и хотя почтенная жена цирюльника не так-то легко теряла голову и была если не воздержанной, то, во всяком случае, осторожной в своих возлияниях, все же терпеливость ее, как можно себе представить, не возросла от той диеты, которую она соблюдала.
— Ах ты злобный, неблагодарный бездельник! — воскликнула миссис Урсли. — Я ли не делала все, чтобы снискать для тебя благоволение твоей хозяйки? Эта спесивая, жеманная шотландка обожает дворян, как уэльсец — сыр, и происхождение ее отца от герцога Дьяволси, или как там она его называет, мило ей, как золото скряге, хотя она так же тщательно скрывает это в своем сердце, как тот — золото в сундуке. Подавай ей джентльмена, и только. Ну, так я и сделала из тебя джентльмена, Джин Вин, этого сам черт отрицать не может.
— Дурака вы из меня сделали, — отвечал бедняга, созерцая рукав камзола.
— Одно другому не мешает, — со смехом возразила миссис Урсли.
— А что того хуже, — продолжал Джеикин, внезапно повернувшись к ней спиной и ерзая в кресле, — вы из меня сделали мошенника.
— Однако ж и это не мешает быть джентльменом, — в том же тоне заметила миссис Урсли. — Ежели кто переносит свою глупость весело, а плутовство смело, то я еще посмотрю, сможет ли в нынешнее время скромный и честный человек равняться с ним. Да что там, дружок, это только во времена короля Артура или короля Лудда считалось, будто дворянин запятнал свой герб, если переступил границы благоразумия или честности. А в наши дни дворянином делают смелый взор, быстрая на расправу рука, красивое платье, крепкая брань да горячая голова.
— Мне лучше знать, — сказал Джин Вин, — кем я стал с той поры, как променял кегли и мяч на теннис и шары, добрый английский эль — на жидкое бордо и кислый рейнвейн, жаркое и пудинг — на вальдшнепов и рагу, дубинку — на шпагу, мою шапочку — на касторовую шляпу с высокой тульей, простую божбу — на модную клятву, ящик с рождественскими подарками — на ящик с игральными костями, заутреню — на бесовский шабаш, а мое честное имя… Да я способен тебе голову расшибить, злодейка, как подумаю о том, чьи советы довели меня до этого!
— Чьи же советы, чьи? А ну, договаривай, ничтожный, жалкий подмастерьишка! Отвечай, кто тебе советовал? — накинулась на него миссис Урсли, вспыхнув от негодования. — А ну-ка, мелкая душонка, говори, по чьему совету ты стал картежником, а послушать тебя — еще и вором? Избави нас господи от лукавого! — С этими словами миссис Урсли набожно перекрестилась.
— Потише, потише, миссис Урсула Садлчоп! — прервал ее Дженкин, вскочив с кресла и гневно сверкнув на нее черными глазами. — Не забывайте, что я вам не муж, а если б я им был, то вы бы у меня помнили, чей порог в последний раз обметала скиммингтонская процессия, когда ее устраивали в честь такой же крикливой карги, как вы. note 123
— В другой раз, надеюсь, увижу процессию в твою честь, — огрызнулась миссис Урсли, позабыв с досады все свои медовые, приторные слова, — когда тебя повезут в Холборн с букетом на груди и со священником под рукой.
— Что ж, возможно, так и случится, — с горечью отозвался Джин Вин, — если я буду и дальше слушаться ваших советов. Но прежде чем настанет этот день, вы еще узнаете, что Джину Вину стоит свистнуть, и к его услугам будут дюжие молодцы с Флитстрит. Да, да, старая шельма, тебя еще посадят на телегу, как сводню и колдунью, вымажут красной краской и повезут в исправительный дом, колотя во все медные тазы, какие найдутся между Темпл-Баром и собором святого Павла, да так, будто сам черт бьет в них своими вилами!
Миссис Урсли побагровела как свекла и, схватив полупустую бутылку с вином, очевидно приготовилась, судя по первому движению, запустить ею в голову обидчику, как вдруг, с огромным усилием обуздав свою неистовую ярость, она нашла бутылке более законное применение, с удивительным хладнокровием наполнила бокалы и, подняв один из них, сказала с улыбкой, которая больше подходила к ее приятному, веселому лицу, нежели бешенство, искажавшее его несколько мгновений назад:
— За тебя, Джин Вин, за тебя, мой мальчик, от всей души, хоть ты и питаешь ко мне злобу — это ко мне-то, которая всегда была тебе матерью.
Английское добродушие Дженкина не могло устоять перед столь убедительным призывом. Он взял другой бокал, выпил за здоровье хозяйки ответную чашу примирения и принялся ворчливым тоном извиняться за свою запальчивость.
— Ведь вы сами, — сказал он, — уговорили меня приобрести все эти красивые вещи, ходить в ту нечестивую ресторацию да тереться там вокруг знати и докладывать вам обо всем, что там случится. Вы еще сказали, что если сейчас я важная персона в своем квартале, то скоро стану важной персоной в той ресторации и в десять раз больше выиграю в брелан и в примере, чем, бывало, в дурака и в «пусти по миру соседа», и что выкидывать дублеты в кости не труднее, чем сшибать девятки в кегельбане. Потом вы мне велели приносить вам из ресторации такие новости, которые всем нам помогут разбогатеть, стоит только умело воспользоваться ими. А теперь видите, что из этого вышло!
— Все это ты верно говоришь, мой милый, — сказала хозяйка, — но наберись терпения. Рим не один день строился. К придворному платью за один месяц не привыкнешь. Вспомни, каково тебе было, когда ты сменил долгополую куртку на камзол и штаны? Да и в карты тоже: если садишься играть, приготовься не все лишь выигрывать, но и проигрывать. Только усидчивый игрок уносит домой чужие денежки.
— Покамест чужие уносят мои денежки, — возразил Джин Вин, — чистят мои карманы кому не лень. Это бы еще куда ни шло, по ведь я задолжал за весь этот шик, а между тем день проверки счетов приближается, и скоро хозяин откроет, что у меня в выручке недостает двадцати золотых. Моего старика отца потребуют к хозяину, чтобы возместить недостачу, и тут мне останется избавить палача от работы и повеситься самому или сбежать в Виргинию.
— Не говори так громко, любезный, — прервала его миссис Урсли. — Скажи мне, отчего ты не займешь денег у твоего дружка? А когда придет день проверки его счетов, ты можешь вернуть ему эти деньги.
— Нет, нет, хватит с меня таких дел, — сказал Винсент. — Бедняга Танстол одолжил бы мне денег, когда б они у него были. Да, к несчастью, благородные нищие родственнички обобрали его до нитки, и теперь он гол, как береза на рождество. Нет, все кончено, участь мою составляют пять букв, и складываются они в слово «позор».
— Замолчи ты, простофиля, — прервала его собеседница. — Разве тебе не приходилось слышать, что когда нужда за плечами, подмога не за горами? Помощь тебе найдется, и скорее, чем ты думаешь. Уж поверь мне, я б ни за что не посоветовала тебе пускаться на такие дела, но ты до того влюбился в мистрис Маргарет, что меньшее тебе не подошло бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
— Ах ты злобный, неблагодарный бездельник! — воскликнула миссис Урсли. — Я ли не делала все, чтобы снискать для тебя благоволение твоей хозяйки? Эта спесивая, жеманная шотландка обожает дворян, как уэльсец — сыр, и происхождение ее отца от герцога Дьяволси, или как там она его называет, мило ей, как золото скряге, хотя она так же тщательно скрывает это в своем сердце, как тот — золото в сундуке. Подавай ей джентльмена, и только. Ну, так я и сделала из тебя джентльмена, Джин Вин, этого сам черт отрицать не может.
— Дурака вы из меня сделали, — отвечал бедняга, созерцая рукав камзола.
— Одно другому не мешает, — со смехом возразила миссис Урсли.
— А что того хуже, — продолжал Джеикин, внезапно повернувшись к ней спиной и ерзая в кресле, — вы из меня сделали мошенника.
— Однако ж и это не мешает быть джентльменом, — в том же тоне заметила миссис Урсли. — Ежели кто переносит свою глупость весело, а плутовство смело, то я еще посмотрю, сможет ли в нынешнее время скромный и честный человек равняться с ним. Да что там, дружок, это только во времена короля Артура или короля Лудда считалось, будто дворянин запятнал свой герб, если переступил границы благоразумия или честности. А в наши дни дворянином делают смелый взор, быстрая на расправу рука, красивое платье, крепкая брань да горячая голова.
— Мне лучше знать, — сказал Джин Вин, — кем я стал с той поры, как променял кегли и мяч на теннис и шары, добрый английский эль — на жидкое бордо и кислый рейнвейн, жаркое и пудинг — на вальдшнепов и рагу, дубинку — на шпагу, мою шапочку — на касторовую шляпу с высокой тульей, простую божбу — на модную клятву, ящик с рождественскими подарками — на ящик с игральными костями, заутреню — на бесовский шабаш, а мое честное имя… Да я способен тебе голову расшибить, злодейка, как подумаю о том, чьи советы довели меня до этого!
— Чьи же советы, чьи? А ну, договаривай, ничтожный, жалкий подмастерьишка! Отвечай, кто тебе советовал? — накинулась на него миссис Урсли, вспыхнув от негодования. — А ну-ка, мелкая душонка, говори, по чьему совету ты стал картежником, а послушать тебя — еще и вором? Избави нас господи от лукавого! — С этими словами миссис Урсли набожно перекрестилась.
— Потише, потише, миссис Урсула Садлчоп! — прервал ее Дженкин, вскочив с кресла и гневно сверкнув на нее черными глазами. — Не забывайте, что я вам не муж, а если б я им был, то вы бы у меня помнили, чей порог в последний раз обметала скиммингтонская процессия, когда ее устраивали в честь такой же крикливой карги, как вы. note 123
— В другой раз, надеюсь, увижу процессию в твою честь, — огрызнулась миссис Урсли, позабыв с досады все свои медовые, приторные слова, — когда тебя повезут в Холборн с букетом на груди и со священником под рукой.
— Что ж, возможно, так и случится, — с горечью отозвался Джин Вин, — если я буду и дальше слушаться ваших советов. Но прежде чем настанет этот день, вы еще узнаете, что Джину Вину стоит свистнуть, и к его услугам будут дюжие молодцы с Флитстрит. Да, да, старая шельма, тебя еще посадят на телегу, как сводню и колдунью, вымажут красной краской и повезут в исправительный дом, колотя во все медные тазы, какие найдутся между Темпл-Баром и собором святого Павла, да так, будто сам черт бьет в них своими вилами!
Миссис Урсли побагровела как свекла и, схватив полупустую бутылку с вином, очевидно приготовилась, судя по первому движению, запустить ею в голову обидчику, как вдруг, с огромным усилием обуздав свою неистовую ярость, она нашла бутылке более законное применение, с удивительным хладнокровием наполнила бокалы и, подняв один из них, сказала с улыбкой, которая больше подходила к ее приятному, веселому лицу, нежели бешенство, искажавшее его несколько мгновений назад:
— За тебя, Джин Вин, за тебя, мой мальчик, от всей души, хоть ты и питаешь ко мне злобу — это ко мне-то, которая всегда была тебе матерью.
Английское добродушие Дженкина не могло устоять перед столь убедительным призывом. Он взял другой бокал, выпил за здоровье хозяйки ответную чашу примирения и принялся ворчливым тоном извиняться за свою запальчивость.
— Ведь вы сами, — сказал он, — уговорили меня приобрести все эти красивые вещи, ходить в ту нечестивую ресторацию да тереться там вокруг знати и докладывать вам обо всем, что там случится. Вы еще сказали, что если сейчас я важная персона в своем квартале, то скоро стану важной персоной в той ресторации и в десять раз больше выиграю в брелан и в примере, чем, бывало, в дурака и в «пусти по миру соседа», и что выкидывать дублеты в кости не труднее, чем сшибать девятки в кегельбане. Потом вы мне велели приносить вам из ресторации такие новости, которые всем нам помогут разбогатеть, стоит только умело воспользоваться ими. А теперь видите, что из этого вышло!
— Все это ты верно говоришь, мой милый, — сказала хозяйка, — но наберись терпения. Рим не один день строился. К придворному платью за один месяц не привыкнешь. Вспомни, каково тебе было, когда ты сменил долгополую куртку на камзол и штаны? Да и в карты тоже: если садишься играть, приготовься не все лишь выигрывать, но и проигрывать. Только усидчивый игрок уносит домой чужие денежки.
— Покамест чужие уносят мои денежки, — возразил Джин Вин, — чистят мои карманы кому не лень. Это бы еще куда ни шло, по ведь я задолжал за весь этот шик, а между тем день проверки счетов приближается, и скоро хозяин откроет, что у меня в выручке недостает двадцати золотых. Моего старика отца потребуют к хозяину, чтобы возместить недостачу, и тут мне останется избавить палача от работы и повеситься самому или сбежать в Виргинию.
— Не говори так громко, любезный, — прервала его миссис Урсли. — Скажи мне, отчего ты не займешь денег у твоего дружка? А когда придет день проверки его счетов, ты можешь вернуть ему эти деньги.
— Нет, нет, хватит с меня таких дел, — сказал Винсент. — Бедняга Танстол одолжил бы мне денег, когда б они у него были. Да, к несчастью, благородные нищие родственнички обобрали его до нитки, и теперь он гол, как береза на рождество. Нет, все кончено, участь мою составляют пять букв, и складываются они в слово «позор».
— Замолчи ты, простофиля, — прервала его собеседница. — Разве тебе не приходилось слышать, что когда нужда за плечами, подмога не за горами? Помощь тебе найдется, и скорее, чем ты думаешь. Уж поверь мне, я б ни за что не посоветовала тебе пускаться на такие дела, но ты до того влюбился в мистрис Маргарет, что меньшее тебе не подошло бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165