Дождавшись тишины, он прокричал:
- И все-таки, дети мои, даже это правительство далеко от
совершенства! Еще очень многое можно поменять в интересах всего народа. Но
разве за последние пять поколений оно изменило хоть что-нибудь? Разве не
перестало оно даже искать возможности для реформ, прикрываясь
рассуждениями о том, что никакой потребности в нововведениях просто нет?
Разве это не так? Я спрашиваю вас!
- Да, Отец, перестало!
- В таком случае! В таком случае! Дети мои! Небесные псы
действительно лают не зря, они лают на то самое гнилое дерево! А вот про
правительственных псов этого вовсе не скажешь! О, как они лают! День и
ночь со всех сторон несется этот лай! Мы только и слышим о совершенстве
правительства! Настал золотой век, все справедливо в этом мире.
Правительство подавляет любые попытки завести разговор о необходимости
реформ на благо народа! Мы совершенны, убеждают они нас!
- И что же, действительно все безупречно? Неужели правительство
идеально, как сам Бог?
- Нет, нет. Отец!
Зурван сошел с трибуны. Его сторонники с криками, продолжая
оживленную беседу, окружили его. Люди стонали, плакали, кричали. Отец Том
переместился на другое место, пройдя ровно сто шестьдесят футов. Другие
ораторы тоже занимали новые позиции. Зурван взошел на только что
освободившееся место на другой трибуне. Таким образом, закон был полностью
соблюден, и место собрания сместилось в пределах, предусмотренных законом
времени и расстояния.
- Правительство разрешает исповедовать религию! И в то же время...
оно не позволяет верующим занимать государственные должности! Это правда?
- Это правда! - подхватила толпа.
- Кто сказал, что только те, кто верит в реальность, в факты, в
истину, достойны занимать государственные посты? _П_Р_А_В_Д_А_ - вот что
определяет государственное учреждение?
- Так говорит правительство, Отец!
- А кто определяет, что такое факт, реальность, правда?
- Это правительство, Отец!
- Кто считает религию тождественной сверхъестественному?
- Правительство, Отец!
- Кто утверждает, что нет оснований для перемен и совершенствования?
- Правительство, Отец!
- Разве мы не отвергаем это? Разве мы не знаем, что существует
огромная, кричащая потребность в совершенствовании?
- Да, Отец!
- Разве правительство не утверждает, что оно заключило контракт с
народом, достигло социального согласия?
- Утверждает, Отец!
- Тогда скажите мне, дети мои, хорош ли такой договор, соблюдения
которого может требовать только одна сторона?
- Ни в коем случае. Отец!
Отец Том подошел к той точке своего Слова, дальше которой он сегодня
продвигаться не отваживался. Он не был готов к мученичеству. Настало время
переключиться на "стадию охлаждения". Он обратился к тем, кто не
принадлежал к церкви, с просьбой задать ему несколько вопросов. Как
всегда, его спросили, зачем он покрасил нос, что обозначает буква S,
нарисованная у него на лбу, и что символизируют бабочки, разбросанные по
его бороде?
Зурван ответил, что его сторонников оскорбляют и называют в насмешку
"синеносыми", потому что они придерживаются высоких моральных норм;
поэтому он и воплотил уничижительную брань в буквальном смысле, чтобы
продемонстрировать гордость своей верой и безразличие к насмешкам и
хулителям. Произнося проповеди, он показывал свой "синий нос" всем
желающим.
Что касается бабочек, то они представляют последний период
становления веры в человека. Души его последователей расцветают подобно
бабочкам, которые, будучи прежде уродливыми гусеницами, завернувшись в
кокон и преуспев в чудесной метаморфозе, превращаются в прелестные
создания.
- Большая буква S на моем лбу, - гремел Зурван, - не означает
святость или грех! Она никак не связана и со словом "простофиля" [англ.
Simpleton - простофиля, простак], как это утверждают наши враги! Буква S
означает символ, но не какой-то произвольный, а вполне определенный! S
включает в себя все символы добра! Придет день - мы верим в это, не так
ли, дети мои? - букву S, наш символ, будут распознавать еще быстрее, а
почитать и ценить еще глубже, чем даже крест, гексаграмму и распятие, о
котором я говорил ранее. Разве не об этом, дети мои, мы мечтаем? Разве не
в это верим?
- Аминь, Отец!
Следующая фаза речи Отца Тома представляла собой неторопливое
приближение к призыву совершить публичное покаяние. Минуты шли, и Зурван
становился все настойчивее и убедительнее в самой речи, в жестикуляции, в
вере и страсти. К пяти часам, когда все ораторы и проповедники должны
смолкнуть, он выслушал не менее двадцати исповедей, причем одну из них
произнес вновь обращенный приверженец его учения. То обстоятельство, что
эта часть его программы привлекла внимание гораздо большего числа гуляющих
в парке, нежели сама проповедь, нисколько не испортило Зурвану радости. Он
прекрасно знал, что безбожники любили слушать исповеди из-за обилия в них
"клубнички", унизительных и непристойных подробностей. Пусть так. Но
иногда те, кто приходил сюда ради того, чтобы пощекотать себе нервы, вдруг
переживали неожиданный внутренний взрыв и сами, проникаясь Божественным
светом, изъявляли желание исповедаться.
Органики фиксировали все, что было произнесено здесь, и при желании
могли использовать сказанное на исповеди против покаявшихся. Жертвенность
- вот та цена, которую приходится платить за веру.
В пять часов Зурван отправился домой, усталый, но воодушевленный и
торжествующий. Он летел в седле Божественного света. Поглотив
символический ужин, он приступил к молитве. Затем в уединенной тишине
своей квартиры он выслушал исповеди тех, кто не успел открыть душу в
парке. В девять часов он отправлял краткую службу для тех, кто пришел к
его жилью. Закон запрещал наблюдать за ходом проповеди из холла на экране,
но органиков в это время обычно поблизости не было, а соседи ничуть не
возражали. Некоторые из них, опасавшиеся открыто приобщиться к вере при
свете дня, охотно наблюдали за вечерней службой на экране.
В прошлое Воскресенье, День-Пять, Неделя-Один, именно так все и
происходило.
Но сегодня - в День-Шесть, Неделя-Один, Отец Том Зурван так и не
появился на Площади Вашингтона. Его последователи, прождав минут
пятнадцать, в течение которых они так и не смогли определить по экрану его
местонахождение, отправились к нему домой на Аллею Шинбоун. Руководитель
квартала совершенно правомерно отказался воспользоваться своим
кодом-ключом, чтобы открыть квартиру Отца Тома, до тех пор, пока не будут
извещены органики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
- И все-таки, дети мои, даже это правительство далеко от
совершенства! Еще очень многое можно поменять в интересах всего народа. Но
разве за последние пять поколений оно изменило хоть что-нибудь? Разве не
перестало оно даже искать возможности для реформ, прикрываясь
рассуждениями о том, что никакой потребности в нововведениях просто нет?
Разве это не так? Я спрашиваю вас!
- Да, Отец, перестало!
- В таком случае! В таком случае! Дети мои! Небесные псы
действительно лают не зря, они лают на то самое гнилое дерево! А вот про
правительственных псов этого вовсе не скажешь! О, как они лают! День и
ночь со всех сторон несется этот лай! Мы только и слышим о совершенстве
правительства! Настал золотой век, все справедливо в этом мире.
Правительство подавляет любые попытки завести разговор о необходимости
реформ на благо народа! Мы совершенны, убеждают они нас!
- И что же, действительно все безупречно? Неужели правительство
идеально, как сам Бог?
- Нет, нет. Отец!
Зурван сошел с трибуны. Его сторонники с криками, продолжая
оживленную беседу, окружили его. Люди стонали, плакали, кричали. Отец Том
переместился на другое место, пройдя ровно сто шестьдесят футов. Другие
ораторы тоже занимали новые позиции. Зурван взошел на только что
освободившееся место на другой трибуне. Таким образом, закон был полностью
соблюден, и место собрания сместилось в пределах, предусмотренных законом
времени и расстояния.
- Правительство разрешает исповедовать религию! И в то же время...
оно не позволяет верующим занимать государственные должности! Это правда?
- Это правда! - подхватила толпа.
- Кто сказал, что только те, кто верит в реальность, в факты, в
истину, достойны занимать государственные посты? _П_Р_А_В_Д_А_ - вот что
определяет государственное учреждение?
- Так говорит правительство, Отец!
- А кто определяет, что такое факт, реальность, правда?
- Это правительство, Отец!
- Кто считает религию тождественной сверхъестественному?
- Правительство, Отец!
- Кто утверждает, что нет оснований для перемен и совершенствования?
- Правительство, Отец!
- Разве мы не отвергаем это? Разве мы не знаем, что существует
огромная, кричащая потребность в совершенствовании?
- Да, Отец!
- Разве правительство не утверждает, что оно заключило контракт с
народом, достигло социального согласия?
- Утверждает, Отец!
- Тогда скажите мне, дети мои, хорош ли такой договор, соблюдения
которого может требовать только одна сторона?
- Ни в коем случае. Отец!
Отец Том подошел к той точке своего Слова, дальше которой он сегодня
продвигаться не отваживался. Он не был готов к мученичеству. Настало время
переключиться на "стадию охлаждения". Он обратился к тем, кто не
принадлежал к церкви, с просьбой задать ему несколько вопросов. Как
всегда, его спросили, зачем он покрасил нос, что обозначает буква S,
нарисованная у него на лбу, и что символизируют бабочки, разбросанные по
его бороде?
Зурван ответил, что его сторонников оскорбляют и называют в насмешку
"синеносыми", потому что они придерживаются высоких моральных норм;
поэтому он и воплотил уничижительную брань в буквальном смысле, чтобы
продемонстрировать гордость своей верой и безразличие к насмешкам и
хулителям. Произнося проповеди, он показывал свой "синий нос" всем
желающим.
Что касается бабочек, то они представляют последний период
становления веры в человека. Души его последователей расцветают подобно
бабочкам, которые, будучи прежде уродливыми гусеницами, завернувшись в
кокон и преуспев в чудесной метаморфозе, превращаются в прелестные
создания.
- Большая буква S на моем лбу, - гремел Зурван, - не означает
святость или грех! Она никак не связана и со словом "простофиля" [англ.
Simpleton - простофиля, простак], как это утверждают наши враги! Буква S
означает символ, но не какой-то произвольный, а вполне определенный! S
включает в себя все символы добра! Придет день - мы верим в это, не так
ли, дети мои? - букву S, наш символ, будут распознавать еще быстрее, а
почитать и ценить еще глубже, чем даже крест, гексаграмму и распятие, о
котором я говорил ранее. Разве не об этом, дети мои, мы мечтаем? Разве не
в это верим?
- Аминь, Отец!
Следующая фаза речи Отца Тома представляла собой неторопливое
приближение к призыву совершить публичное покаяние. Минуты шли, и Зурван
становился все настойчивее и убедительнее в самой речи, в жестикуляции, в
вере и страсти. К пяти часам, когда все ораторы и проповедники должны
смолкнуть, он выслушал не менее двадцати исповедей, причем одну из них
произнес вновь обращенный приверженец его учения. То обстоятельство, что
эта часть его программы привлекла внимание гораздо большего числа гуляющих
в парке, нежели сама проповедь, нисколько не испортило Зурвану радости. Он
прекрасно знал, что безбожники любили слушать исповеди из-за обилия в них
"клубнички", унизительных и непристойных подробностей. Пусть так. Но
иногда те, кто приходил сюда ради того, чтобы пощекотать себе нервы, вдруг
переживали неожиданный внутренний взрыв и сами, проникаясь Божественным
светом, изъявляли желание исповедаться.
Органики фиксировали все, что было произнесено здесь, и при желании
могли использовать сказанное на исповеди против покаявшихся. Жертвенность
- вот та цена, которую приходится платить за веру.
В пять часов Зурван отправился домой, усталый, но воодушевленный и
торжествующий. Он летел в седле Божественного света. Поглотив
символический ужин, он приступил к молитве. Затем в уединенной тишине
своей квартиры он выслушал исповеди тех, кто не успел открыть душу в
парке. В девять часов он отправлял краткую службу для тех, кто пришел к
его жилью. Закон запрещал наблюдать за ходом проповеди из холла на экране,
но органиков в это время обычно поблизости не было, а соседи ничуть не
возражали. Некоторые из них, опасавшиеся открыто приобщиться к вере при
свете дня, охотно наблюдали за вечерней службой на экране.
В прошлое Воскресенье, День-Пять, Неделя-Один, именно так все и
происходило.
Но сегодня - в День-Шесть, Неделя-Один, Отец Том Зурван так и не
появился на Площади Вашингтона. Его последователи, прождав минут
пятнадцать, в течение которых они так и не смогли определить по экрану его
местонахождение, отправились к нему домой на Аллею Шинбоун. Руководитель
квартала совершенно правомерно отказался воспользоваться своим
кодом-ключом, чтобы открыть квартиру Отца Тома, до тех пор, пока не будут
извещены органики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93