— Это мне известно,— согласился Голетт.— Сначала вы будете действовать в одиночку, но затем вы встретите, я полагаю, сочувствие и поддержку у целой дюжины людей, если не больше,— у всех разоренных им, у отцов скомпрометированных им дочерей и у мужей развращенных им жен. Лучших союзников вам, и не. надо. Теперь отправляйтесь! Я, со своей стороны, сделал все, чтобы инструктировать вас возможно лучше, но — кто знает — быть может, я упустил сказать вам самое главное.
Быстро встав со стула, он протянул № 6 руку.
— До свидания, желаю успеха, № 6,— улыбнулсй он.— Не забывайте, что при встрече на улице я не подам виду, что знаком с вами. И это до тех пор, пока вы не придете в камеру судебного следователя в Олд Бэлей и не дадите показаний, могущих навсегда отвести от м-ра Валенхайна все возводимые на него подозрения!
Итак, № б покинул комнату, слегка кивнув головой стоявшему у двери сторожу, и с этого момента Скотленд-Ярд на долгие годы потерял из виду того, против чьей фамилии в книге секретных поручений сам Голетт написал: «В командировке по делам чрезвычайного значения. Упоминать и осведомляться об этом сотруднике надлежит избегать при каких бы ао ни было обстоятельствах».
Гот спустя Голетт вызвал к себе в кабинет перво-классного сыщика Стиля и, в пределах возможного, сообщил ему о поручении, возложенном им на № 6.
— Прошло уже много месяцев, а я о нем ничего не знаю,— сказал он.— Поезжайте-ка вы в Париж и зорко следите за Цезарем Валентайном.
— Сообщите мне о № 6 только одно, сэр,— сказал Стиль,— мужчина это или женщина?
Голетт улыбнулся.
— Цезарь употребил шесть месяцев на его разоблачение. Трое подчиненных были мною уволены со. службы за такие вопросы. Неужели же вы хотите, чтобы и с вами я поступил так же?
Глава II
«ТРЭЙ-БОНГ-СМИС»
Мы застаем его в Брикстонской тюрьме лишенным всякой защиты и с часу на час ожидающим приговора и суровой кары за совершенное убийство. Только такое мучительное и бездейственное выжидание могло побудить человека, столь не словоохотливого, как он, дать о себе те сведения, без которых пишущий эти строки никогда . не смог бы заполнить пробела в истории его похождений, начавшейся еще в чайной Чи-Со, отдаленной от Набережной Цветов не более, чем метров, на ста
Чи-Со прииадлежил к тому немногочисленному классу японцев, которые на первый, взгляд могут сойти за китайцев, В Париже он содержал ресторан, который, несмотря на свою неказистость, пользовался, довольно большой популярностью. Публика уже привыкла к переездам через реку с целью полакомиться его восхитительно вкусными блюдами, а на углу узенькой улочки, где помещался его «Радушный Торговец» — таково было название его заведения,— нередко можно было видеть больше десятка ожидающих автомобилей:
Смис ни разу не столовался у Чи-Со, но посещал он его довольно часто. Ресторан помещался в очень старинном угловом доме, вероятно, служившем во времена последнего Людовика чем-то вроде постоялого двора,— так, по крайней мере, можно было дум.ать на основании помещавшегося под этим зданием вместительнейшего погреба. Пожалуй, во всем Париже не было погреба просторнее этого. То было огромное сводчатое помещение, возвышавшееся "приблизительно на тридцать футов, и Чи-Со приспособил его к своему, как он выражался, «пристанищу для отдыхающих», всегда готовому к услугам его клиентов.
В продолжение последних четырех недель Смис регулярно заходил в, это «пристанище» всегда в полночь и оставался там до самого утра, отдаваясь своим думам, равнодушно пуская кольца дыма, крутившиеся около его трубки.
Его нежелание гулять, ночью по парижским улицам рыло вполне естественным. В эти дни, когда в столице заседал международный конгресс, не было никакой физической возможности пробраться от площади Согласия к бульвару Итальянцев, не встретив по пути какого-нибудь агента Скотленд-Ярда, знающего о его прошлом и
настоящем.Способны ли были посетители ресторана признать в исхудалом, гладко выбритом человеке, носившем потертый сюртук и выцветшую сорочку, того, кто некогда брал первые призы на Окефордо-Кэмбриджских спортивных состязаниях в прыжках и беге,— вопрос довольно спорный, но факт остается фактом: некоторые полицейские агенты знали всю его подноготную.
В небольшом кафе в районе Монмартра, где он имел-обыкновение проводить вечер, его окрестили прозвищем «Трэй-Бонг-Смис». Поводом к этому послужило его обыкновение отвечать на каждый заданный ему вопрос кратким и неизменным «трэ бьен» (очень хорошо). Даже тогда, когда он наконец смекнул, что его «трэйбонг» только поднимает его на смех, как забавная и бросающаяся в глаза оригинальность, кличка эта так за ним и осталась; мало того, она преследовала его вплоть до ресторана Чи-Со, создав ему там нежелательную репутацию.
Бывали дни, когда он усердно считал свои медяки, и опять-таки бывали моменты, когда он, днем или ночью, вдруг куда-то исчезал и затем возвращался с туго набитым бумажником и разменивал тысячефранковую ассигнацию с беспристрастностью какого-нибудь монтекарлов-
ского крупье.Но в те дни, когда он «всплывал на поверхность», он всегда был неизменным посетителем ресторана Чи-Со.Если он заслуживал быть названным постоянным в своих привычках, то тем более заслуживал этого Цезарь Валентайи. Каждый понедельник, каждый вторник и каждое воскресенье, ровно в два часа, минута в минуту, он регулярно появлялся в так называемой «частной ложе». Дело в том, что в ресторане Чи-Со одна из стен имела на высоте пятнадцати футов от пола полукруглый выступ, которым либо сам Чи-Со, либо его предшественник воспользовался для постройки на этом месте небольшого балкончика в швейцарском стиле. Освещенный и обильно задрапированный шторами, этот балкончик, видимо, приносил владельцу ресторана немалый доход, так как давал
ложность более «солидным» посетителям, преимущественно приезжим журналистам, снующим по китайскому кварталу в поисках темы для рассказа, незаметно подслушать самые невероятные ведци.
Обычно Цезарь Валентайн входил в погреб прямо через небольшую боковую дверцу; но иногда в нем пробуждалось желание пройтись по ресторану. И тогда он, выйдя через маленькую дверцу в стене, поднимался в ложу по железной винтовой лестнице. Там он обыкновенно проводил ровно час, не сводя глаз с курящих внизу посетителей и с белых, чисто вымытых стен погреба, вдоль коих были развешаны причудливые китайские фонари.
Называя Цезаря «видным мужчиной», Чи-Со нисколько не преувеличивал. Даже не говоря о неизменном, подобно перчатке, облегающем его фраке и шестифутовом росте, было бы грешно обойти молчанием его столь характерное лицо — именно такое, какое некогда любили воспроизводить древнегреческие ваятели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26