от непрошеных посетителей, полковник Толбот. Мне послышалось, что вы тяжело дышите, и я решил, что вы заболели. Только поэтому я и потревожил вас.
– Я здоров, – сказал полковник, – совершенно здоров.
– Но я вижу, что у вас какое-то горе, – сказал Эдуард, – неужели нельзя ему помочь?
– Нет, ничем не поможешь. Я думал о своем доме и о неприятных известиях, которые я оттуда получил.
– Боже мой, неужели мой дядя?.. – воскликнул Уэверли.
– Нет, это горе касается исключительно меня. Мне стыдно, что вы были свидетелем того, как я поддался ему, но порой нашим горестным чувствам приходится давать отдушину, чтобы в остальное время достойнее их сносить. Я не хотел открыться вам, так как мог вас опечалить, а помочь мне все равно не в ваших силах. Но вы застали меня врасплох… И я вижу, что сами вы очень удивлены… Я не терплю секретов… Прочтите это…
Писала полковнику его сестра:
Получила твое письмо, дорогой брат, через Ходжеса. Сэр Э.У. и мистер Р. пока еще на свободе, но выезд из Лондона им запрещен. Как я была бы рада поделиться с тобой столь же благополучными вестями из дому. Но сообщение о несчастном деле под Престоном поразило нас как громом, в особенности ужасное известие, что ты погиб. Ты знаешь, в каком положении была леди Эмили, когда ты вынужден был ее покинуть из дружбы к сэру Э. На нее уже сильно подействовали печальные известия о мятеже в Шотландии; однако она старалась держаться мужественно, как, по ее словам, подобает твоей жене, а также ради ожидаемого наследника. Увы, дорогой брат, этим надеждам теперь положен конец! Несмотря на все мои старания, этот несчастный слух дошел до нее, прежде чем ее успели подготовить. У нее немедленно начались родовые муки, и несчастный младенец прожил всего несколько минут. Дай бог, чтобы на этом окончились наши несчастья! Но хотя своим письмом ты и опроверг ужасный слух и значительно ободрил ее, тем не менее д-рххх опасается. серьезных и, как ни прискорбно это писать, даже роковых последствий для ее здоровья, особенно из-за неизвестности, в которой ей придется пребывать еще некоторое время. К этому прибавляются еще представления о жестокости людей, к которым ты попал в руки.
Вот почему, дорогой брат, я прошу тебя, как только ты получишь это письмо, приложить все усилия, чтобы добиться освобождения – на честное ли слово, за выкуп или какими-либо иными возможными путями. Я не преувеличиваю опасности, в которой находится леди Эмили, но я не имею права, не смею скрывать от тебя правду.
Всегда, мой дорогой Филипп, преданная тебе сестра Дюси Толбот.
Прочитав это письмо, Уэверли остолбенел. Вывод для него был ясен: все эти несчастья свалились на полковника лишь потому, что он отправился его разыскивать. То, чего нельзя было поправить, уже само по себе было достаточно жестоко полковник Толбот и леди Эмили долгое время оставались бездетными и были вне себя от радости при мысли о ребенке. Теперь их надеждам не суждено было сбыться. Но и это разочарование было ничто по сравнению с угрожавшим несчастьем. И Эдуард с ужасом думал, что первопричиной всех этих зол является именно он.
Прежде чем он нашел в себе Силы ответить, полковник уже совершенно овладел собой, хотя по его затуманенному взору все еще видно было, как глубоко он страдает.
– Это такая женщина, дружок мой, – сказал он, – из-за которой и воину не стыдно плакать. – Он протянул ему миниатюру. На ней было изображено лицо, вполне заслуживающее такой похвалы. – А между тем, – продолжал он, – этот портрет – лишь слабое отражение очарования, которым она обладает… или обладала… быть может, об этом уже нужно говорить в прошедшем… Но да свершится воля господня!
– Вы должны ехать, сейчас же ехать к ней на помощь. Еще не поздно… Не должно быть поздно…
– Ехать? Мне? Вы забыли, что я пленник и дал слово…
– Приставлен к вам я… Я освобождаю вас от вашего слова. Я буду отвечать за вас.
– На это вы не имеете права, и честь моя не позволит мне взять свое слово обратно. Ответственность падет на вас.
– Ну и что ж? Если надо будет, отвечу головой – воскликнул Уэверли в бурном порыве чувств. – На мне уже лежит смерть вашего ребенка, не делайте же меня убийцей вашей жены!
– Нет, мой дорогой Эдуард, – сказал Толбот, ласково взяв его за руку, – вы тут ни при чем, и если я в течение двух дней скрывал от вас свое горе, то именно потому, что боялся, как бы вы по своей преувеличенной чуткости не посмотрели на него с этой точки зрения. Вы никак не могли предвидеть, что я отправлюсь из Англии, чтобы разыскивать вас. Вы ведь едва знали о моем существовании. Небу известно, как тяжело человеку отвечать ужe за прямые последствия своих поступков, которые можно было предвидеть, но отвечать еще и за все то, что они косвенно влекут за собой, – этого великое и милосердное существо, которое одно может видеть взаимную связь человеческих дел, не положило своим бренным созданиям.
– Но как могли вы оставить леди Эмили, – сказал Уэверли с глубоким чувством, – в положении, когда она наиболее драгоценна для мужа, чтобы разыскивать какого-то…?
– Я только выполнил свой долг, – спокойно ответил полковник Толбот, – и не сожалею, не должен сожалеть об этом. Если бы путь благодарности и чести был всегда ровным и легким, в том, что я следую по нему, не было бы никакой заслуги. Но часто он идет вразрез с нашими интересами и страстями, а иногда и с самыми святыми чувствами. Таковы испытания жизни, и это последнее, хоть и самое горестное (здесь слезы невольно навернулись ему на глаза), не первое, которое мне довелось испытать. Но об этом мы поговорим завтра, – сказал он, крепко сжимая обе руки Уэверли. – Доброй ночи. Постарайтесь забыться на несколько часов. В шесть рассветает, а теперь уже третий час. Спокойной ночи.
Эдуард ушел, не осмелясь произнести ни слова.
Глава 56. Хлопоты
Когда полковник Толбот вышел на другой день к завтраку, слуга Уэверли сказал ему, что наш герой ушел из дому на рассвете и еще не возвращался. Утро было на исходе, когда он прибежал, запыхавшийся, но сияющий, что сильно удивило полковника.
– Вот, – воскликнул он, бросая бумагу на стол, – вот результат моих утренних хлопот… Алик, собирай вещи полковника. Живей, живей!
Полковник с удивлением пробежал бумагу. Это был пропуск, выданный принцем полковнику Толботу на проезд до Лита или любого иного порта, находящегося в руках войск его королевского высочества. Предъявителю разрешалось свободно сесть на любое судно, отправляющееся в Англию или в иные края. Полковник Толбот, со своей стороны, должен был дать слово в течение двенадцати месяцев не браться за оружие против дома Стюартов.
– Господи, – воскликнул полковник с сияющими глазами, – как вам удалось его добыть?
– Я отправился к принцу на утренний прием в тот час, когда он обычно встает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
– Я здоров, – сказал полковник, – совершенно здоров.
– Но я вижу, что у вас какое-то горе, – сказал Эдуард, – неужели нельзя ему помочь?
– Нет, ничем не поможешь. Я думал о своем доме и о неприятных известиях, которые я оттуда получил.
– Боже мой, неужели мой дядя?.. – воскликнул Уэверли.
– Нет, это горе касается исключительно меня. Мне стыдно, что вы были свидетелем того, как я поддался ему, но порой нашим горестным чувствам приходится давать отдушину, чтобы в остальное время достойнее их сносить. Я не хотел открыться вам, так как мог вас опечалить, а помочь мне все равно не в ваших силах. Но вы застали меня врасплох… И я вижу, что сами вы очень удивлены… Я не терплю секретов… Прочтите это…
Писала полковнику его сестра:
Получила твое письмо, дорогой брат, через Ходжеса. Сэр Э.У. и мистер Р. пока еще на свободе, но выезд из Лондона им запрещен. Как я была бы рада поделиться с тобой столь же благополучными вестями из дому. Но сообщение о несчастном деле под Престоном поразило нас как громом, в особенности ужасное известие, что ты погиб. Ты знаешь, в каком положении была леди Эмили, когда ты вынужден был ее покинуть из дружбы к сэру Э. На нее уже сильно подействовали печальные известия о мятеже в Шотландии; однако она старалась держаться мужественно, как, по ее словам, подобает твоей жене, а также ради ожидаемого наследника. Увы, дорогой брат, этим надеждам теперь положен конец! Несмотря на все мои старания, этот несчастный слух дошел до нее, прежде чем ее успели подготовить. У нее немедленно начались родовые муки, и несчастный младенец прожил всего несколько минут. Дай бог, чтобы на этом окончились наши несчастья! Но хотя своим письмом ты и опроверг ужасный слух и значительно ободрил ее, тем не менее д-рххх опасается. серьезных и, как ни прискорбно это писать, даже роковых последствий для ее здоровья, особенно из-за неизвестности, в которой ей придется пребывать еще некоторое время. К этому прибавляются еще представления о жестокости людей, к которым ты попал в руки.
Вот почему, дорогой брат, я прошу тебя, как только ты получишь это письмо, приложить все усилия, чтобы добиться освобождения – на честное ли слово, за выкуп или какими-либо иными возможными путями. Я не преувеличиваю опасности, в которой находится леди Эмили, но я не имею права, не смею скрывать от тебя правду.
Всегда, мой дорогой Филипп, преданная тебе сестра Дюси Толбот.
Прочитав это письмо, Уэверли остолбенел. Вывод для него был ясен: все эти несчастья свалились на полковника лишь потому, что он отправился его разыскивать. То, чего нельзя было поправить, уже само по себе было достаточно жестоко полковник Толбот и леди Эмили долгое время оставались бездетными и были вне себя от радости при мысли о ребенке. Теперь их надеждам не суждено было сбыться. Но и это разочарование было ничто по сравнению с угрожавшим несчастьем. И Эдуард с ужасом думал, что первопричиной всех этих зол является именно он.
Прежде чем он нашел в себе Силы ответить, полковник уже совершенно овладел собой, хотя по его затуманенному взору все еще видно было, как глубоко он страдает.
– Это такая женщина, дружок мой, – сказал он, – из-за которой и воину не стыдно плакать. – Он протянул ему миниатюру. На ней было изображено лицо, вполне заслуживающее такой похвалы. – А между тем, – продолжал он, – этот портрет – лишь слабое отражение очарования, которым она обладает… или обладала… быть может, об этом уже нужно говорить в прошедшем… Но да свершится воля господня!
– Вы должны ехать, сейчас же ехать к ней на помощь. Еще не поздно… Не должно быть поздно…
– Ехать? Мне? Вы забыли, что я пленник и дал слово…
– Приставлен к вам я… Я освобождаю вас от вашего слова. Я буду отвечать за вас.
– На это вы не имеете права, и честь моя не позволит мне взять свое слово обратно. Ответственность падет на вас.
– Ну и что ж? Если надо будет, отвечу головой – воскликнул Уэверли в бурном порыве чувств. – На мне уже лежит смерть вашего ребенка, не делайте же меня убийцей вашей жены!
– Нет, мой дорогой Эдуард, – сказал Толбот, ласково взяв его за руку, – вы тут ни при чем, и если я в течение двух дней скрывал от вас свое горе, то именно потому, что боялся, как бы вы по своей преувеличенной чуткости не посмотрели на него с этой точки зрения. Вы никак не могли предвидеть, что я отправлюсь из Англии, чтобы разыскивать вас. Вы ведь едва знали о моем существовании. Небу известно, как тяжело человеку отвечать ужe за прямые последствия своих поступков, которые можно было предвидеть, но отвечать еще и за все то, что они косвенно влекут за собой, – этого великое и милосердное существо, которое одно может видеть взаимную связь человеческих дел, не положило своим бренным созданиям.
– Но как могли вы оставить леди Эмили, – сказал Уэверли с глубоким чувством, – в положении, когда она наиболее драгоценна для мужа, чтобы разыскивать какого-то…?
– Я только выполнил свой долг, – спокойно ответил полковник Толбот, – и не сожалею, не должен сожалеть об этом. Если бы путь благодарности и чести был всегда ровным и легким, в том, что я следую по нему, не было бы никакой заслуги. Но часто он идет вразрез с нашими интересами и страстями, а иногда и с самыми святыми чувствами. Таковы испытания жизни, и это последнее, хоть и самое горестное (здесь слезы невольно навернулись ему на глаза), не первое, которое мне довелось испытать. Но об этом мы поговорим завтра, – сказал он, крепко сжимая обе руки Уэверли. – Доброй ночи. Постарайтесь забыться на несколько часов. В шесть рассветает, а теперь уже третий час. Спокойной ночи.
Эдуард ушел, не осмелясь произнести ни слова.
Глава 56. Хлопоты
Когда полковник Толбот вышел на другой день к завтраку, слуга Уэверли сказал ему, что наш герой ушел из дому на рассвете и еще не возвращался. Утро было на исходе, когда он прибежал, запыхавшийся, но сияющий, что сильно удивило полковника.
– Вот, – воскликнул он, бросая бумагу на стол, – вот результат моих утренних хлопот… Алик, собирай вещи полковника. Живей, живей!
Полковник с удивлением пробежал бумагу. Это был пропуск, выданный принцем полковнику Толботу на проезд до Лита или любого иного порта, находящегося в руках войск его королевского высочества. Предъявителю разрешалось свободно сесть на любое судно, отправляющееся в Англию или в иные края. Полковник Толбот, со своей стороны, должен был дать слово в течение двенадцати месяцев не браться за оружие против дома Стюартов.
– Господи, – воскликнул полковник с сияющими глазами, – как вам удалось его добыть?
– Я отправился к принцу на утренний прием в тот час, когда он обычно встает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144