Хотелось верить, что вы на меня рассчитываете, что я могу быть вам полезен. Белазиус сказал, что вы используете каждого человека по его способностям. Если из меня не получится воина, я все равно вам пригожусь. Это правда?
– Совершенно верно. Я чувствовал это, хотя и не знал, что ты можешь оказаться моим сыном. Но когда ночью в поле увидел тебя и услышал разговор с Утером... В твоих глазах блуждали видения, и от тебя исходила сила. Нет, Мерлин, из тебя не получится ни короля, ни даже принца в человеческом понимании. Но когда ты вырастешь и станешь человеком, любой король посчитает за счастье иметь тебя рядом, и тогда он уверенно будет править миром. Теперь понимаешь, почему я послал тебя учиться к Белазиусу?
– Он очень ученый человек, – осторожно оценил я.
– Он продажен и опасен, – прямо и четко охарактеризовал его Амброзиус. – Однако он мудр и умен, много путешествовал. Его опыт не постичь в Уэльсе. Учись у него. Но я не говорю – следуй за ним. Есть места, где ты не должен с ним появляться. Но учиться – учись.
Я посмотрел на него и кивнул.
– Вы знаете о нем. – Мои слова прозвучали не как вопрос, а уже как вывод.
– Он служитель старой религии. Да.
– И вы не против?
– Я не могу позволить себе разбрасываться ценными инструментами потому, что мне не нравится их форма. Он полезен, и я его использую. Ты будешь делать то же самое, если хватит мудрости.
– Он хочет взять меня на следующую встречу.
Амброзиус вопросительно поднял брови, но ничего не сказал.
– Вы запрещаете?
– Нет. Ты пойдешь?
– Да, – медленно ответил я, серьезно обдумывая каждое слово. – Мой лорд, если вы ищете... что ищу я, то приходится бывать в необычных местах. Люди не могут смотреть на солнце, они лишь видят его отражение в предметах, расположенных на земле. Если солнце отражается в луже, то все равно видно, что это солнце. Что бы там ни было, я его найду.
Амброзиус улыбнулся.
– Вот видишь? Тебе и охрана не нужна, разве что Кадал. – Он расслабленно оперся на стол, сдвинувшись на краешек стула. – Она назвала тебя Эмрис. Дитя света. Бессмертный. Божественный. Ты знал, что это значит?
– Да.
– А знал ли ты, что это и мое имя?
– Мое имя? – вопрос прозвучал совсем глупо.
Он кивнул.
– Эмрис... Амброзиус. Одно и то же слово. Она назвала тебя в мою честь: Мерлинус Амброзиус.
Я уставился на него.
– Да... конечно. Мне и в голову не приходило. – Я рассмеялся.
– Почему ты смеешься?
– Из-за имени. Амброзиус – принц света. Она говорила всем, что мой отец был принцем тьмы, Люцифером. Слышал даже посвященную этому песню. У нас, в Уэльсе, складывают песни обо всем подряд.
– Когда-нибудь ты мне споешь ее. – Внезапно он охладел. – Мерлинус Амброзиус, дитя света, погляди на огонь и скажи, что ты видишь сейчас?
Когда я, пораженный, взглянул на него, он требовательно повторил:
– Именно сейчас, до того, как погаснет огонь, пока тобою владеет усталость. Смотри на огонь и говори. Что будет с Британией? Что случится со мной? Что случится с Утером? Сослужи мне службу, сын мой. Говори.
Но бесполезно. Я уже оглянулся, пламя угасало. Сила покинула меня. Осталась комната, в которой разговаривали двое. Но я любил его и вернул взгляд на угли. Установилась полная тишина, нарушаемая лишь постукиванием охлаждающегося металла.
– Мне не видно ничего, кроме угасающего в камине огня и кучи тлеющих углей.
– Продолжай.
Я весь покрылся потом. Потекли капли с носа, под мышками, на животе. Я свел бедра, крепко до боли сжал руки.
В висках болезненно застучало. Я встряхнул головой и посмотрел на Амброзиуса.
– Бесполезно, мой лорд. Сожалею, но это бесполезно. Не я приказываю богу, а он мне. Возможно, что когда-нибудь я смогу действовать по своему желанию, но сейчас видение или приходит само собой, или вообще не появляется.
В мольбе я протянул руки, пытаясь объяснить.
– Это подобно ожиданию солнца, которое должно вот-вот показаться. Неожиданно подует ветер, облака разойдутся и становится светло. Иногда полностью, иногда частично. Я вижу лишь отдельные лучи – колонны. Когда-нибудь мне будет принадлежать весь храм. Но не сейчас.
На меня навалилось изнеможение.
– Извините, мой лорд. Я бесполезен для вас. У вас пока нет пророка.
– Нет, – устало ответил Амброзиус. Он обнял меня, притянул к себе и поцеловал. – Всего лишь сын, который не ужинал и устал. Иди спать, Мерлин, и спи без снов. У тебя хватит времени для видений. Спокойной ночи.
Той ночью меня не посетили видения, но приснился сон, о котором я не стал рассказывать Амброзиусу. Мне приснилась пещера на склоне горы и идущая к ней в тумане девушка по имени Ниниана. У пещеры ее ждал человек. Однако лицо Нинианы не было похоже на лицо моей матери, а у пещеры стоял не Амброзиус. Это был старик, и у него было мое лицо.
КНИГА ТРЕТЬЯ.
ВОЛК
1
Я провел в Британии с Амброзиусом целых пять лет. Оглядываясь сейчас на прожитые годы, надо сказать, что многое исказилось в моей памяти. Представьте себе человека, который взялся восстанавливать давно разрушенную мозаику. Кое-что я вспоминаю без труда, в красках и с подробностями; другое, как картина, покрытая пылью времен, но более важное, словно затянуто дымкой. Места мне вспоминаются всегда отчетливо, иногда настолько, что представляю себя ходящим по ним. Если бы у меня хватило сил собраться, привлечь свое былое могущество, я смог бы спокойно воссоздать их, подобно тому, как в те далекие годы я описал для Амброзиуса Танец исполинов.
Эти воспоминания так же ясны, как и мысли, посещавшие меня, чего я не могу сказать о людях. Я ворошу свою память, и мне становится интересно временами, не путаю ли я Белазиуса с Галапасом, Кадала с Сердиком, одного из бретонских военных командиров с военачальником моего деда в Маридунуме, пытавшегося сделать из меня воина. Он считал, что даже внебрачный принц должен желать искусно владеть холодным оружием.
Когда же я начинаю писать об Амброзиусе, он словно оказывается рядом. И сейчас он будто со мной. Его выхватывает из темноты свет. Моя первая морозная ночь в Малой Британии. Я вижу тяжелые очертания человека в шлеме, твердый взгляд его глаз, нахмуренные брови. На выражение лица наложила отпечаток всепоглощающая непреклонная воля, на целых двадцать лет приковавшая его взор к закрытому для него королевству. Двадцать лет у него ушло, чтобы из ребенка вырасти в Идущего, создать, невзирая на бедность и слабость, ударные силы, ждущие своего часа.
Сложнее писать о Утере. Точнее, сложно писать о Утере, так как он остался в прошлом, стал частью истории, завершившейся много-много лет назад. Я представляю его ярче, чем Амброзиуса. Но не в темноте. Здесь, в темноте, находится часть меня, которая была Мирдином. Часть меня, бывшая Утером, подвластна свету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
– Совершенно верно. Я чувствовал это, хотя и не знал, что ты можешь оказаться моим сыном. Но когда ночью в поле увидел тебя и услышал разговор с Утером... В твоих глазах блуждали видения, и от тебя исходила сила. Нет, Мерлин, из тебя не получится ни короля, ни даже принца в человеческом понимании. Но когда ты вырастешь и станешь человеком, любой король посчитает за счастье иметь тебя рядом, и тогда он уверенно будет править миром. Теперь понимаешь, почему я послал тебя учиться к Белазиусу?
– Он очень ученый человек, – осторожно оценил я.
– Он продажен и опасен, – прямо и четко охарактеризовал его Амброзиус. – Однако он мудр и умен, много путешествовал. Его опыт не постичь в Уэльсе. Учись у него. Но я не говорю – следуй за ним. Есть места, где ты не должен с ним появляться. Но учиться – учись.
Я посмотрел на него и кивнул.
– Вы знаете о нем. – Мои слова прозвучали не как вопрос, а уже как вывод.
– Он служитель старой религии. Да.
– И вы не против?
– Я не могу позволить себе разбрасываться ценными инструментами потому, что мне не нравится их форма. Он полезен, и я его использую. Ты будешь делать то же самое, если хватит мудрости.
– Он хочет взять меня на следующую встречу.
Амброзиус вопросительно поднял брови, но ничего не сказал.
– Вы запрещаете?
– Нет. Ты пойдешь?
– Да, – медленно ответил я, серьезно обдумывая каждое слово. – Мой лорд, если вы ищете... что ищу я, то приходится бывать в необычных местах. Люди не могут смотреть на солнце, они лишь видят его отражение в предметах, расположенных на земле. Если солнце отражается в луже, то все равно видно, что это солнце. Что бы там ни было, я его найду.
Амброзиус улыбнулся.
– Вот видишь? Тебе и охрана не нужна, разве что Кадал. – Он расслабленно оперся на стол, сдвинувшись на краешек стула. – Она назвала тебя Эмрис. Дитя света. Бессмертный. Божественный. Ты знал, что это значит?
– Да.
– А знал ли ты, что это и мое имя?
– Мое имя? – вопрос прозвучал совсем глупо.
Он кивнул.
– Эмрис... Амброзиус. Одно и то же слово. Она назвала тебя в мою честь: Мерлинус Амброзиус.
Я уставился на него.
– Да... конечно. Мне и в голову не приходило. – Я рассмеялся.
– Почему ты смеешься?
– Из-за имени. Амброзиус – принц света. Она говорила всем, что мой отец был принцем тьмы, Люцифером. Слышал даже посвященную этому песню. У нас, в Уэльсе, складывают песни обо всем подряд.
– Когда-нибудь ты мне споешь ее. – Внезапно он охладел. – Мерлинус Амброзиус, дитя света, погляди на огонь и скажи, что ты видишь сейчас?
Когда я, пораженный, взглянул на него, он требовательно повторил:
– Именно сейчас, до того, как погаснет огонь, пока тобою владеет усталость. Смотри на огонь и говори. Что будет с Британией? Что случится со мной? Что случится с Утером? Сослужи мне службу, сын мой. Говори.
Но бесполезно. Я уже оглянулся, пламя угасало. Сила покинула меня. Осталась комната, в которой разговаривали двое. Но я любил его и вернул взгляд на угли. Установилась полная тишина, нарушаемая лишь постукиванием охлаждающегося металла.
– Мне не видно ничего, кроме угасающего в камине огня и кучи тлеющих углей.
– Продолжай.
Я весь покрылся потом. Потекли капли с носа, под мышками, на животе. Я свел бедра, крепко до боли сжал руки.
В висках болезненно застучало. Я встряхнул головой и посмотрел на Амброзиуса.
– Бесполезно, мой лорд. Сожалею, но это бесполезно. Не я приказываю богу, а он мне. Возможно, что когда-нибудь я смогу действовать по своему желанию, но сейчас видение или приходит само собой, или вообще не появляется.
В мольбе я протянул руки, пытаясь объяснить.
– Это подобно ожиданию солнца, которое должно вот-вот показаться. Неожиданно подует ветер, облака разойдутся и становится светло. Иногда полностью, иногда частично. Я вижу лишь отдельные лучи – колонны. Когда-нибудь мне будет принадлежать весь храм. Но не сейчас.
На меня навалилось изнеможение.
– Извините, мой лорд. Я бесполезен для вас. У вас пока нет пророка.
– Нет, – устало ответил Амброзиус. Он обнял меня, притянул к себе и поцеловал. – Всего лишь сын, который не ужинал и устал. Иди спать, Мерлин, и спи без снов. У тебя хватит времени для видений. Спокойной ночи.
Той ночью меня не посетили видения, но приснился сон, о котором я не стал рассказывать Амброзиусу. Мне приснилась пещера на склоне горы и идущая к ней в тумане девушка по имени Ниниана. У пещеры ее ждал человек. Однако лицо Нинианы не было похоже на лицо моей матери, а у пещеры стоял не Амброзиус. Это был старик, и у него было мое лицо.
КНИГА ТРЕТЬЯ.
ВОЛК
1
Я провел в Британии с Амброзиусом целых пять лет. Оглядываясь сейчас на прожитые годы, надо сказать, что многое исказилось в моей памяти. Представьте себе человека, который взялся восстанавливать давно разрушенную мозаику. Кое-что я вспоминаю без труда, в красках и с подробностями; другое, как картина, покрытая пылью времен, но более важное, словно затянуто дымкой. Места мне вспоминаются всегда отчетливо, иногда настолько, что представляю себя ходящим по ним. Если бы у меня хватило сил собраться, привлечь свое былое могущество, я смог бы спокойно воссоздать их, подобно тому, как в те далекие годы я описал для Амброзиуса Танец исполинов.
Эти воспоминания так же ясны, как и мысли, посещавшие меня, чего я не могу сказать о людях. Я ворошу свою память, и мне становится интересно временами, не путаю ли я Белазиуса с Галапасом, Кадала с Сердиком, одного из бретонских военных командиров с военачальником моего деда в Маридунуме, пытавшегося сделать из меня воина. Он считал, что даже внебрачный принц должен желать искусно владеть холодным оружием.
Когда же я начинаю писать об Амброзиусе, он словно оказывается рядом. И сейчас он будто со мной. Его выхватывает из темноты свет. Моя первая морозная ночь в Малой Британии. Я вижу тяжелые очертания человека в шлеме, твердый взгляд его глаз, нахмуренные брови. На выражение лица наложила отпечаток всепоглощающая непреклонная воля, на целых двадцать лет приковавшая его взор к закрытому для него королевству. Двадцать лет у него ушло, чтобы из ребенка вырасти в Идущего, создать, невзирая на бедность и слабость, ударные силы, ждущие своего часа.
Сложнее писать о Утере. Точнее, сложно писать о Утере, так как он остался в прошлом, стал частью истории, завершившейся много-много лет назад. Я представляю его ярче, чем Амброзиуса. Но не в темноте. Здесь, в темноте, находится часть меня, которая была Мирдином. Часть меня, бывшая Утером, подвластна свету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110