Итак, скажи мне твое имя.
— Назвать мое имя — вам? Ни за что, никогда! — ответил мальчик с глубочайшим волнением, причина которого была для Найджела загадкой.
— Неужели ты так боишься меня? — спросил он. — И все из-за того, что я заключенный и человек, обвиненный в преступлении? Поверь, можно быть и тем и другим, но не заслуживать ни лишения свободы, ни подозрений. Почему ты относишься ко мне с таким недоверием? Ты сейчас одинок, без друзей, я тоже; поневоле твое положение вызывает во мне сострадание, когда я размышляю о своей судьбе. Будь благоразумен: не только на словах, но от всего сердца я желаю тебе добра.
— Я не сомневаюсь в этом, милорд, нисколько не сомневаюсь, — ответил мальчик. — Я мог бы рассказать вам все, то есть почти все.
— Не рассказывай ничего, дружок, кроме того, что поможет мне быть тебе полезным.
— Вы так великодушны, милорд; я убежден, да, совершенно убежден, что я мог бы смело довериться вашей чести. Но все-таки… Мне так неловко, я вел себя так опрометчиво, неосторожно… Нет, я не могу рассказать о своем безрассудстве. Кроме того, я уже открылся одному человеку, мне показалось даже — я тронул его сердце… И тем не менее я попал сюда.
— Кому же ты открылся? — спросил Найджел,
— Я не смею сказать, — ответил юноша.
— В тебе есть что-то необычное, дружок, — сказал лорд Гленварлох, ласково, но настойчиво отводя руку, которой мальчик опять прикрыл себе глаза. — Не терзай себя больше мыслями о своей участи. Как часто бьется твой пульс, рука горит… Ляг на тюфяк, попытайся успокоиться и заснуть. Сон — лучшее и самое доступное сейчас лекарство от мыслей, которыми ты себя мучаешь,
— Благодарю вас за внимание и предупредительность, милорд, — сказал мальчик. — С вашего позволения, я посижу еще немного в кресле: мне в нем будет удобнее, чем на тюфяке. Я спокойно поразмыслю над тем, что я совершил и что мне предстоит делать дальше, а если бог ниспошлет благодетельный сон измученному созданию, то я буду очень рад.
С этими словами мальчик высвободил свою руку из руки Найджела и, завернувшись в широкий плащ и прикрыв им лицо, погрузился в сон или в раздумье, между тем как его товарищ, несмотря на утомительные события, пережитые им в этот день и накануне, продолжал задумчиво ходить по камере.
Каждый читатель знает на своем опыте, что по временам человек не только не в состоянии управлять внешними обстоятельствами, но не в силах справиться даже со своенравным миром собственных мыслей. Вполне естественно, что Найджел собирался хладнокровно обдумать свое положение и наметить путь, какой ему, человеку здравомыслящему и мужественному, надлежало принять; но несмотря на критическое положение, в котором очутился Найджел, он, помимо своей воли, думал больше о судьбе товарища по заключению, чем о собственной. Он не мог подыскать объяснения такому блужданию мыслей, но в то же время ничего не мог с собой поделать. Умоляющие нотки нежнейшего голоса, какой он когда-либо слышал, все еще звучали в его ушах, хотя сон, казалось, уже сковал уста говорившего. Найджел на цыпочках подошел к мальчику, желая удостовериться, что тот спит. Складки плаща совершенно скрывали нижнюю часть лица, но сдвинувшаяся набок шапочка открывала лоб, испещренный голубоватыми жилками, закрытые глаза и длинные шелковистые ресницы.
«Бедное дитя, — сказал про себя Найджел, глядя, как мальчик уютно свернулся в складках плаща, — твои ресницы еще влажны от слез, должно быть ты вволю наплакался, прежде чем уснул. Печаль — суровая нянька для столь юного и нежного существа. Пусть будет сладостен твой сон, я не потревожу тебя. Мои собственные несчастья требуют внимания, и им я должен посвятить теперь свои размышления».
Найджел пытался сосредоточиться, но тысячи предположений, рождавшихся в его мозгу и касавшихся по-прежнему больше спящего, нежели его самого, все время отвлекали его. С досадой, даже гневно, он упрекал себя за чрезмерный интерес к тому, о ком он ровно ничего не знал, чье общество было ему навязано, кто мог быть шпионом, подосланным тюремщиками; но очарование не исчезало, и мысли, которые он старался отогнать от себя, продолжали его преследовать.
Так прошло с полчаса, на исходе которых снова раздался скрежет отодвигаемых засовов и голос тюремщика возвестил, что какой-то человек желает поговорить с лордом Гленварлохом.
«Поговорить со мной сейчас, при таких обстоятельствах! Кто б это мог быть?» — подумал Найджел.
Джон Кристи, бывший хозяин с пристани святого Павла, вошел в камеру, разрешив тем его сомнения.
— Добро пожаловать, мой честный хозяин! — воскликнул лорд Гленварлох. — Мог ли я думать, что увижу вас в моем узилище?
С этими словами он подошел к Джону и дружески, как старый знакомый, протянул ему руку, но тот отпрянул, точно от взгляда василиска.
— Оставьте при себе свои любезности, милорд, — угрюмо сказал он. — Тех, которыми вы меня наградили, мне хватит на всю жизнь.
— Что с вами, мейстер Кристи? — спросил Найджел. — Что это значит? Надеюсь, я не оскорбил вас?
— Не спрашивайте меня, милорд, — резко ответил Кристи. — Я человек мирный, я пришел сюда не для того, чтобы ссориться с вами, для этого сейчас не время и не место. Имейте в виду, мне известно, как разодолжила меня ваша честь, так что сообщите поскорей и покороче, где несчастная женщина. Что вы с ней сделали?
— Что я с ней сделал? — переспросил Найджел. — С кем? Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Да, да, милорд, прикидывайтесь удивленным, однако вы не можете не догадаться, что речь идет о бедной дурочке, что была моей женой, пока не сделалась любовницей вашей светлости.
— Ваша жена? Разве она оставила вас? И вы обвиняете в этом меня?
— Вот именно, милорд, как это ни странно, — ответил Кристи с горькой иронией и каким-то подобием улыбки, так не вязавшейся с искаженным лицом, сверкающими глазами и выступившей на губах пеной. — Я пришел к вашей светлости как раз за этим. Без сомнения, вы удивляетесь, что я взял на себя такой труд, но, что поделать, люди знатные и незнатные рассуждают по-разному. Она лежала в моих объятиях, пила из моего стакана, и что бы она ни сделала, я не могу забыть ее. Я больше никогда не увижу ее, милорд, но она не будет голодать и не опозорит себя ради куска хлеба, хотя ваша светлость, быть может, считает, что я обкрадываю общество, пытаясь вернуть ее на праведный путь.
— Клянусь моей христианской верой, моей дворянской честью, — воскликнул лорд Гленварлох, — если что-то худое случилось с вашей женой, я ничего об этом не знаю! Уповаю на небо, что вы так же заблуждаетесь относительно ее вины, как и моей, полагая меня ее соучастником.
— Стыдитесь, милорд, — прервал его Кристи, — почему вы так упорствуете? Ведь она всего-навсего жена старого дурака лавочника, который имел глупость взять себе жену на двадцать лет моложе его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
— Назвать мое имя — вам? Ни за что, никогда! — ответил мальчик с глубочайшим волнением, причина которого была для Найджела загадкой.
— Неужели ты так боишься меня? — спросил он. — И все из-за того, что я заключенный и человек, обвиненный в преступлении? Поверь, можно быть и тем и другим, но не заслуживать ни лишения свободы, ни подозрений. Почему ты относишься ко мне с таким недоверием? Ты сейчас одинок, без друзей, я тоже; поневоле твое положение вызывает во мне сострадание, когда я размышляю о своей судьбе. Будь благоразумен: не только на словах, но от всего сердца я желаю тебе добра.
— Я не сомневаюсь в этом, милорд, нисколько не сомневаюсь, — ответил мальчик. — Я мог бы рассказать вам все, то есть почти все.
— Не рассказывай ничего, дружок, кроме того, что поможет мне быть тебе полезным.
— Вы так великодушны, милорд; я убежден, да, совершенно убежден, что я мог бы смело довериться вашей чести. Но все-таки… Мне так неловко, я вел себя так опрометчиво, неосторожно… Нет, я не могу рассказать о своем безрассудстве. Кроме того, я уже открылся одному человеку, мне показалось даже — я тронул его сердце… И тем не менее я попал сюда.
— Кому же ты открылся? — спросил Найджел,
— Я не смею сказать, — ответил юноша.
— В тебе есть что-то необычное, дружок, — сказал лорд Гленварлох, ласково, но настойчиво отводя руку, которой мальчик опять прикрыл себе глаза. — Не терзай себя больше мыслями о своей участи. Как часто бьется твой пульс, рука горит… Ляг на тюфяк, попытайся успокоиться и заснуть. Сон — лучшее и самое доступное сейчас лекарство от мыслей, которыми ты себя мучаешь,
— Благодарю вас за внимание и предупредительность, милорд, — сказал мальчик. — С вашего позволения, я посижу еще немного в кресле: мне в нем будет удобнее, чем на тюфяке. Я спокойно поразмыслю над тем, что я совершил и что мне предстоит делать дальше, а если бог ниспошлет благодетельный сон измученному созданию, то я буду очень рад.
С этими словами мальчик высвободил свою руку из руки Найджела и, завернувшись в широкий плащ и прикрыв им лицо, погрузился в сон или в раздумье, между тем как его товарищ, несмотря на утомительные события, пережитые им в этот день и накануне, продолжал задумчиво ходить по камере.
Каждый читатель знает на своем опыте, что по временам человек не только не в состоянии управлять внешними обстоятельствами, но не в силах справиться даже со своенравным миром собственных мыслей. Вполне естественно, что Найджел собирался хладнокровно обдумать свое положение и наметить путь, какой ему, человеку здравомыслящему и мужественному, надлежало принять; но несмотря на критическое положение, в котором очутился Найджел, он, помимо своей воли, думал больше о судьбе товарища по заключению, чем о собственной. Он не мог подыскать объяснения такому блужданию мыслей, но в то же время ничего не мог с собой поделать. Умоляющие нотки нежнейшего голоса, какой он когда-либо слышал, все еще звучали в его ушах, хотя сон, казалось, уже сковал уста говорившего. Найджел на цыпочках подошел к мальчику, желая удостовериться, что тот спит. Складки плаща совершенно скрывали нижнюю часть лица, но сдвинувшаяся набок шапочка открывала лоб, испещренный голубоватыми жилками, закрытые глаза и длинные шелковистые ресницы.
«Бедное дитя, — сказал про себя Найджел, глядя, как мальчик уютно свернулся в складках плаща, — твои ресницы еще влажны от слез, должно быть ты вволю наплакался, прежде чем уснул. Печаль — суровая нянька для столь юного и нежного существа. Пусть будет сладостен твой сон, я не потревожу тебя. Мои собственные несчастья требуют внимания, и им я должен посвятить теперь свои размышления».
Найджел пытался сосредоточиться, но тысячи предположений, рождавшихся в его мозгу и касавшихся по-прежнему больше спящего, нежели его самого, все время отвлекали его. С досадой, даже гневно, он упрекал себя за чрезмерный интерес к тому, о ком он ровно ничего не знал, чье общество было ему навязано, кто мог быть шпионом, подосланным тюремщиками; но очарование не исчезало, и мысли, которые он старался отогнать от себя, продолжали его преследовать.
Так прошло с полчаса, на исходе которых снова раздался скрежет отодвигаемых засовов и голос тюремщика возвестил, что какой-то человек желает поговорить с лордом Гленварлохом.
«Поговорить со мной сейчас, при таких обстоятельствах! Кто б это мог быть?» — подумал Найджел.
Джон Кристи, бывший хозяин с пристани святого Павла, вошел в камеру, разрешив тем его сомнения.
— Добро пожаловать, мой честный хозяин! — воскликнул лорд Гленварлох. — Мог ли я думать, что увижу вас в моем узилище?
С этими словами он подошел к Джону и дружески, как старый знакомый, протянул ему руку, но тот отпрянул, точно от взгляда василиска.
— Оставьте при себе свои любезности, милорд, — угрюмо сказал он. — Тех, которыми вы меня наградили, мне хватит на всю жизнь.
— Что с вами, мейстер Кристи? — спросил Найджел. — Что это значит? Надеюсь, я не оскорбил вас?
— Не спрашивайте меня, милорд, — резко ответил Кристи. — Я человек мирный, я пришел сюда не для того, чтобы ссориться с вами, для этого сейчас не время и не место. Имейте в виду, мне известно, как разодолжила меня ваша честь, так что сообщите поскорей и покороче, где несчастная женщина. Что вы с ней сделали?
— Что я с ней сделал? — переспросил Найджел. — С кем? Я не понимаю, о чем вы говорите.
— Да, да, милорд, прикидывайтесь удивленным, однако вы не можете не догадаться, что речь идет о бедной дурочке, что была моей женой, пока не сделалась любовницей вашей светлости.
— Ваша жена? Разве она оставила вас? И вы обвиняете в этом меня?
— Вот именно, милорд, как это ни странно, — ответил Кристи с горькой иронией и каким-то подобием улыбки, так не вязавшейся с искаженным лицом, сверкающими глазами и выступившей на губах пеной. — Я пришел к вашей светлости как раз за этим. Без сомнения, вы удивляетесь, что я взял на себя такой труд, но, что поделать, люди знатные и незнатные рассуждают по-разному. Она лежала в моих объятиях, пила из моего стакана, и что бы она ни сделала, я не могу забыть ее. Я больше никогда не увижу ее, милорд, но она не будет голодать и не опозорит себя ради куска хлеба, хотя ваша светлость, быть может, считает, что я обкрадываю общество, пытаясь вернуть ее на праведный путь.
— Клянусь моей христианской верой, моей дворянской честью, — воскликнул лорд Гленварлох, — если что-то худое случилось с вашей женой, я ничего об этом не знаю! Уповаю на небо, что вы так же заблуждаетесь относительно ее вины, как и моей, полагая меня ее соучастником.
— Стыдитесь, милорд, — прервал его Кристи, — почему вы так упорствуете? Ведь она всего-навсего жена старого дурака лавочника, который имел глупость взять себе жену на двадцать лет моложе его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165