За ними идут, но с ними и сражаются. Одно, как говорится, из двух. Рядом с ним нельзя было ждать спокойной жизни.
Все это я узнал позже. От первой встречи у меня остались самые слабые воспоминания. Но я хорошо запомнил каждое сказанное им слово.
Амброзиус оглядел меня с головы до ног.
– Мирдин, сын Нинианы, дочери короля Южного Уэльса, посвященный, как мне сказали, в секреты маридунумского дворца.
– Я... разве я так говорил? Я только сказал им, что живу там и слушал иногда кое-что.
– Мои люди переправили тебя через Узкое море, потому что ты сказал им, что знаешь тайны, которые могли бы мне пригодиться. Разве не так?
– Сэр, – сказал я, уже слегка отчаявшись, – не знаю, что вам могло бы пригодиться. Спасая свою жизнь, я старался говорить на понятном им языке. Они хотели убить меня...
– Понятно. Здесь ты в безопасности. Почему ты убежал из дома?
– После того как умер мой дед, мне стало небезопасно там находиться. Моя мать собиралась уйти в монастырь, а мой дядя Камлак попытался убить меня. Его слуги убили моего друга.
– Твоего друга?
– Моего слугу. Его звали Сердик. Он был рабом.
– Ах да. Мне рассказывали об этом. В отместку ты поджег дворец. Не чересчур ли?
– По-моему, да. Но ему надо было оказать последние почести. Он принадлежал мне.
Его брови поползли вверх.
– Это что, причина или обязательство?
– Что, сэр? – озадачился я, но потом медленно сказал: – Я думаю, и то, и другое.
Он поглядел на свои руки. С подлокотников они, сцепленные, переместились на стол.
– Твоя мать – принцесса, – проговорил он медленно и задумчиво. – Они тоже причиняли ей зло?
– Конечно, нет!
Он вопросительно поднял на меня глаза.
– Извините, мой господин, – быстро объяснил я, – если бы они собирались причинить ей зло, то как я мог покинуть ее? Нет, Камлак никогда не отважился бы на это. Она годами вела разговоры о том, чтобы уйти в монастырь Святого Петра. Я не помню, чтобы она пропустила визит в Маридунум какого-нибудь христианского священника или епископа. Когда он приезжал из Карлеона, останавливался во дворце. Дед никогда не позволил бы ей уйти. Они с епископом частенько ругались из-за нее и... из-за меня. Епископ желал, чтобы меня крестили, но дед даже не желал об этом и слышать. Он хотел, чтобы она сказала ему, кто был мой отец, или согласилась выйти замуж за выбранного им человека. Поэтому разрешение на мои крестины держал в качестве уступки, как бы в обмен. Но она и не думала ни признаваться, ни соглашаться.
Я поглядел на него, думая про себя, не много ли наговорил, но он внимательно и спокойно следил за моим рассказом.
– Мой дед поклялся, что он никогда не отпустит ее в монастырь. Но после его смерти она обратилась к Камлаку, и он разрешил ей уйти. Он заточил бы меня вместе с ней. Но я бежал.
Амброзиус кивнул.
– Куда ты думал направиться?
– Не знаю. Маррик верно сказал, когда мы плыли в лодке, что я должен был к кому-нибудь обратиться. Мне лишь двенадцать лет, и я не могу быть себе хозяином, поэтому должен найти его себе. Я не хотел выбирать Вортигерна или Вортимера, но не знаю, к кому еще податься.
– Поэтому ты убедил Ханно и Маррика сохранить тебе жизнь и переправить ко мне?
– Не совсем, – честно признался я. – Вначале я не знал, куда они держат путь, говорил что угодно, лишь бы спасти себе жизнь. Я отдал себя в руки бога, и он направил меня к ним на корабль, потом уж я вынудил их переправить меня...
– Ко мне?
Я кивнул. В камине мерцал огонь, и по комнате играли тени. Одна тень шевельнулась на его щеке, и мне показалось, что он улыбается.
– Тогда почему ты не дождался, пока они приведут тебя ко мне? Зачем ты убежал с корабля?
– Я испугался, что они не довезут меня к вам. К тому же мне показалось, что они не поверили моему рассказу.
– И ты в одиночку глубокой зимней ночью спустился на берег незнакомой страны, где бог привел тебя прямо к моим ногам. Вместе со своим богом ты обладаешь большим могуществом, Мерлин. По-моему, у меня нет выбора.
– Что, мой господин?
– Возможно, ты прав и сможешь оказаться мне полезным. – Он снова поглядел на стол, взял карандаш и изучающе повертел его в руках. – Скажи мне для начала, почему тебя назвали Мирдином? Ты утверждаешь, что мать никогда не говорила тебе, кто твои отец? Даже не намекала? Может быть, она назвала тебя в его честь?
– Если бы назвала, то не Мирдином. Мирдин – это один из древних богов. Его святилище находится недалеко от ворот монастыря. Он – бог холма, расположенного неподалеку, и говорят, покровительствовал некоторым областям Южного Уэльса. Но у меня и другое имя есть. Я никогда и никому не говорил об этом, но уверен, что это имя моего отца.
– Какое?
– Эмрис. Однажды ночью мать обращалась к нему. Это было очень давно, я был еще маленький, но не могу об этом забыть. Ее голос звучал тогда по-особенному.
Карандаш замер у Амброзиуса в руках. Он поглядел на меня из-под нависших бровей.
– Обращалась к нему? Во дворец кто-то приезжал?
– Нет, не так. Это происходило не на самом деле.
– Опять сон, видение? Как и сегодня с быком?
– Нет, сэр. Не сон. Это было в действительности, но как-то иначе. Иногда и я испытываю подобное. Но когда услышал мою мать... Под нашим дворцом находилась давно не используемая система отопительных ходов, которую потом засыпали. Тогда я, маленький, прячась от людей, заползал туда, хранил там вещи. Дети всегда собирают вещи, которые взрослые, если находят у них, отнимают и выбрасывают.
– Да, я знаю. Продолжай.
– Вы знаете? Однажды ночью я заполз под комнату матери и услышал, как она разговаривала вслух сама с собой, иногда так люди молятся. Она произнесла имя «Эмрис». Не помню, о чем она говорила. – Я поглядел на него. – Подумал, она молится за меня, но голос звучал совсем иначе... К тому же она никогда меня так не называла. Поэтому, когда повзрослел, понял, что «Эмрис» могло быть именем моего отца. Меня же мама звала Мерлин.
– Почему?
– В честь сокола. Так называется коруолч.
– Тогда я тоже буду тебя называть Мерлином. Ты достаточно храбр и имеешь острый глаз. В один прекрасный день мне могут понадобиться твои глаза. Но сегодня вечером давай начнем с вещей попроще. Расскажи о своем доме. Опиши его.
– Если я буду служить вам... да, конечно, расскажу все, что мне известно... Но... – я заколебался, и он договорил за меня.
– Но я должен обещать, что, когда вторгнусь в Британию, не трону твою мать? Обещаю. Ей не будет ничего грозить. Как и любому человеку, за которого ты попросишь.
Я глядел на него во все глаза.
– Вы... вы очень великодушны.
– Если захвачу Британию, то смогу позволить себе быть великодушным. Хотя... – он улыбнулся, – возможно, я сочту трудным исполнить твою просьбу о помиловании Камлака.
– В том не будет необходимости, – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Все это я узнал позже. От первой встречи у меня остались самые слабые воспоминания. Но я хорошо запомнил каждое сказанное им слово.
Амброзиус оглядел меня с головы до ног.
– Мирдин, сын Нинианы, дочери короля Южного Уэльса, посвященный, как мне сказали, в секреты маридунумского дворца.
– Я... разве я так говорил? Я только сказал им, что живу там и слушал иногда кое-что.
– Мои люди переправили тебя через Узкое море, потому что ты сказал им, что знаешь тайны, которые могли бы мне пригодиться. Разве не так?
– Сэр, – сказал я, уже слегка отчаявшись, – не знаю, что вам могло бы пригодиться. Спасая свою жизнь, я старался говорить на понятном им языке. Они хотели убить меня...
– Понятно. Здесь ты в безопасности. Почему ты убежал из дома?
– После того как умер мой дед, мне стало небезопасно там находиться. Моя мать собиралась уйти в монастырь, а мой дядя Камлак попытался убить меня. Его слуги убили моего друга.
– Твоего друга?
– Моего слугу. Его звали Сердик. Он был рабом.
– Ах да. Мне рассказывали об этом. В отместку ты поджег дворец. Не чересчур ли?
– По-моему, да. Но ему надо было оказать последние почести. Он принадлежал мне.
Его брови поползли вверх.
– Это что, причина или обязательство?
– Что, сэр? – озадачился я, но потом медленно сказал: – Я думаю, и то, и другое.
Он поглядел на свои руки. С подлокотников они, сцепленные, переместились на стол.
– Твоя мать – принцесса, – проговорил он медленно и задумчиво. – Они тоже причиняли ей зло?
– Конечно, нет!
Он вопросительно поднял на меня глаза.
– Извините, мой господин, – быстро объяснил я, – если бы они собирались причинить ей зло, то как я мог покинуть ее? Нет, Камлак никогда не отважился бы на это. Она годами вела разговоры о том, чтобы уйти в монастырь Святого Петра. Я не помню, чтобы она пропустила визит в Маридунум какого-нибудь христианского священника или епископа. Когда он приезжал из Карлеона, останавливался во дворце. Дед никогда не позволил бы ей уйти. Они с епископом частенько ругались из-за нее и... из-за меня. Епископ желал, чтобы меня крестили, но дед даже не желал об этом и слышать. Он хотел, чтобы она сказала ему, кто был мой отец, или согласилась выйти замуж за выбранного им человека. Поэтому разрешение на мои крестины держал в качестве уступки, как бы в обмен. Но она и не думала ни признаваться, ни соглашаться.
Я поглядел на него, думая про себя, не много ли наговорил, но он внимательно и спокойно следил за моим рассказом.
– Мой дед поклялся, что он никогда не отпустит ее в монастырь. Но после его смерти она обратилась к Камлаку, и он разрешил ей уйти. Он заточил бы меня вместе с ней. Но я бежал.
Амброзиус кивнул.
– Куда ты думал направиться?
– Не знаю. Маррик верно сказал, когда мы плыли в лодке, что я должен был к кому-нибудь обратиться. Мне лишь двенадцать лет, и я не могу быть себе хозяином, поэтому должен найти его себе. Я не хотел выбирать Вортигерна или Вортимера, но не знаю, к кому еще податься.
– Поэтому ты убедил Ханно и Маррика сохранить тебе жизнь и переправить ко мне?
– Не совсем, – честно признался я. – Вначале я не знал, куда они держат путь, говорил что угодно, лишь бы спасти себе жизнь. Я отдал себя в руки бога, и он направил меня к ним на корабль, потом уж я вынудил их переправить меня...
– Ко мне?
Я кивнул. В камине мерцал огонь, и по комнате играли тени. Одна тень шевельнулась на его щеке, и мне показалось, что он улыбается.
– Тогда почему ты не дождался, пока они приведут тебя ко мне? Зачем ты убежал с корабля?
– Я испугался, что они не довезут меня к вам. К тому же мне показалось, что они не поверили моему рассказу.
– И ты в одиночку глубокой зимней ночью спустился на берег незнакомой страны, где бог привел тебя прямо к моим ногам. Вместе со своим богом ты обладаешь большим могуществом, Мерлин. По-моему, у меня нет выбора.
– Что, мой господин?
– Возможно, ты прав и сможешь оказаться мне полезным. – Он снова поглядел на стол, взял карандаш и изучающе повертел его в руках. – Скажи мне для начала, почему тебя назвали Мирдином? Ты утверждаешь, что мать никогда не говорила тебе, кто твои отец? Даже не намекала? Может быть, она назвала тебя в его честь?
– Если бы назвала, то не Мирдином. Мирдин – это один из древних богов. Его святилище находится недалеко от ворот монастыря. Он – бог холма, расположенного неподалеку, и говорят, покровительствовал некоторым областям Южного Уэльса. Но у меня и другое имя есть. Я никогда и никому не говорил об этом, но уверен, что это имя моего отца.
– Какое?
– Эмрис. Однажды ночью мать обращалась к нему. Это было очень давно, я был еще маленький, но не могу об этом забыть. Ее голос звучал тогда по-особенному.
Карандаш замер у Амброзиуса в руках. Он поглядел на меня из-под нависших бровей.
– Обращалась к нему? Во дворец кто-то приезжал?
– Нет, не так. Это происходило не на самом деле.
– Опять сон, видение? Как и сегодня с быком?
– Нет, сэр. Не сон. Это было в действительности, но как-то иначе. Иногда и я испытываю подобное. Но когда услышал мою мать... Под нашим дворцом находилась давно не используемая система отопительных ходов, которую потом засыпали. Тогда я, маленький, прячась от людей, заползал туда, хранил там вещи. Дети всегда собирают вещи, которые взрослые, если находят у них, отнимают и выбрасывают.
– Да, я знаю. Продолжай.
– Вы знаете? Однажды ночью я заполз под комнату матери и услышал, как она разговаривала вслух сама с собой, иногда так люди молятся. Она произнесла имя «Эмрис». Не помню, о чем она говорила. – Я поглядел на него. – Подумал, она молится за меня, но голос звучал совсем иначе... К тому же она никогда меня так не называла. Поэтому, когда повзрослел, понял, что «Эмрис» могло быть именем моего отца. Меня же мама звала Мерлин.
– Почему?
– В честь сокола. Так называется коруолч.
– Тогда я тоже буду тебя называть Мерлином. Ты достаточно храбр и имеешь острый глаз. В один прекрасный день мне могут понадобиться твои глаза. Но сегодня вечером давай начнем с вещей попроще. Расскажи о своем доме. Опиши его.
– Если я буду служить вам... да, конечно, расскажу все, что мне известно... Но... – я заколебался, и он договорил за меня.
– Но я должен обещать, что, когда вторгнусь в Британию, не трону твою мать? Обещаю. Ей не будет ничего грозить. Как и любому человеку, за которого ты попросишь.
Я глядел на него во все глаза.
– Вы... вы очень великодушны.
– Если захвачу Британию, то смогу позволить себе быть великодушным. Хотя... – он улыбнулся, – возможно, я сочту трудным исполнить твою просьбу о помиловании Камлака.
– В том не будет необходимости, – ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110