Следователь склонился над папкой с делом» перелистал документы; Комиссар Шенье бросил быстрый взгляд на Валентина и слегка улыбнулся.
— Короче говоря, мэтр, вы по-прежнему требуете освободить условно вашего клиента?—спросил месье Эрикар своим пронзительным голосом.
— Условно? Мне кажется, речь должна идти о прекращении уголовного дела. Туан абсолютно невиновен.
— Это ваша точка зрения, а не моя. Я не говорю, что он виновен в преступлении, за которое вы его арестовали, господин комиссар.
Шенье изобразил смущение и согласно кивнул. Ему не терпелось выйти из этого кабинета, где пахло старой бумагой и вековой пылью, очутиться на бульваре под лучами солнца. Этим вечером он уедет в отпуск и вернется в Париж не раньше чем через месяц, насладившись солнцем и рыбной ловлей.
— Поскольку вы арестовали этого Жюля Бландье, который во всем признался и для которого это не первое преступление, я согласен прекратить уголовное дело, возбужденное против Туана.
— Правильно,— заметил Валентин.
— Правильно в отношении данного преступления,— продолжал следователь,— но он все же нарушил закон. Э-э! незаконная организация тайных пари, э-э! вы не можете этого отрицать.
— Несомненно,— согласился Валентин, который надеялся, что следователь все забудет.
Но этому человеку огромный опыт заменял память. Уже тридцать лет он вел следствия и ничего не упускал из виду.
— Вам не кажется,— сказал Валентин, что мой клиент уже расплатился за это. Подумайте о бессонных ночах, которые он провел в тюрьме, о ноже гильотины, занесенном над его головой, как дамоклов меч... Он заслуживает некоторого снисхождения.
— Мэтр,— произнес следователь,— не со снисхождением вершится правосудие. А со строгостью, смиряемой благоразумием. Не я писал закон.
— Монополия на пари аморальна! — сказал Валентин.
— Без сомнений, но она существует. Не я писал закон,— повторил старик.
Эти слова служат аргументом всем следователям, когда им не хватает других.
— А что у вас, господин комиссар? Где ваши «клиенты»?
— В тюрьме предварительного заключения,—ответил Шенье.— Сегодня утром я арестовал Гюсту. Он не был вчера во Дворце Правосудия, поэтому, пробудившись, был неприятно удивлен.
— Вот видите, мэтр,— обрадовался следователь,— я не могу обвинить Вандербрука и Гюсту, а Туана отпустить. Все, что я могу сделать,— это освободить его условно, так же как и других, кроме Вандербрука, которому будет предъявлено обвинение в соучастии в убийстве и подстрекательстве к преступлению.
Он откинулся в кресле, нюхнул табаку и шумно высморкался.
«Другого такого следователя не увидишь!»—подумал Валентин.
— Вам известно, что обвиняемых, находящихся на свободе, особенно когда они просидели в предварительном заключении, на суде... редко приговаривают к тюремному заключению. Однако, поскольку один из них не новичок, вряд ли можно рассчитывать на условное осуждение. Думаю все же, что дело ограничится простым штрафом. Конечно, если они попадут к председателю Дюферу...
Этого Дюфера, которому безответственность заменила совесть, прозвали Максимум. Он умудрился вызвать неприязнь самого министра юстиции, и недавно стало известно, что ему грозит скорый перевод в провинцию. И это не отразилось в лучшую сторону на его характере.
Месье Эрикар поправил пенсне, заглянул в блокнот.
— Ну что ж,— сказал он.— Мэтр, вы можете прийти ко мне в кабинет завтра в три часа? Вы свободны?
Валентин в свою очередь достал записную книжку.
- Завтра в три часа? Гм! У меня есть небольшое дело в семнадцатой... Серьезное дело. Около четырех я выступаю на процессе.
— Как вам угодно, мэтр,— сказал следователь вежливо.— Вас больше устроит другое время?
— Нет, нет, господин следователь, в три часа, отлично.
— Значит, в три часа,— месье Эрикар сделал пометку в своем блокноте.—Я вызову Туана. Я предъявлю ему обвинение в организации нелегальных пари и заодно подпишу постановление об условном освобождении.
— Благодарю вас, господин следователь.— Валентин слегка поклонился.
Он направился к двери, но Эрикар окликнул его:
— Скажите, мэтр, любопытно было бы узнать, какова ваша истинная профессия?
— Но...
— Адвокат или полицейский? — следователь поудобней уселся в кресле.— Милый юноша, если вы будете так работать, вы никогда не сделаете себе имя! .
Теперь, когда официальная беседа закончилась, можно было говорить более непринужденно.
— Я не говорю, что ваш метод нехорош, э-э! Но если вы никогда не будете выступать в Суде присяжных, вас никто не будет знать. Иногда лучше,—добавил, смеясь, месье Эрикар,— на публике пожертвовать головой клиента, чем добиться для него освобождения в тишине следовательского кабинета.
Старикан явно любил парадоксы.
— Что касается вас, господин комиссар, будьте любезны прислать ко мне всю эту прекрасную компанию к четырем часам. Тогда они смогут в конце дня направиться в тюрьму.
— Хорошо, господин следователь.
— Опрокинем по кружечке у стойки? — предложил Валентин комиссару, когда они вышли из кабинета следователя.
— Хорошо, только побыстрей,— сказал Шенье.— Я должен сейчас ехать за мадам Сильвер. Представьте, я предполагал что-нибудь в этом духе, но у всех было алиби. Меня восхищает ваша проницательность.
— Должен признаться, что я был не очень догадлив,— ответил Валентин.— К тому же, черт побери, мне и в голову не пришло, что Жасмина сама организовала на себя покушение.
Лето пело в зеленой листве деревьев. Светлые платья женщин контрастировали с черными мантиями адвокатов, иногда пересекающих бульвар.
— Вот что значит любовь! — вздохнул комиссар.— Это пришло ей на ум после визита к ней инспектора Симони. Когда она поняла, что у полиции подозрения на убийство из ревности, а в некоторой степени так оно и было, она придумала весь этот спектакль и вновь обратилась за помощью к Жюлю Бландье. Кстати, ей повезло, что она ос-
талась в живых. Две пули прошли в десяти сантиметрах от нее. Этот негодяй, должно быть, хороший стрелок.
- Интересно, почему он признался во всем?—сказал Валентин.—Никто его ни о чем не спрашивал. По крайней мере, о покушении.
— Он хотел, чтобы Жасмина поглубже завязла, черт возьми! —ответил Шенье.—Он надеется таким образом заслужить снисхождение присяжных.
Валентин отпил пива.
— Разумеется,— произнес комиссар,—это покушение уменьшило наши подозрения на ее счет; ведь мы предполагали, что она с чьей-то помощью избавилась от мужа из любви к Киду Черчу.
Валентин закурил сигарету, выпустил дым через нос.
— Я не подозревал Жасмину до того, как она начали тогда у себя дома ругать Бландье, Но я, как дурак, вспомнил об этом лишь после матча Лу Реала с Кидом Черчем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32