Мир дистрофиков
может и не ощущать собственной неполноценности. Здоровье, как и другие
вещи, - понятие относительное, и мир вправе считать себя здоровым, потому
что заблуждение - это тоже один из признаков здоровья.
Оглядевшись, Евгений Захарович неожиданно подумал, что он
по-прежнему, как в далеком детстве, боится этой жизни, рассматривая ее с
некого безопасного расстояния, но не изнутри, принимая наличие в ней
своего тела за чудовищную ошибку. В этом большом загадочном мире он
существовал на положении диверсанта, мастерски подражая окружающим, играя
по правилам, которые представлялись ему стопроцентно чужими. Он подчинялся
общепринятым канонам, как подчиняется ребенок, которого заставляют глотать
и глотать невкусную пищу. В свои неполные тридцать лет он чувствовал себя
объевшимся. Более того, его мутило. Может, оттого и приходила столь быстро
ежедневная усталость. Иногда прямо с утра, тотчас по пробуждению...
Лениво приподняв ладонь, Евгений Захарович хлопнул себя по колену и,
конечно, промазал. Зудливо насмешничая, комар отлетел в сторону, спиралью
понесся вверх, спеша поделиться с коллегами пережитыми ощущениями.
Провожая его глазами, Евгений Захарович улыбался улыбкой кота Леопольда.
Мультфильм этот ему не нравился, но затюканного всеми кота он в чем-то
понимал.
Скверик вдохнул в него силы. Вернувшись на работу, он взглянул на
проспект почти весело.
- И никто-то тебя, брат, не прочтет и не перелистает. Недоношенный ты
мой... - он погладил пухлую папку и отодвинул от себя подальше.
Кто-то, впрочем, рассказывал ему, что доверчивых чехов все-таки
сговорили на покупку расхваливаемой в проспекте аппаратуры, и где-то в
недрах института спешно настраивался экспортный комплект, способный
работать энное время без вмешательства специалистов. Евгений Захарович не
слишком этому верил. Аппаратура - аппаратурой, но он представить себе не
мог, во что превратится безмозглый труд после перевода на чешский язык.
Как говорится, наши беды - непереводимы. Но если все-таки безумцы-чехи
решились на покупку, то доброго им, бедолагам, пути!..
Взяв чистый лист, он принялся рисовать рожицы. Просто так, мимоходом
- носы и носища, лбы, переходящие в лысины, выпуклые глаза, бакенбарды.
Было в этом занятии что-то успокаивающее, радующее душу. Он рисовал, не
задумываясь, по наитию, и очень удивился, когда из-под мелькающего
карандаша внезапно материализовался Пашка. Отточенный носик грифеля
испуганно замер. Он и сам не понимал, как это у него вышло. С нарастающим
любопытством Евгений Захарович поднял перед собой правую руку, медленно
сжал и разжал пальцы. Вот и не верь после этого в чудеса!.. Он попробовал
нарисовать кого-нибудь еще, но ничего не вышло. Чудо блеснуло
одним-единственным лучом и померкло. Волшебной энергии хватило только на
одного Пашку. Подумав, Евгений Захарович аккуратно вырезал портретик из
зачерканного листа и, вволю налюбовавшись, отправился в лабораторию.
Увы, Пашки на месте не оказалось, и рисунок Евгений Захарович
попросту положил на Пашкин стол. Спохватившись, вернулся и поставил в
уголке размашистую роспись. А позади него уже стоял и перетаптывался
пунцовый от смущения Костик. Что-то он снова собирался попросить. Он даже
сделал почтительный шажок вперед и снова назад, неуклюже шаркнув ножкой.
Он просчитал ситуацию до мелочей и не сомневался в успехе, но в эту самую
секунду обвально загрохотали башмаки, кроссовки и босоножки, одна за
другой захлопали тяжелые двери, и не сразу до них дошло, что наступил
конец рабочего дня.
Девушка в остроносых туфельках, с сумочкой через плечо, стояла у
самой бровки, корпусом отклонившись назад, не двигаясь и странно скосив
глаза. Была в ее позе напряженность и вместе с тем какая-то неясная нега.
Только приглядевшись, Евгений Захарович догадался, что она загорает,
повернув лицо профилем к солнцу и одновременно стараясь следить за
дорогой. Автобус мог появиться в любой момент, а желающих ехать набиралось
прилично. Картина показалась ему забавной, и чтобы не рассмеяться, Евгений
Захарович отвернулся. В эту минуту мимо остановки прошла пышногрудая
блондинка, в мини-юбке, с распущенными по плечам волосами. И даже не
прошла, а продефилировала. Такой походки не встретить у спешащих на рынок
или в магазины. Длинные загорелые ноги знали себе цену, остренькие
каблучки двигались неспешно и ритмично. Чуть поотстав от блондинки, смешно
покручивая на крючковатых пальцах брелковые цепочки, небрежно, но
почему-то в ногу шествовали два нарочито невозмутимых кавказца. Агатовые
их глаза смотрели чуть поверх девушки, лица отражали загадочное
спокойствие.
Как и добрая половина мужчин на остановке Евгений Захарович проводил
троицу любопытствующим взглядом. Ему неожиданно подумалось, что есть в
этих кавказцах что-то от старорусских щеголей - в цилиндрах, в белых
перчатках, с тростями в руках...
Он не успел довести мысль до конца. Его подхватило и понесло людским
течением. Автобусов не было так долго, что теперь их подошло сразу три -
огромных пузатых короба с туманными окнами и заспанными водителями. Люди
хлынули к дверям, а Евгений Захарович неожиданно для себя рванулся назад.
И стоило ему воспротивиться, как человеческий поток тотчас обрел мускулы.
Нечто единое, сочлененное из множества тел, судорожными рывками продвигало
его к машинам. Он не в силах был противостоять этому чудовищу, однако,
продолжал рваться, и в конце концов его просто вышвырнуло в пустоту, как
выбрасывает щепку на берег бурной реки. Хрипло дыша, оправляя измятый
костюм, он наблюдал, как с гвалтом люди вбегают в автобусы, плюхаются на
места, занимают кожаные пятачки на себя и на "того парня". Ехать ему
окончательно расхотелось. От одной мысли, что надо возвращаться в эту
толчею, становилось тошно. Развернувшись, Евгений Захарович стремительно
зашагал. У ворот в парк споткнулся.
Черт побери, ведь он никуда не торопился! К чему эта скорость?!..
Почти насильно он заставил себя перейти на прогулочный шаг. Вот так -
степенно и раздумчиво... Перебирать землю ногами лениво и неспешно тоже
надо было учиться. Почти с нуля. С усмешкой он припомнил недавних
кавказцев.
Парк встретил его тишиной и прохладой. Маленький оазис в душном
прокаленном городе. Оказавшись в тени аллеи, Евгений Захарович неожиданно
ощутил грусть. Он вспомнил, что именно сюда много лет назад их приводили
школьные преподаватели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
может и не ощущать собственной неполноценности. Здоровье, как и другие
вещи, - понятие относительное, и мир вправе считать себя здоровым, потому
что заблуждение - это тоже один из признаков здоровья.
Оглядевшись, Евгений Захарович неожиданно подумал, что он
по-прежнему, как в далеком детстве, боится этой жизни, рассматривая ее с
некого безопасного расстояния, но не изнутри, принимая наличие в ней
своего тела за чудовищную ошибку. В этом большом загадочном мире он
существовал на положении диверсанта, мастерски подражая окружающим, играя
по правилам, которые представлялись ему стопроцентно чужими. Он подчинялся
общепринятым канонам, как подчиняется ребенок, которого заставляют глотать
и глотать невкусную пищу. В свои неполные тридцать лет он чувствовал себя
объевшимся. Более того, его мутило. Может, оттого и приходила столь быстро
ежедневная усталость. Иногда прямо с утра, тотчас по пробуждению...
Лениво приподняв ладонь, Евгений Захарович хлопнул себя по колену и,
конечно, промазал. Зудливо насмешничая, комар отлетел в сторону, спиралью
понесся вверх, спеша поделиться с коллегами пережитыми ощущениями.
Провожая его глазами, Евгений Захарович улыбался улыбкой кота Леопольда.
Мультфильм этот ему не нравился, но затюканного всеми кота он в чем-то
понимал.
Скверик вдохнул в него силы. Вернувшись на работу, он взглянул на
проспект почти весело.
- И никто-то тебя, брат, не прочтет и не перелистает. Недоношенный ты
мой... - он погладил пухлую папку и отодвинул от себя подальше.
Кто-то, впрочем, рассказывал ему, что доверчивых чехов все-таки
сговорили на покупку расхваливаемой в проспекте аппаратуры, и где-то в
недрах института спешно настраивался экспортный комплект, способный
работать энное время без вмешательства специалистов. Евгений Захарович не
слишком этому верил. Аппаратура - аппаратурой, но он представить себе не
мог, во что превратится безмозглый труд после перевода на чешский язык.
Как говорится, наши беды - непереводимы. Но если все-таки безумцы-чехи
решились на покупку, то доброго им, бедолагам, пути!..
Взяв чистый лист, он принялся рисовать рожицы. Просто так, мимоходом
- носы и носища, лбы, переходящие в лысины, выпуклые глаза, бакенбарды.
Было в этом занятии что-то успокаивающее, радующее душу. Он рисовал, не
задумываясь, по наитию, и очень удивился, когда из-под мелькающего
карандаша внезапно материализовался Пашка. Отточенный носик грифеля
испуганно замер. Он и сам не понимал, как это у него вышло. С нарастающим
любопытством Евгений Захарович поднял перед собой правую руку, медленно
сжал и разжал пальцы. Вот и не верь после этого в чудеса!.. Он попробовал
нарисовать кого-нибудь еще, но ничего не вышло. Чудо блеснуло
одним-единственным лучом и померкло. Волшебной энергии хватило только на
одного Пашку. Подумав, Евгений Захарович аккуратно вырезал портретик из
зачерканного листа и, вволю налюбовавшись, отправился в лабораторию.
Увы, Пашки на месте не оказалось, и рисунок Евгений Захарович
попросту положил на Пашкин стол. Спохватившись, вернулся и поставил в
уголке размашистую роспись. А позади него уже стоял и перетаптывался
пунцовый от смущения Костик. Что-то он снова собирался попросить. Он даже
сделал почтительный шажок вперед и снова назад, неуклюже шаркнув ножкой.
Он просчитал ситуацию до мелочей и не сомневался в успехе, но в эту самую
секунду обвально загрохотали башмаки, кроссовки и босоножки, одна за
другой захлопали тяжелые двери, и не сразу до них дошло, что наступил
конец рабочего дня.
Девушка в остроносых туфельках, с сумочкой через плечо, стояла у
самой бровки, корпусом отклонившись назад, не двигаясь и странно скосив
глаза. Была в ее позе напряженность и вместе с тем какая-то неясная нега.
Только приглядевшись, Евгений Захарович догадался, что она загорает,
повернув лицо профилем к солнцу и одновременно стараясь следить за
дорогой. Автобус мог появиться в любой момент, а желающих ехать набиралось
прилично. Картина показалась ему забавной, и чтобы не рассмеяться, Евгений
Захарович отвернулся. В эту минуту мимо остановки прошла пышногрудая
блондинка, в мини-юбке, с распущенными по плечам волосами. И даже не
прошла, а продефилировала. Такой походки не встретить у спешащих на рынок
или в магазины. Длинные загорелые ноги знали себе цену, остренькие
каблучки двигались неспешно и ритмично. Чуть поотстав от блондинки, смешно
покручивая на крючковатых пальцах брелковые цепочки, небрежно, но
почему-то в ногу шествовали два нарочито невозмутимых кавказца. Агатовые
их глаза смотрели чуть поверх девушки, лица отражали загадочное
спокойствие.
Как и добрая половина мужчин на остановке Евгений Захарович проводил
троицу любопытствующим взглядом. Ему неожиданно подумалось, что есть в
этих кавказцах что-то от старорусских щеголей - в цилиндрах, в белых
перчатках, с тростями в руках...
Он не успел довести мысль до конца. Его подхватило и понесло людским
течением. Автобусов не было так долго, что теперь их подошло сразу три -
огромных пузатых короба с туманными окнами и заспанными водителями. Люди
хлынули к дверям, а Евгений Захарович неожиданно для себя рванулся назад.
И стоило ему воспротивиться, как человеческий поток тотчас обрел мускулы.
Нечто единое, сочлененное из множества тел, судорожными рывками продвигало
его к машинам. Он не в силах был противостоять этому чудовищу, однако,
продолжал рваться, и в конце концов его просто вышвырнуло в пустоту, как
выбрасывает щепку на берег бурной реки. Хрипло дыша, оправляя измятый
костюм, он наблюдал, как с гвалтом люди вбегают в автобусы, плюхаются на
места, занимают кожаные пятачки на себя и на "того парня". Ехать ему
окончательно расхотелось. От одной мысли, что надо возвращаться в эту
толчею, становилось тошно. Развернувшись, Евгений Захарович стремительно
зашагал. У ворот в парк споткнулся.
Черт побери, ведь он никуда не торопился! К чему эта скорость?!..
Почти насильно он заставил себя перейти на прогулочный шаг. Вот так -
степенно и раздумчиво... Перебирать землю ногами лениво и неспешно тоже
надо было учиться. Почти с нуля. С усмешкой он припомнил недавних
кавказцев.
Парк встретил его тишиной и прохладой. Маленький оазис в душном
прокаленном городе. Оказавшись в тени аллеи, Евгений Захарович неожиданно
ощутил грусть. Он вспомнил, что именно сюда много лет назад их приводили
школьные преподаватели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33