усладить. Он и до свадьбы-то был прытким, а сейчас и вовсе земля горела у него под ногами. Он нигде не мог найти себе пристанище. Где жить, и то решить ему было трудно. Сперва всеми правдами и неправдами старался убедить Филу переехать в город, но та о городе и слышать не хотела. Потом оставил эту затею, а со временем ему даже понравилось, что у них две квартиры.
— Ей-богу,— похвастался он,— это как раз то, что мне требовалось. Теперь, по крайней мере, у меня разгон есть. То живи себе в городе, то в деревне, чего еще человеку надо? Хуже, что я работу потерял. Знаешь, как нелегко найти в городе работу?
— Яно, разве у тебя мало работы? Ведь у нас виноградник и при доме небольшой огород, небось нам хватит. Работы в самый раз, захоти только.
— И то правда,— должен был признать Яно. Однако работой он особенно не утруждал себя, не мучился. Хотя и заявлялся на виноградник всякий день, еще и Филу с утра подгонял, чтобы не мешкала дома, но стоило ему прийти туда, как он, послонявшись малость, незаметно улепетывал в лес. — Филка, ты на меня не удивляйся, лес моя слабость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32