Привратник почесал затылок, — Месье Марко, но... — Кто это?
— Он работает в текстильной промышленности. Он ушел в половине девятого.
— Ах, так?
— Да, только в это время месье Сильвера здесь еще не было.
Шенье удрученно кивнул. Как и всякий раз, когда он начинал следствие, ему казалось, что он никогда не сможет раскрыть преступления.
— А к Сильверу никто не приходил?
— Никто. Вернее, я никого не видел. Понимаете... я на минутку отлучился...
— Куда?
— В табачную лавочку на углу. Но я видел, как кто-то вышел.
Когда?
Около половины десятого. Я собирался ложиться спать,
— Вы знаете этого человека? Леопольд кивнул.
- То есть я знаю его в лицо. Он часто бывает в здешних бистро,
— Чем он занимается?
— Не знаю. Похоже, ничем.
Симони взглянул на Шенье. В кабинете не нашли ни одного су, в то время как бумажник Сильвера был набит деньгами. Являлось ли ограбление мотивом преступления, было неясно,
— Вы знаете, как его зовут?
— Туан. Туан Олив.
Симони вновь взглянул на патрона. Это имя им кое-что говорило. Он открыл было рот, но в этот момент вошла мадам Сильвер.Внезапно Шенье почувствовал страшную усталость. Он отдал бы королевство за то, чтобы оказаться теперь в своей постели. Комиссаром овладело бешенство. Он должен до рассвета схватить того, кто сделал это. кто повинен во всех его неприятностях! До рассвета...
С того момента, как Туан зловещим тоном сообщила «Сильвер не согласен», мужчины, собравшиеся в «Золотой звезде», почти не разговаривали.Ришар, разумеется, молчал, как всегда, Туан выглядел подавленным; Вандербрук грыз ногти.
Наконец, марселец прочистил горло и, покачав головой, перевел взгляд с Туана на Вандербрука.
— Вы оба,— сказал Гюсту,— напоминаете мне кое-кого, кого я очень любил. Я так любил его, бедняжку, что даже боялся за него, когда он переходил улицу, Но теперь я спокоен, он в безопасности.
— В провинции? — спросил Вандербрук.
— Нет,— сухо ответил марселец.— На кладбище Тиэ. Он поднял жирную руку, всю в кольцах, руку бездельника.
— Несчастный случай...— сказал он.— Чистил револьвер, а вы знаете, как быгает с револьверами... Иногда они стреляют сами.
Вандербрук проглотил слюну.
— Зачем ты это рассказываешь? Гюсту поднял на него невинный взгляд.
— Я? Да так. Просто этот летний вечер напоминает мне день рождения того парня.
— Он чокнулся! — произнес Туан.
— Чокнулся, может быть. Но я не дурак,-— сказал Гюсту.— Ты и твой дружок Вандербрук втянули меня в гиблое дело. Это все, что я знаю, и ничего больше знать не желаю.
— Как гиблое? — запротестовал Бельгиец.—Это чистое дело и...
— Такое чистое, что пахнет тюрьмой,— невозмутимо прервал его Гюсту.
Марселей положил руку на стол и, откинувшись назад, тяжело вздохнул:
— Вечно одна и та же история. В жадности не знаем меры. Вот уже тридцать лет, как я говорю себе это, и тем не менее...
— Ты хочешь сказать, что я тебя обманул? — резко спросил Вандербрук.
— О, нет! — мягко возразил Посту.— Ты на это не способен. Я доверяю твоей заслуженной репутации честного человека. Но, возможно, ты допустил промах. Ты переоценил свои силы и уменье. Только для меня, сынок, ты лишь маклер, биржевый игрок, нотариус, слышишь? Нотариус.
— Может, ты перестанешь на нас орать? — возмутился Туан.
— Я? — переспросил Посту.— Я ничего не говорю! Пей, смотри на девочек и помалкивай.
Туан не стал спорить.Теперь Посту наклонился вперед, облокотись на стол, и взглянул Бельгийцу прямо в глаза.
— Сынок,— сказал он,— я поставил два миллиона на заезд. Лошадка не поскакала. Я хочу, чтобы мне вернули деньги. На остальное мне плевать.
— Это невозможно,— сухо произнес Вандербрук, Он выпрямился, просунул большие пальцы под подтяжки.
— Это невозможно?—тихо переспросил Гюсту. В его спокойном, чуть удивленном голосе звучала угроза.—А почему невозможно?
— Потому что, как ты сам только что сказал, есть пари, по которым придется платить.
— Значит, возвращаемся к тому, что я говорил. Лучше бы я вложил свои денежки в торговлю бюстгальтерами. По крайней мере у меня ее было бы неприятностей, Говорю тебе, Вандербрук, ты вроде этого Пополя.
— Кто такой Пополь?
— Тот, что купил себе особнячок на кладбище Тиэ. Быстрым движением Бельгиец сунул руку в карман пиджака.
— Ты мне угрожаешь? — проговорил он.
— С чего ты взял? — марселец оставался спокойным.—И вытащи руку из кармана. Ты прекрасно знаешь, что в нем, кроме портсигара, ничего нет!
— Вврочем,— произнес Вандербрук,— я в состоянии... Он взглянул на Туана, но тот не поднимал головы. А на Ришара рассчитывать не приходилось.
— В состоянии что?..
— История еще не окончена,— ответил Бельгиец.
— Но очень к этому близка,— бросил Гюсту.— Силь-вер не согласен.
— Ну и что? Сильвер не согласен? Это ничего не значит.
— Значит — десять миллионов самое меньшее.
— Сильвер еще не все. В конце концов, он лишь менеджер!
— И что?
— У менеджеров полно денег. Возможно, я и сделал ошибку, обратившись к Сильверу, признаюсь. Все люди ошибаются, а? Меньше всех в этом бизнесе зарабатывают сами боксеры.
— Не рассчитывай, что я пойду и предложу ему проиграть в третьем раунде,— сказал Гюсту.
— Я не такой дурак,— возразил Вандербрук.— Не с Ламрани надо разговаривать. Эти ребята чересчур нервные. Нет! Надо его брать с другого конца.
— И кого же ты имеешь в виду? Его подружку? — спросил Гюсту с иронией.
— Нет. Его тренера. Есть же у него тренер, а?
— Наверное. А ты его знаешь?
— Конечно, знаю. Не думай, я начал с того, что навел справки насчет Ламрани.. Его тренирует тип по имени Мордефруа, но, учитывая его финансовое положение, ему больше подошла бы фамилия Мордефен. Он беден как церковная крыса.
Вандербрук отпил глоток пива. Он вновь был спокоен» однако рука его еще немного дрожала.
— Еще не все потеряно,— сказал он.— У нас впереди несколько дней. Завтра утром я пойду к этому Морде. фруа.
— Ну что ж,— согласился марселец,— как хочешь. Но я тебе говорю, если это дело прогорит, я выхожу из игры и разбирайся с клиентами сам.
— Дай мне три дня, Гюсту.,, Пока Мордефруа уговорит Ламрани.
— Идет,— сказал Гюсту, вставая.— А теперь я пошеД спать и постараюсь не увидеть плохих снов.
Время пролетело быстро, и вряд ли можно было ожи< дать новых клиентов. А если и придут, зайдут еще раз; завтра. Марселей был человеком пунктуальным и любил порядок.
— Если будут меня спрашивать;—сказал он Эмилю уходя,— я приду завтра в полдень.
Вандербрук тоже ушел в сопровождении Ришара и Гонзалеса. Туан облокотился на стойку бара. Ему не хотелось спать. Нервы его были натянуты как струны. Сегодняшняя история выбила его из колеи.
— Плесни мне коньяка с водичкой, Эмиль, и положи побольше льда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32