— Спасибо...— прошептал он.— Спасибо.
Судебный исполнитель снял шляпу, прощаясь со всеми. Затем вышел на улицу, куда вновь вернулось солнце, окинул взглядом молодую прохожую в летнем платье и сел за руль своей машины. Жизнь продолжалась, безразличная ко всему.
Вандербрук развалился на диванчике. Судьба была за него. На этот раз он выиграл, он был в этом уверен.
— Итак? — произнес он.
Толстяк Марсель медленно подошел к Бельгийцу. Он был оглушен, нокаутирован.
— Ну-ка, повторите еще раз, что вы там говорили,— сказал он.
Вандербрук тяжело опустился на стул и вытер лоб. Влажный воздух нес запах грозы, и ему было не по себе, Все тело ломило, как будто его избили, и ему казалось, что он задыхается. Однако он торжествовал. —Ну, что? — кисло спросил Гюсту,
— Наша взяла,— ответил Бельгиец.
— Кид Черч согласен? Вандербрук пожал плечами:
— Кид Черч в счет не идет. Важен его тренер, я вам уже говорил. Вначале он не соглашался. Грозился даже набить мне морду. Важно было выждать. Я же вам сказал, что такие типы сидят без гроша. Когда я уже начал терять надежду, на помощь мне явился один субъект. Догадайтесь, кто?
— Как я могу догадаться? — проворчал Гюсту.
— Судебный исполнитель. Да-да, ребята. Судебный исполнитель, который пригрозил Марселю, что наложит арест на его имущество, если тот не выложит через неделю 500 тысяч. Что мне и требовалось, чтобы прижать Марселя как следует.
— И дальше что?
— Дальше я сходил в банк и вручил Толстяку Марселю наличными 500 тысяч. Я спас этого человека. Он теперь мне ни в чем не откажет. Кид ляжет как миленький. И на этом дело не кончится.
Победа привела Бельгийца в такой восторг, что этот бабник не смотрел даже на проходивших мимо девиц.
— Что ты там еще придумал? — недоверчиво спросил Гюсту.
Может, на первый взгляд это и неплохое дельце, но теперь у него возникли опасения. Зря, конечно, он так загорелся вначале. А ведь он не мальчишка!
— Реванш,— сказал Вандербрук торжествующим тоном,— матч-реванш! Простофили поставят на противника Кида Черча, а Кид Черч на этот раз выиграет, потому что он настоящий чемпион. Он раздавит Лу Реала как муху. И это будет, осмелюсь сказать, прекрасный дубль!
— А если Лу Реал разделается с Кидом? — невозмутимо спросил Гюсту.
Бельгиец жестом отмел подобное предположение:
— Это невозможно. Ты не видел, как этот парень работал во Дворце спорта в тот день, когда...
Он неожиданно замолчал, установилась тишина. А на улице Монторгей прибавилось шума. Летний день клонился к закату. Со стороны Пантэна надвигалась новая гроза.
— в тот день, когда прикончили Сильвера,— тихо договорил Гюсту.
Он отпил глоток аперитива, поставил рюмку и удовлетворенно вздохнул.
— А пока бедняга Туан отдыхает за решеткой. И дальше так продолжаться не может.
Это просто счастье, что Туан молчит. Разумеется, он невиновен в убийстве менеджера, хотя... Никогда нельзя заранее судить, виновен человек или нет. В этом убеждении бандиты немного схожи с полицейскими. Но все же в течение нескольких часов после ареста они все дрожали от страха. Потом поняли, что тот умеет держать язык за зубами. Наверное, он был уверен, что выпутается из этой истории, и не хотел себя ронять в глазах друзей.
Однако помочь-то ему следовало, хотя бы из осторожности. Они удивились, когда узнали, что Жюль Бландье нанял адвоката для Туана. Это произведет плохое впечатление на него, он подумает, что они его бросили. Поэтому Ришар был послан в «Бон сантэ»—бистро, расположенное напротив тюрьмы. Его стены сплошь были увешаны угрожающими надписями, содержащими исключительно запреты, так что это заведение казалось филиалом здания напротив. Тем более, что в нем постоянно бывали уволенные со службы тюремщики, какие-то жалкие безымянные прохожие... Здесь собирались на совещания продажные надзиратели, отсюда можно было за определенную мзду, в среднем десять тысяч франков, передать заключенному письмо, которое избежит цензуры, деньги, которые запрещено иметь, но которые в тюрьме полезны так же, как и везде, сигареты и даже выпивку.
Ришар, отлично знавший что к чему, с помощью хозяина этого преддверья чистилища собрал внушительный пакет, и достойный коммерсант обязался передать его по назначению. Затем Ришар позаботился о том, чтобы проклятую границу преодолела бутылка перно, а также письмо, полное советов, объяснений и утешений.
Это обошлось в двадцать тысяч франков, но в таком деле не стоило скупиться.Гюсту допил свой аперитив, сделал гарсону знак повторить и продолжал нравоучительным тоном:
— Сегодня или завтра в приступе черной тоски Туан расколется, и все мы присоединимся к нему.
— Он не станет колоться, раз мы ему помогаем!— запротестовал Вандербрук.
— Эх! Можно подумать, что ты никогда не сидел за решеткой.
— Я? — обиделся Бельгиец, словно ему нанесли тяжкое оскорбление.— Это ты мне говоришь, мне, который три года гнил в Пуаси?
— Брось, я не хотел тебя обидеть! — сказал Гюсту примирительно.— Но ты представь себя на месте этого бедняги: когда хорошая погода и думаешь о дружках, веселящихся на воле, в голову приходят дурацкие мысли. Может так случиться, однажды он сорвется, расколется, расскажет легавым, что это он укокошил Сильвера...
— Гюсту, не действуй мне на психику,— сказал Бельгиец,— Говорю тебе, он чист.
— Не надо ни за что ручаться,— проговорил марселей.— Когда он пришел сюда, на нем лица не было.
Кто-то бросил в автомат монету, и истеричный певец заорал на весь зал.
— Ты как будто не очень веришь в успех, Гюсту? — сказал Вандербрук.— Во всяком случае,— добавил он вставая,— я доволен сегодняшним днем.
— Куда ты идешь? — забеспокоился Ришар.
— Пойду взгляну, как тренируется молодежь. Кто знает, может, подвернется дельце. Привет!
— Ай-ай-ай! — Гюсту покачал головой.— Хочешь, я скажу тебе, Ришар? Этот тип — олух. Когда эта история закончится, я свои денежки заберу. А папочка Вандербрук пусть идет туда, куда я думаю.
Он одним глотком допил аперитив и встал.
— Если все закончится благополучно,—добавил он тихо.
— Куда вы пойдете теперь, месье Гюсту? —рассеянно спросил Ришар.
— На площадь Инвалидов играть в шары вместе с одним отставным полковником. Мы с ним — одна команда.
— А он хорошо играет?
— Горе мне! Если все они такие же меткие, неудивительно, что мы проиграли войну!
И он, в свою очередь, покинул бар с презрительным достоинством преуспевающего коммерсанта.Толстяк Марсель сунул пятьсот тысяч франков в кармани вытер лоб. Оставив бар под присмотром Оскара, он поднялся по небольшой деревянной, закрученной, как штопор, лесенке и толкнул дверь в свою комнату. — Это ты, Марсель?— донесся до него голос Симоны из соседней комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32