- насмешливо спросил
вождь невров.
Невр был молод, не ему было первому говорить. На скулах Иданфирса
забегали злые желваки.
- Скифы чужого оружия не боятся, - выговорил он медленно, топя в
словах гнев. - Только скифов горстка, а персов гора. Малому большое не
одолеть. Гора горстку раздавит.
Невр рассмеялся. Он был доволен, что скифы, считавшие себя
властелинами степи, попали в беду.
- Горстка, царь Иданфирс? - продолжая смеяться, сказал вождь невров.
- Когда в давние времена скифский царь Ариант пожелал узнать, много ль под
его властью людей, он приказал каждому скифу принести по бронзовому
наконечнику. Сколько наконечников набралось? Гора. Своими глазами видел
близ Гипаниса вашу святыню - огромный котел, отлитый из наконечников.
Толщина его стенок шесть пальцев.
Иданфирс не стал тратить время на пререкания.
- Не о том речь, - сказал он. - Персы раздавят нас, за вас примутся.
Справитесь ли с ними поодиночке? - Он обвел глазами по очереди всех
вождей, дольше всего его взгляд задержался на широком, открытом лице вождя
будинов.
- Моя мысль догнала твою, Иданфирс, - отозвался рыжеволосый великан.
- Вместе мы сила, поодиночке - ничто. Персы пришли завоевать всю степь, и
будины натянут луки вместе со скифами, в стороне остаться не пожелают.
- Пусть только персы посмеют напасть на невров, невры дадут им отпор.
За скифов же биться невры не будут, - сказал юный вождь упрямо.
- Дарий разрушил крепости на Ниле, смел с лица земли города Вавилона.
Невров персы раздавят и не заметят, как раздавили, - сказал вождь
меланхленов. - Но в одном невр прав. Дарий затеял поход против скифов, не
против нас, и мы подождем. Так ли я говорю, вожди? Разве скифы нам друзья
или братья, что мы должны проливать за них нашу кровь?
Скифы не раз совершали набеги на оседлые племена, живущие по краю
степи, и три вождя коснулись подбородком груди, выражая согласие с вождем
меланхленов.
От меланхленов Иданфирс отказа не ждал, другое дело - дикие тавры,
живущие разбоем без суда и закона. Но спорить и уговаривать не
приходилось. Каждый вождь принял решение.
- Что скажут наши соседи с восхода и юга? - быстро спросил Иданфирс.
Не хотелось ему и здесь услышать дурное.
- Я боюсь, что война вытопчет наши посевы и вырубит наши сады, -
сказал вождь гелонов и трижды дунул на бобровый воротник своего кафтана,
отгоняя зло. - Чтобы этого не случилось, гелоны выступят вместе с войском
будинов и скифов.
- Гелоны могли бы укрыться в своих лесах и отсидеться в болотах, но
они не хотят уподобиться бобрам или лягушкам! - воскликнул вождь
савроматов. - Ну а нам, и подавно, точить мечи. Если савроматы отступят,
то женщины смогут плевать им в лицо. Презирая мужчин, они пойдут на врага
сами.
Племя савроматов, занимавшее землю за рекой Танаисом [Танаис -
древнее название Дона], к северу от впадины Меотийского озера [Меотийское
озеро - древнее название Азовского моря], вело свой род от женщин -
воительниц - амазонок. Савроматские женщины, сохраняя стародавний обычай,
охотились вместе с мужьями, стреляли из лука, скакали в седле и носили
мужскую одежду.
- Правильно, савромат! - сказал Иданфирс. - Если будет нужда, и наши
женщины сядут в седло и повесят на пояс горит, а не золотые безделки, -
Иданфирс кивнул в сторону молодого вождя невров, с ног до головы
увешанного украшениями и талисманами из волчьих клыков, оправленных в
золото. - Ступайте, - сказал он вождям, не пожелавшим присоединиться к
союзу, - и журавли, пролетевшие сейчас над священным Мечом, протрубят во
всех стойбищах и селениях о трусости пяти вождей.
- Не время тебе, заносчивый скиф с чашей у пояса, смеяться над кем бы
то ни было, - сказал вождь меланхленов, вставая.
Вожди-отступники созвали свои дружины и, не простившись, не пожелав
друг другу долголетия, разъехались в разные стороны.
- Осталось четверо, - сказал вождь будинов. Он загнул большой палец и
поднял ладонь. - За нами будины, скифы, гелоны и савроматы. Это немало,
потому что все будут биться насмерть.
- Персов - гора, нас - четыре горстки, - сказал Иданфирс. - Что толку
погибнуть, а земли и скот оставить врагу?
- Как же еще померить нам силы с персами? - удивленно спросил буддин.
- Что предлагаешь ты вместо битвы?
- Ловушку.
- Иданфирс рассчитал верно, - сказал вождь гелонов. - Кибитки с
женщинами и детьми и весь скот, кроме необходимого, отправим на север,
сами же помотаем персов по степи и лесным чащобам, пока с голоду не
перемрут.
- Отступать, заманить врага, держась от него на расстоянии одного
перехода, сжигать траву, засыпать колодцы. Согласны действовать так,
вожди? - спросил Иданфирс.
Вожди опустили на грудь подбородки.
Иданфирс отвязал от пояса окованную золотом чашу. Эта чаша была
наследством отца и деда, знаком и символом царской власти над степными
кочевниками-скотоводами.
Скифы вели свой род от Таргитая, сына верховного бога Папая, и
змееногой богини, обитательницы пещер. Таргитай взял змееногую в жены. От
этого брака родились три сына. "Кого из них выберешь наследником?" -
спросила богиня. "Того, кто натянет мой лук и опояшется моим поясом с
чашей на конце пряжки", - ответил герой Таргитай. Два старших сына
силились-силились, лук натянуть не смогли, только себя изувечили. Младшему
сыну, по имени Скиф, подвиг как раз по плечу пришелся. Он лук натянул и
отцовским поясом с чашей как надо опоясался.
"Тебе и царем быть", - сказала мать.
С той поры прошла ровно тысяча лет, и тысячу лет цари скифов носят на
поясе золотую чашу.
- Скрепим договор, как положено, кровью, - сказал Иданфирс и налил в
чашу вино. - Сила нашего союза будет на вечные времена, потому что
клянемся не в открытой степи, не под деревом или на две балки, а близ
священной горы Меча.
Вожди поднялись. Каждый вынул из ножен свой акинак, закатал рукав
куртки или кафтана. В чашу брызнула кровь, раздались слова клятвы в вечном
союзе четырех племен.
Потом все разъехались. Иданфирс со своей дружиной остался один. Он
приблизился к самой горе - свидетельнице союза. Эта была не скала, и не
холм, поросший деревьями. Гору составили груды хвороста, нагроможденные до
неба. На вершине, задевая облака рукоятью, гордо высился Меч - бог войны и
кровавой потехи. Когда шли бои, ему приносили в жертву по одному человеку
от каждой сотни захваченных в плен. И если пленных было так много, что
мокрый от крови хворост оседал до земли, поверх старых груд громоздили
новые, и бог, живший войной, по-прежнему вздымал железную рукоять в синее
небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
вождь невров.
Невр был молод, не ему было первому говорить. На скулах Иданфирса
забегали злые желваки.
- Скифы чужого оружия не боятся, - выговорил он медленно, топя в
словах гнев. - Только скифов горстка, а персов гора. Малому большое не
одолеть. Гора горстку раздавит.
Невр рассмеялся. Он был доволен, что скифы, считавшие себя
властелинами степи, попали в беду.
- Горстка, царь Иданфирс? - продолжая смеяться, сказал вождь невров.
- Когда в давние времена скифский царь Ариант пожелал узнать, много ль под
его властью людей, он приказал каждому скифу принести по бронзовому
наконечнику. Сколько наконечников набралось? Гора. Своими глазами видел
близ Гипаниса вашу святыню - огромный котел, отлитый из наконечников.
Толщина его стенок шесть пальцев.
Иданфирс не стал тратить время на пререкания.
- Не о том речь, - сказал он. - Персы раздавят нас, за вас примутся.
Справитесь ли с ними поодиночке? - Он обвел глазами по очереди всех
вождей, дольше всего его взгляд задержался на широком, открытом лице вождя
будинов.
- Моя мысль догнала твою, Иданфирс, - отозвался рыжеволосый великан.
- Вместе мы сила, поодиночке - ничто. Персы пришли завоевать всю степь, и
будины натянут луки вместе со скифами, в стороне остаться не пожелают.
- Пусть только персы посмеют напасть на невров, невры дадут им отпор.
За скифов же биться невры не будут, - сказал юный вождь упрямо.
- Дарий разрушил крепости на Ниле, смел с лица земли города Вавилона.
Невров персы раздавят и не заметят, как раздавили, - сказал вождь
меланхленов. - Но в одном невр прав. Дарий затеял поход против скифов, не
против нас, и мы подождем. Так ли я говорю, вожди? Разве скифы нам друзья
или братья, что мы должны проливать за них нашу кровь?
Скифы не раз совершали набеги на оседлые племена, живущие по краю
степи, и три вождя коснулись подбородком груди, выражая согласие с вождем
меланхленов.
От меланхленов Иданфирс отказа не ждал, другое дело - дикие тавры,
живущие разбоем без суда и закона. Но спорить и уговаривать не
приходилось. Каждый вождь принял решение.
- Что скажут наши соседи с восхода и юга? - быстро спросил Иданфирс.
Не хотелось ему и здесь услышать дурное.
- Я боюсь, что война вытопчет наши посевы и вырубит наши сады, -
сказал вождь гелонов и трижды дунул на бобровый воротник своего кафтана,
отгоняя зло. - Чтобы этого не случилось, гелоны выступят вместе с войском
будинов и скифов.
- Гелоны могли бы укрыться в своих лесах и отсидеться в болотах, но
они не хотят уподобиться бобрам или лягушкам! - воскликнул вождь
савроматов. - Ну а нам, и подавно, точить мечи. Если савроматы отступят,
то женщины смогут плевать им в лицо. Презирая мужчин, они пойдут на врага
сами.
Племя савроматов, занимавшее землю за рекой Танаисом [Танаис -
древнее название Дона], к северу от впадины Меотийского озера [Меотийское
озеро - древнее название Азовского моря], вело свой род от женщин -
воительниц - амазонок. Савроматские женщины, сохраняя стародавний обычай,
охотились вместе с мужьями, стреляли из лука, скакали в седле и носили
мужскую одежду.
- Правильно, савромат! - сказал Иданфирс. - Если будет нужда, и наши
женщины сядут в седло и повесят на пояс горит, а не золотые безделки, -
Иданфирс кивнул в сторону молодого вождя невров, с ног до головы
увешанного украшениями и талисманами из волчьих клыков, оправленных в
золото. - Ступайте, - сказал он вождям, не пожелавшим присоединиться к
союзу, - и журавли, пролетевшие сейчас над священным Мечом, протрубят во
всех стойбищах и селениях о трусости пяти вождей.
- Не время тебе, заносчивый скиф с чашей у пояса, смеяться над кем бы
то ни было, - сказал вождь меланхленов, вставая.
Вожди-отступники созвали свои дружины и, не простившись, не пожелав
друг другу долголетия, разъехались в разные стороны.
- Осталось четверо, - сказал вождь будинов. Он загнул большой палец и
поднял ладонь. - За нами будины, скифы, гелоны и савроматы. Это немало,
потому что все будут биться насмерть.
- Персов - гора, нас - четыре горстки, - сказал Иданфирс. - Что толку
погибнуть, а земли и скот оставить врагу?
- Как же еще померить нам силы с персами? - удивленно спросил буддин.
- Что предлагаешь ты вместо битвы?
- Ловушку.
- Иданфирс рассчитал верно, - сказал вождь гелонов. - Кибитки с
женщинами и детьми и весь скот, кроме необходимого, отправим на север,
сами же помотаем персов по степи и лесным чащобам, пока с голоду не
перемрут.
- Отступать, заманить врага, держась от него на расстоянии одного
перехода, сжигать траву, засыпать колодцы. Согласны действовать так,
вожди? - спросил Иданфирс.
Вожди опустили на грудь подбородки.
Иданфирс отвязал от пояса окованную золотом чашу. Эта чаша была
наследством отца и деда, знаком и символом царской власти над степными
кочевниками-скотоводами.
Скифы вели свой род от Таргитая, сына верховного бога Папая, и
змееногой богини, обитательницы пещер. Таргитай взял змееногую в жены. От
этого брака родились три сына. "Кого из них выберешь наследником?" -
спросила богиня. "Того, кто натянет мой лук и опояшется моим поясом с
чашей на конце пряжки", - ответил герой Таргитай. Два старших сына
силились-силились, лук натянуть не смогли, только себя изувечили. Младшему
сыну, по имени Скиф, подвиг как раз по плечу пришелся. Он лук натянул и
отцовским поясом с чашей как надо опоясался.
"Тебе и царем быть", - сказала мать.
С той поры прошла ровно тысяча лет, и тысячу лет цари скифов носят на
поясе золотую чашу.
- Скрепим договор, как положено, кровью, - сказал Иданфирс и налил в
чашу вино. - Сила нашего союза будет на вечные времена, потому что
клянемся не в открытой степи, не под деревом или на две балки, а близ
священной горы Меча.
Вожди поднялись. Каждый вынул из ножен свой акинак, закатал рукав
куртки или кафтана. В чашу брызнула кровь, раздались слова клятвы в вечном
союзе четырех племен.
Потом все разъехались. Иданфирс со своей дружиной остался один. Он
приблизился к самой горе - свидетельнице союза. Эта была не скала, и не
холм, поросший деревьями. Гору составили груды хвороста, нагроможденные до
неба. На вершине, задевая облака рукоятью, гордо высился Меч - бог войны и
кровавой потехи. Когда шли бои, ему приносили в жертву по одному человеку
от каждой сотни захваченных в плен. И если пленных было так много, что
мокрый от крови хворост оседал до земли, поверх старых груд громоздили
новые, и бог, живший войной, по-прежнему вздымал железную рукоять в синее
небо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40