Голос ветра в тростнике, жемчужины дождя
да моховый мех, растущий на холодном камне.
Что можно предложить ей еще, кроме мха?
Она закрывает свои глаза
и отворачивается от меня во сне.
На следующий день я шел по лесистой долине, примерно в миле от пещеры, собирая мяту и битеруид. И вдруг, словно я позвал ее, она появилась передо мной на тропинке среди колокольчиков и папоротника. Может быть, я ее и звал. Стрела остается стрелой, какой бы бог ее ни запустил.
Я неподвижно остановился среди берез, боясь, что она исчезнет, что она является привидением, возникшим в моем воображении из снов и желаний. Я не мог двинуться с места, хотя мой дух и мое тело рвалось навстречу ей. Она увидела меня и рассмеялась. Подошла ко мне легким шагом. В бликах света и тени, в постоянном движении березовых ветвей она казалась сотканной из воздуха. Ее шаги словно не приминали травы. Когда она приблизилась, я понял, что это все же не видение, а сама Кери, такая, какой я ее помнил, в коричневом домотканом одеянии, пахнущая жимолостью. Однако на ней не было капюшона, волосы рассыпались по плечам, ноги босы. Сквозь ветви пробивалось солнце, ее волосы отсвечивали, как вода, переливающаяся на солнце. В руках она держала охапку колокольчиков.
– Милорд! – Тонкий и легкий голос наполнился радостью.
Я стоял, с виду спокойный и невозмутимый, а внутри у меня все дрожало, как у лошади, взнузданной и пришпоренной одновременно. Мелькнула мысль, а что я буду делать, если она снова захочет поцеловать мне руку.
– Керри! Что ты здесь делаешь?
– Как! Собираю колокольчики, – она выглядела, как сама невинность, что сглаживало дерзость ее слов. Кери протянула их вперед, смеясь из-за них. Бог ее знает, что она разглядела на моем лице. Нет, она не собиралась целовать мне руку.
– Разве ты не знаешь, что я ушла из Святого Петра?
– Да, мне сказали. Я подумал, что ты переехала в другой монастырь.
– Нет, ни за что. Я возненавидела монастыри. Там как в клетке. Некоторым там нравится, – спокойно и безопасно. Но это не для меня, я не создана для такой жизни.
– Когда-то так же хотели поступить со мной.
– Ты тоже убежал?
– Да, конечно. Но прежде, чем меня успели там запереть. Где ты сейчас живешь, Кери?
Она, похоже, не слышала вопроса.
– Ты тоже не создан для такой жизни? Для оков?
– Не для таких оков.
Она не поняла, да я и сам не знал, что имел в виду. Поэтому я промолчал и продолжал наблюдать за ней, наслаждаясь радостью момента.
– Жалко твою мать.
– Спасибо, Кери.
– Она умерла сразу после твоего отъезда. Тебе, наверное, сказали?
– Да, я был в монастыре после приезда в Маридунум.
Она помолчала, глядя в землю и ткнув пальчиком босой ноги в траву. От этого легкого танцевального движения на ее поясе зазвенели позолоченные яблочки.
– Я знала, что ты вернулся. Все говорили об этом.
– В самом деле?
Она кивнула.
– В городе мне сказали, что ты не только великий волшебник, но и принц. – Она взглянула на меня, в ее голосе послышалось сомнение. Я бы одет в старую заляпанную отварами тунику (Кадал не мог ее отстирать), накидка обветшала, и ее облепили колючки и куманика. На ногах у меня были полотняные сандалии – какой смысл носить кожаные по высокой сырой траве? Даже по сравнению со скромно одетым молодым человеком, каким она видела меня прежде, теперь я выглядел нищим оборванцем.
– Ты еще считаешься принцем после смерти своей матери? – с невинной прямотой спросила она.
– Да, ведь мой отец – Верховный король.
У нее приоткрылись губы.
– Твой отец? Король? Я и не знала, об этом никто не говорил.
– Немногие знают. Но теперь, после смерти матери, это ничего не значит. Да, я его сын.
– Сын Верховного короля... – выдохнула она с благоговением. – И волшебник. Я знаю, это правда.
– Да, это правда.
– Но когда-то ты говорил иначе.
Я улыбнулся.
– Я говорил, что не могу вылечить твою зубную боль.
– Но ты же вылечил.
– Это ты так говорила. Я не поверил тебе.
– Твое прикосновение вылечило бы любую болезнь, – произнесла она и подошла поближе.
Ворот ее одеяния откинулся. Ее горло светлело, как жимолость. Я чувствовал ее запах, запах колокольчиков и горьковато-сладкий сок цветов, сжатых между нами. Я протянул руку и потянул за ворот ее платья. Застежка расстегнулась. Ее груди были круглыми и полными, мягче, чем можно было себе представить. Они упали в мои руки, как голуби, виденные мною в монастыре. Мне показалось, что она закричит и вырвется, но она прильнула ко мне, пахнув своим теплом, и засмеялась. Ее пальцы оказались у меня в волосах, и наши губы встретились. Внезапно она повисла на мне, и я, связанный с ней поцелуем, рухнул на траву, подминая ее под себя. Цветы рассыпались.
Я долго не мог понять. Сначала мы смеялись и тяжело дышали. Происходившее превзошло ночное воображение. Она была маленькой и тихо стонала, когда я причинял ей боль. Гибкая и мягкая, как тростник; по сравнению с ней я выглядел великаном. Неожиданно у нее вырвался из горла глубокий звук, словно она задыхалась, и она согнулась у меня в руках, будто умирая. Ее губы сомкнулись с моими.
Теперь задыхался я. Она обняла меня и еще сильнее прижалась ко мне губами. Меня втягивало в темноту, туда, где нет ни света, ни воздуха, ни дыхания. Могила в могиле. Раскаленным добела лезвием у меня в голове заворочался страх. Открыв глаза, я не видел ничего, кроме мелькающего света и тени дерева, нависавшего надо мной. Колючки выросли в огромные шипы. Мое лицо исказил ужас. Тень боярышника дрогнула, раскрылся вход в пещеру, и на меня надвинулись стены. Я вырвался и перевернулся на спину, истекая потом от страха и стыда.
– В чем дело? – спросила она слепо. Ее руки продолжали обнимать над собой воздух.
– Извини, Кери, извини.
– Что ты имеешь в виду? Что случилось? – она повернула ко мне голову, увитую рассыпавшимся золотом волос. Ее глаза сузились и были затуманены. Она потянулась ко мне.
– А, вот оно что. Иди ко мне. Все в порядке. Я покажу тебе.
– Нет. – Я попытался высвободиться, но весь дрожал. – Нет, Кери, оставь меня, нет.
– В чем дело? – ее глаза широко раскрылись, она приподнялась на локте. – Ты, наверное, никогда этого не делал. Правда? Правда?
Я не отвечал.
Она рассмеялась, но вместо игривости получилось взвизгивание. Она снова перевернулась и протянула руки.
– Ладно, ничего, научишься, – и неожиданно раздраженно, – ну давай, быстрее, говорю же тебе, все будет нормально. – Я поймал ее запястья.
– Извини, Кери. Я не могу объяснить, но... Я не должен, точно знаю. Послушай минуту.
– Отпусти меня!
Я отпустил, и Кери, отодвинувшись, села. Глаза ее были рассержены, в волосах запутались цветки.
– Не подумай, что это из-за тебя, Кери. К тебе это не имеет отношения.
– Не пара тебе? Из-за того, что моя мать была шлюхой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110