Разумеется, разговор зашел о развлечениях придворной жизни, и лорд Дэлгарно выразил немалое удивление, узнав, что Найджел предполагает немедленно вернуться в Шотландию.
— Вы шутите, — сказал он. — Незачем скрывать, что при дворе все только и говорят о необычайном успехе вашего дела, вопреки, как утверждают, желаниям самого влиятельного человека на горизонте Уайтхолла. Все думают о вас, говорят о вас, не сводят с вас глаз, спрашивают друг друга, кто этот молодой шотландский лорд, достигший столь многого в один день. Они перешептываются, гадая о том, как долго счастье будет сопутствовать вам и на какую высоту оно вознесет вас. И, несмотря на все это, вы хотите вернуться в Шотландию, есть грубые овсяные лепешки, испеченные на торфе; всякий мужлан будет жать вам руку и называть своим братом, хотя ваше родство идет от Ноя. Вы будете пить шотландский эль за два пенса, есть мясо отощавших от голода оленей, когда вам посчастливится подстрелить их, ездить верхом на низкорослых шотландских лошадках, и вас будут титуловать «мой благородный, достопочтенный лорд».
— Должен признаться, я не жду для себя большого веселья в будущем, — сказал лорд Гленварлох? — даже если вашему отцу и доброму мейстеру Гериоту удастся привести мои дела в более или менее надежное состояние. Но все же я рассчитываю сделать что-нибудь для моих вассалов, как это делали до меня мои предки, и научить своих детей, как учили меня самого, приносить личные жертвы, если это необходимо, чтобы с достоинством поддерживать то положение, в которое их поставило провидение.
Во время этой речи лорд Дэлгарно несколько раз пытался подавить смех, но наконец не выдержал и разразился таким веселым и искренним хохотом, что Найджел, несмотря на свое раздражение, был подхвачен этой волной и невольно присоединился к его бурному веселью, которое казалось ему не только беспричинным, но почти дерзким.
Однако он скоро опомнился и произнес тоном, способным умерить необузданное веселье лорда Дэлгарно:
— Все это прекрасно, милорд, но что означает ваш смех?
Ответом на эти слова был еще более мощный взрыв смеха, и наконец лорд Дэлгарно вынужден был схватиться за плащ лорда Гленварлоха, чтобы не упасть на землю от сотрясавших его конвульсий.
Найджел был одновременно смущен и разгневан при мысли о том, что он стал предметом насмешек своего нового знакомого, и лишь чувство признательности к отцу удержало его от того, чтобы не выразить свое негодование сыну. Тем временем лорд Дэлгарно пришел в себя и произнес прерывающимся голосом, с глазами, все еще полными слез:
— Прошу прощения, мой дорогой лорд Гленварлох, десять тысяч раз прошу прощения. Но эта картина полной достоинства безмятежной сельской жизни и ваше неподдельное и гневное удивление, когда вы услышали, как я смеялся над тем, что вызвало бы смех у всякой вскормленной при дворе собаки, привыкшей только лаять на луну со двора в Уайтхолле, окончательно доконали меня. Подумайте только, мой милый, дорогой лорд, вы, статный, красивый юноша знатного рода, обладатель титула и родового поместья, вы, которого король так милостиво принял с первого же раза, что едва ли можно сомневаться в вашей дальнейшей карьере, если вы только сумеете воспользоваться этим, — ибо король уже сказал, что вы «отличный юноша, весьма искушенный в изящных науках», — вы, которого жаждут видеть все женщины, все самые замечательные красавицы королевского двора, — ибо вы приехали из Лейдена, родились в Шотландии и выиграли такое спорное дело в Англии, — вы, говорю я, с внешностью принца, с огненным взором, с острым умом, вы хотите бросить карты на стол, когда выигрыш почти уже у вас в руках, бежать обратно на морозный север и жениться — как вы думаете, на ком? — на высокой, надменной, голубоглазой, бледной, костлявой девице, с восемнадцатью частями на геральдическом щите, нечто вроде жены Лота, вновь сошедшей со своего столпа, и запереться с ней в увешанных гобеленами покоях. О боже! Кровь стынет в жилах при этой мысли!
Редко удается юности, как бы возвышенна и благородна она ни была, устоять против натиска насмешек, опираясь только на силу своего характера и убеждений. Разгневанный и в то же время оскорбленный и, если говорить правду, стыдясь своих более мужественных и благородных намерений, Найджел был не в состоянии, да и считал излишним, разыгрывать из себя сурового, добродетельного патриота перед молодым человеком, блестящее красноречие которого и привычка вращаться в высших кругах общества давали ему, несмотря на более серьезный и положительный образ мыслей Найджела, временное преимущество. Поэтому он решил пойти на примирение и избежать дальнейших споров, откровенно признав, что возвращение на родину не зависит от его желания, а вызвано необходимостью.
— Мои дела, — сказал он, — еще не улажены, и мой доход ненадежен.
— А где вы найдете такого человека при королевском дворе, чьи дела были бы улажены и кто обладал бы надежным доходом? — воскликнул лорд Дэлгарно. — Все либо проигрывают, либо выигрывают. Тот, кто обладает богатством, приходит сюда, чтобы избавиться от него, а такие счастливчики, как мы с вами, дорогой Гленварлох, у которых нет ничего или почти ничего, легко могут стать обладателями их сокровищ.
— У меня нет таких честолюбивых намерений, — сказал Найджел, — а если бы и были, должен сказать вам откровенно, лорд Дэлгарно, у меня нет средств для их осуществления. Сейчас я едва ли могу назвать своей одежду, которую ношу; я не имел бы ее, и я говорю это не краснея, если бы не дружба этого доброго человека.
— Я постараюсь не смеяться больше, если смогу, — сказал лорд Дэлгарно. — Но боже мой! Зачем вам было обращаться за одеждой к богатому ювелиру — я свел бы вас к честному, доверчивому портному, который сшил бы вам полдюжины костюмов за одно только маленькое словечко «лорд», стоящее перед вашим именем; а ваш золотых дел мастер, если бы он действительно был вашим другом, должен был бы снабдить вас кошельком, полным сверкающих ноблей, на которые вы могли бы купить в три раза больше костюмов и приобрести еще что-нибудь получше.
— Я не понимаю таких порядков, милорд, — сказал Найджел, досада которого пересилила его стыд. — Если я должен был бы явиться ко двору моего государя, то только тогда, когда я смог бы, не изворачиваясь и не делая долгов, обзавестись одеждой и свитой, приличествующими моему титулу.
— Приличествующими моему титулу! — воскликнул лорд Дэлгарно, повторив его последние слова. — Можно было бы подумать, что это сказал мой отец. Вы, наверно, хотели бы явиться ко двору, так же как он, в сопровождении двадцати дряхлых телохранителей в синих мундирах, с седыми головами и красными носами, со щитами и мечами, которые их руки, трясущиеся от старости и от крепких напитков, уж не в состоянии поднять, с множеством огромных серебряных пряжек на оружии, чтобы все знали, чьи они шуты, — этих пряжек хватило бы на целый королевский сервиз… двадцати бездельников, годных только на то, чтобы наполнять наши приемные запахом лука и джина, фу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165