Моя же работа завершена. Ваше святейшество!
Дкарн-дуук слегка поклонился епископу.
— Досточтимые братья!
Он кивнул Сарьону, который глядел на епископа с безумным и испуганным видом, и Далчейзу. Дьякон обеспокоено заерзал на стуле, стараясь не встречаться взглядом с холодными, бесстрастными глазами чародея.
Накинув красный капюшон, Дкарн-дуук наконец повернулся к Джораму.
— Встань, племянник, и попрощайся со мной, — попросил чародей.
Тряхнув густой копной черных волос, юноша нехотя повиновался. Он встал, но больше не сделал ни единого движения навстречу дяде. Сцепив руки за спиной, он стоял, выпрямившись и безразлично глядя в темный угол зала. Принц Ксавьер шагнул вперед и тонкими, изящными руками взял племянника за плечи. Джорам дернулся, невольно пытаясь освободиться от объятий чародея, но смирил свой порыв и остался неподвижен. Он был слишком горд, чтобы вырываться. Улыбнувшись, Дкарн-дуук склонился над юношей и поцеловал его в щеки — сперва в левую, потом в правую. Джорам вздрогнул, его кожа побелела там, где ее коснулись холодные губы колдуна. Вырвавшись из рук дяди, он с силой вытер щеки тыльной стороной ладони, словно пытался стереть само ненавистное прикосновение.
За спиной принца Ксавьера открылся Коридор. Шагнув в него, чародей исчез. Вместе с ним погас свет, который он приносил с собой. Большая часть зала погрузилась в полумрак. Только слабо светился Источник Жизни в центре помещения и ярко сиял епископский трон.
Невзирая на пережитое потрясение, Ванье, судя по всему, начал обретать былое самообладание. Повинуясь жесту епископа, из тени выступил молодой Дуук-тсарит. Он произнес одно слово, и Джорама вновь окружили три огненных кольца. Пламя плясало вокруг юноши, озаряя темные углы зала. Епископ молча смотрел на Джорама, звучно втягивая носом воздух.
— Ваше святейшество, — начал Сарьон, медленно поднимаясь со стула, — вы обещали, что не убьете его. — Каталист протянул вперед дрожащие руки. — Вы клялись мне кровью Олмина...
— Стань на колени, брат Сарьон, — строго промолвил епископ, — и моли Его простить тебя!
— Нет! — зарыдал Сарьон, бросаясь вперед.
Грузно поднявшись на ноги, епископ Ванье оттолкнул каталиста и подошел к юноше. Джорам молча следил за ним, чуть презрительно усмехаясь.
— Джорам, сын... — начал Ванье и сконфуженно запнулся. Легкая улыбка на губах юноши стала шире, это была уже насмешливая ухмылка.
Лицо епископа исказилось от злобы.
— Ты прав, юноша! — дрожащим голосом промолвил Ванье. — Мы не станем рисковать, оставляя тебя в живых. И не станем рисковать, убивая тебя. Поскольку ты всегда был Мертвым среди живых, ты станешь живым Мертвым.
Далчейз выпрямился, его горло словно сдавила невидимая рука. «Нет! — хотел крикнуть он. — Я не приму в этом участия!» Он пытался заговорить, но только беззвучно шевелил губами. Впервые голос отказал ему. Как ловко они расставили свою ловушку! Он слишком много знал. И теперь ему придется отправляться в Зит-Эль, где уже собран потрясающий зверинец...
Сарьон яростно вскрикнул и рухнул на колени перед епископским троном.
Ванье не обратил ни малейшего внимания на обоих каталистов. Джорам бросил один-единственный взгляд на раздавленного отчаянием Сарьона, но взгляд этот был холоден и суров. Почти сразу юноша снова обратил свой взор на епископа.
— Джорам! Признав тебя виновным по всем пунктам обвинения, представленным тремя каталистами, как и предписано законами Тимхаллана, я приговариваю тебя к Превращению. На рассвете тебя доставят в Приграничье, где твоя плоть обратится в камень, а душа останется жить внутри тела и раскаиваться в содеянных преступлениях. Ты станешь вечным Дозорным, мертвым и живым одновременно, и до конца времен будешь смотреть за Грань.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ЖИТЬ ЗНАЧИТ ПОВИНОВАТЬСЯ
В закрытую дверь тихо постучали.
— Отец Сарьон? — позвал осторожный голос.
— Пора?
В маленькой часовне окон не было. Яркий утренний свет заливал мир снаружи, но здесь, в чистилище духа, царили холод и темнота.
— Отец Сарьон? — повторил приглушенный голос.
Каталист медленно поднял голову. Остаток ночи он провел, стоя на коленях на каменном полу одной из уединенных часовен Купели, в надежде отыскать успокоение в молитве. Тело одеревенело, колени кровоточили. А ноги давно утратили чувствительность. Ах, если бы только сердце тоже перестало болеть!
Вытянув руку, Сарьон нащупал молитвенный поручень перед собой, подтянулся и попытался встать на ноги. Восстановившееся кровообращение тотчас отозвалось резким покалыванием в теле. С губ каталиста сорвался сдавленный стон. Сарьон попытался сделать хоть шаг, но обнаружил, что ноги не слушаются его. Уткнувшись лбом в ладонь, Сарьон заморгал, чтобы прогнать подступившие слезы.
— Ты, отказавший мне во всем, пошли мне силы двинуться с места, — горячо взмолился каталист. — Пусть я не предам его хотя бы в этой малости. И буду рядом до самого конца.
Ухватившись обеими руками за молитвенный поручень, Сарьон стиснул зубы и попытался шагнуть. Ему пришлось постоять несколько мгновений, тяжело дыша, пока наконец способность ходить не вернулась к нему.
— Отец Сарьон! — снова донесся голос, на сей раз в нем слышалась тревога.
В дверь заскреблись.
— Да, я иду! — огрызнулся каталист. — К чему такая спешка? Не терпится насладиться зрелищем?
Шаркая ботинками по земле, с трудом заставляя мышцы работать, Сарьон проковылял по крохотной комнатке и привалился к двери. Силы оставили каталиста. Дрожащей рукой он смахнул холодный пот со лба и с усилием снял магическую печать, которую наложил на дверь прошлой ночью. Это было слабенькое заклятие. Он сам наложил его, используя жалкий остаток Жизни, который еще теплился в его теле. И он не знал, хватит ли сил снять эти чары. После минутной задержки дверь бесшумно отворилась. На пороге стояла бледная послушница. Глаза у женщины были круглые и испуганные. Увидев пепельное лицо каталиста, она прикусила губу и отвела взгляд.
— Я… я беспокоилась о вас, отец, — промолвила женщина дрожащим голосом. — Вот и все. — Вытерев глаза тонкой рукой, она добавила: — Я не хотела прерывать вас, но... правила...
И умолкла.
— Простите, сестра, — обессилено промолвил Сарьон. — Простите. У меня... была долгая ночь.
— Да, отец, — твердо сказала женщина и безбоязненно посмотрела ему в лицо. — Я понимаю. Я молю Олмина придать мне мужества, чтобы вынести этот суд. Он не покинет меня.
— Рад за вас, — съязвил Сарьон.
Злая насмешка в голосе священника задела послушницу, и женщина наполовину удивленно, наполовину испуганно уставилась на каталиста. Сарьон вздохнул и снова начал просить у нее прощения, а потом оборвал сам себя. Какой прок от ее прощения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Дкарн-дуук слегка поклонился епископу.
— Досточтимые братья!
Он кивнул Сарьону, который глядел на епископа с безумным и испуганным видом, и Далчейзу. Дьякон обеспокоено заерзал на стуле, стараясь не встречаться взглядом с холодными, бесстрастными глазами чародея.
Накинув красный капюшон, Дкарн-дуук наконец повернулся к Джораму.
— Встань, племянник, и попрощайся со мной, — попросил чародей.
Тряхнув густой копной черных волос, юноша нехотя повиновался. Он встал, но больше не сделал ни единого движения навстречу дяде. Сцепив руки за спиной, он стоял, выпрямившись и безразлично глядя в темный угол зала. Принц Ксавьер шагнул вперед и тонкими, изящными руками взял племянника за плечи. Джорам дернулся, невольно пытаясь освободиться от объятий чародея, но смирил свой порыв и остался неподвижен. Он был слишком горд, чтобы вырываться. Улыбнувшись, Дкарн-дуук склонился над юношей и поцеловал его в щеки — сперва в левую, потом в правую. Джорам вздрогнул, его кожа побелела там, где ее коснулись холодные губы колдуна. Вырвавшись из рук дяди, он с силой вытер щеки тыльной стороной ладони, словно пытался стереть само ненавистное прикосновение.
За спиной принца Ксавьера открылся Коридор. Шагнув в него, чародей исчез. Вместе с ним погас свет, который он приносил с собой. Большая часть зала погрузилась в полумрак. Только слабо светился Источник Жизни в центре помещения и ярко сиял епископский трон.
Невзирая на пережитое потрясение, Ванье, судя по всему, начал обретать былое самообладание. Повинуясь жесту епископа, из тени выступил молодой Дуук-тсарит. Он произнес одно слово, и Джорама вновь окружили три огненных кольца. Пламя плясало вокруг юноши, озаряя темные углы зала. Епископ молча смотрел на Джорама, звучно втягивая носом воздух.
— Ваше святейшество, — начал Сарьон, медленно поднимаясь со стула, — вы обещали, что не убьете его. — Каталист протянул вперед дрожащие руки. — Вы клялись мне кровью Олмина...
— Стань на колени, брат Сарьон, — строго промолвил епископ, — и моли Его простить тебя!
— Нет! — зарыдал Сарьон, бросаясь вперед.
Грузно поднявшись на ноги, епископ Ванье оттолкнул каталиста и подошел к юноше. Джорам молча следил за ним, чуть презрительно усмехаясь.
— Джорам, сын... — начал Ванье и сконфуженно запнулся. Легкая улыбка на губах юноши стала шире, это была уже насмешливая ухмылка.
Лицо епископа исказилось от злобы.
— Ты прав, юноша! — дрожащим голосом промолвил Ванье. — Мы не станем рисковать, оставляя тебя в живых. И не станем рисковать, убивая тебя. Поскольку ты всегда был Мертвым среди живых, ты станешь живым Мертвым.
Далчейз выпрямился, его горло словно сдавила невидимая рука. «Нет! — хотел крикнуть он. — Я не приму в этом участия!» Он пытался заговорить, но только беззвучно шевелил губами. Впервые голос отказал ему. Как ловко они расставили свою ловушку! Он слишком много знал. И теперь ему придется отправляться в Зит-Эль, где уже собран потрясающий зверинец...
Сарьон яростно вскрикнул и рухнул на колени перед епископским троном.
Ванье не обратил ни малейшего внимания на обоих каталистов. Джорам бросил один-единственный взгляд на раздавленного отчаянием Сарьона, но взгляд этот был холоден и суров. Почти сразу юноша снова обратил свой взор на епископа.
— Джорам! Признав тебя виновным по всем пунктам обвинения, представленным тремя каталистами, как и предписано законами Тимхаллана, я приговариваю тебя к Превращению. На рассвете тебя доставят в Приграничье, где твоя плоть обратится в камень, а душа останется жить внутри тела и раскаиваться в содеянных преступлениях. Ты станешь вечным Дозорным, мертвым и живым одновременно, и до конца времен будешь смотреть за Грань.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ЖИТЬ ЗНАЧИТ ПОВИНОВАТЬСЯ
В закрытую дверь тихо постучали.
— Отец Сарьон? — позвал осторожный голос.
— Пора?
В маленькой часовне окон не было. Яркий утренний свет заливал мир снаружи, но здесь, в чистилище духа, царили холод и темнота.
— Отец Сарьон? — повторил приглушенный голос.
Каталист медленно поднял голову. Остаток ночи он провел, стоя на коленях на каменном полу одной из уединенных часовен Купели, в надежде отыскать успокоение в молитве. Тело одеревенело, колени кровоточили. А ноги давно утратили чувствительность. Ах, если бы только сердце тоже перестало болеть!
Вытянув руку, Сарьон нащупал молитвенный поручень перед собой, подтянулся и попытался встать на ноги. Восстановившееся кровообращение тотчас отозвалось резким покалыванием в теле. С губ каталиста сорвался сдавленный стон. Сарьон попытался сделать хоть шаг, но обнаружил, что ноги не слушаются его. Уткнувшись лбом в ладонь, Сарьон заморгал, чтобы прогнать подступившие слезы.
— Ты, отказавший мне во всем, пошли мне силы двинуться с места, — горячо взмолился каталист. — Пусть я не предам его хотя бы в этой малости. И буду рядом до самого конца.
Ухватившись обеими руками за молитвенный поручень, Сарьон стиснул зубы и попытался шагнуть. Ему пришлось постоять несколько мгновений, тяжело дыша, пока наконец способность ходить не вернулась к нему.
— Отец Сарьон! — снова донесся голос, на сей раз в нем слышалась тревога.
В дверь заскреблись.
— Да, я иду! — огрызнулся каталист. — К чему такая спешка? Не терпится насладиться зрелищем?
Шаркая ботинками по земле, с трудом заставляя мышцы работать, Сарьон проковылял по крохотной комнатке и привалился к двери. Силы оставили каталиста. Дрожащей рукой он смахнул холодный пот со лба и с усилием снял магическую печать, которую наложил на дверь прошлой ночью. Это было слабенькое заклятие. Он сам наложил его, используя жалкий остаток Жизни, который еще теплился в его теле. И он не знал, хватит ли сил снять эти чары. После минутной задержки дверь бесшумно отворилась. На пороге стояла бледная послушница. Глаза у женщины были круглые и испуганные. Увидев пепельное лицо каталиста, она прикусила губу и отвела взгляд.
— Я… я беспокоилась о вас, отец, — промолвила женщина дрожащим голосом. — Вот и все. — Вытерев глаза тонкой рукой, она добавила: — Я не хотела прерывать вас, но... правила...
И умолкла.
— Простите, сестра, — обессилено промолвил Сарьон. — Простите. У меня... была долгая ночь.
— Да, отец, — твердо сказала женщина и безбоязненно посмотрела ему в лицо. — Я понимаю. Я молю Олмина придать мне мужества, чтобы вынести этот суд. Он не покинет меня.
— Рад за вас, — съязвил Сарьон.
Злая насмешка в голосе священника задела послушницу, и женщина наполовину удивленно, наполовину испуганно уставилась на каталиста. Сарьон вздохнул и снова начал просить у нее прощения, а потом оборвал сам себя. Какой прок от ее прощения?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122