Компьютерные пульты там были, спору нет: ряды за рядами их тихо перемигивались между собой. Но в данном, ярко освещенном помещении с высоким потолком царила тишина и прохлада. Никаких сотрясающих воздух огромных турбин, никакого шипящего пара или путаницы труб, пропускающих странные охладители и жидкости. Просто рациональное, чистое помещение с незатененными световыми панелями по потолку. И никакого шума, кроме тихого гудения компьютера и шлепанья шагов мужчин и женщин в удобных тапочках и безупречно белых халатах.
«Тогда почему же я в поту?» — спросил себя Лео.
Ноги его болели, а желудок сплетался в тугие узлы. «Нервы, — сказал он себе. — Всего лишь нервы».
Во время акции он держался отлично. Ни единого приступа малодушия, хотя он думал, что ему, возможно, придется нажать на курок выданного ему автомата. Он держал оружие легко, в одной массивной ручище, обращаясь с ним, словно с удлиненным пистолетом.
«Ладно, тебе не пришлось ни в кого стрелять. Все прошло гладко, как титька девственницы. Тогда почему же эта дрожь?»
Он знал. Ему не хотелось в это верить, но он знал. Это было начало. Сердце дико стучало у него в груди. «Если я не получу вскорости мое снадобье, все мое тело развалится».
Уильям Пальмквист бросился к видеофону и бухнул по кнопке «ВКЛ», прежде чем закончился первый гудок. Обычно веселое круглое лицо Рут выглядело обеспокоенным.
— С тобой все в порядке? — спросили они одновременно.
Обыкновенно, они бы рассмеялись, но теперь он лишь кивнул, когда она сказала:
— Нас отозвали из лабораторного модуля. Мы думали, что произошла солнечная вспышка или что-то в этом роде.
— Хуже, — сказал он. — Колонию захватили террористы.
— Знаю. — Рут оглянулась через плечо. — Здесь на причалах вооруженные охранники ПРОН.
— Ты в норме? Они тебя не беспокоили?
— Нет. Они сказали, что отпустят нас всех по домам, и нам надо будет остаться в своих квартирах до дальнейших приказов.
Он быстро закивал.
— Именно так они нам и сказали, когда заставили нас отключить все оборудование и вернуться с фермы.
— Я буду дома, как только смогу сесть в поезд. Здесь большая толпа народу. Всех работающих в модулях отозвали одновременно.
— Меня одно радует — что вас не заставили остаться там. Я с ума сходил от беспокойства.
— У меня все прекрасно, Билл, — улыбнулась она ему. — Ничего с нами не стрясется, вот увидишь.
— Разумеется, — солгал он, зная, что она тоже скрывает свои страхи.
— Вы должны попробовать договориться с ними!
Сезар Вилланова мрачно улыбнулся.
— Сомневаюсь, что они будут общаться со мной иначе, чем с остальными. В конце концов, я ведь никогда не принадлежал к их числу.
Бовето поднялся с кресла и принялся расхаживать вдоль длинного стола. Другие, сидевшие за столом, перешептывались, собравшись в маленькие испуганные кучки, или тупо глядели в ничто, как аль-Хашими.
Достигнув конца стола, Бовето повернулся и сказал:
— Вам следует по крайней мере попробовать поговорить с ними. Они смотрят на вас с почтением. Освободитель был героем для них — по всему свету.
— Пока не согласился на переговоры с вами, — уточнил Вилланова.
— Вы думаете, они повернули против вас? — нахмурился Бовето.
— Конечно.
— Чепуха! Они никогда не…
Дверь распахнулась, и все разговоры смолкли. Один из вооруженных партизан, долговязый, бледнокожий подросток, державший автомат так, словно родился с ним в руках, вызвал:
— Шейх Джамиль аль-Хашими!
Паренек грубо сделал шейху знак автоматом, веля следовать за собой.
Бросив на остальных взгляд, выражавший «Кто знает?», аль-Хашими вышел следом за парнем. Сразу за дверью конференц-зала стояло двое охранников ПРОН, один из них — девушка. Оба с автоматическими винтовками. Они закрыли дверь, когда парнишка, не оглядываясь, зашагал по коридору. Аль-Хашими последовал за ним.
Они вышли из здания, прошли через старательно ухоженную лужайку, направляясь к другому маленькому, невысокому зданию из выбеленного цемента. Деревянные проулки и улицы пустовали; обычное предвечернее движение пешеходов исчезло.
Зайдя в здание поменьше, парень пошел прямиком к двери без надписи и постучал. Изнутри отозвался приглушенный голос, и парень открыл дверь, а затем грубо сделал аль-Хашими знак проходить.
Он оказался стоящим у задника странного театра. Оттуда, где он стоял, спускалось десять рядов кресел и перед каждым креслом стоял похожий на письменный стол пульт. Большинство кресел пустовало, но в двух первых рядах сидели, склонившись над пультами, техники, пробегая пальцами по цветным кнопкам настольной клавиатуры, словно музыканты, играющие сложную симфонию.
Занимавший переднюю стену театра огромный экран показывал электрическую карту мира. Аль-Хашими сразу догадался о цели карты; в багдадской конторе у него имелись схожие карты. Светящиеся вдоль экватора зеленые огоньки показывали где зависли на орбите Спутники Солнечной Энергии. На огромных районах карты — все они находились в Северном Полушарии — цветовой код показывал, сколько энергии получал от спутников каждый район.
Один лоскут территории на Балканах уже светился красным. И на глазах аль-Хашими еще один отрезок, охватывающий большую часть Италии, перешел от веселого желтого цвета к болезненно-розовому.
Они отключают Спутники Солнечной Энергии, понял аль-Хашими. И увидел стоящих позади техников партизан ПРОН, сжимающих оружие, пока техники послушно отключали энергию, текущую из космоса жителям Европы и Северной Америки.
Все это аль-Хашими уловил одним взглядом, когда за ним со щелчком закрылась дверь. И он увидел стоящую поблизости от него на этом последнем, самом высоком ряду театра свою дочь, Бхаджат — предводительницу партизан, Шахерезаду, одетую в мужской комбинезон с пистолетом на боку.
— Итак, отец, — сказала Бхаджат в сумрачном освещении от прочей части театра. — Вот я и прилетела на «Остров номер 1», как ты желал!
В смутном свете было трудно прочесть выражение ее лица.
— Не совсем так, как желал, — поправил аль-Хашими. — Но впрочем, ты редко делала то, чего хотел от тебя я.
— Шахерезада еще не закончила свою работу.
— Оно и видно, — показал на электронную карту он.
— Ты действительно верил, что я присоединюсь здесь к тебе, как верная дочурка?
— Я надеялся, что теперь уж ты придешь в чувство.
— Как пришла в чувство моя мать.
Он почувствовал вспыхнувший в нем укол удивления. Но их больше никто не слышал. Все находились в многих рядах от них, занятые исключительно своей разрушительной работой.
— Твоя мать была алкоголичкой и дурой. Ты сама это знаешь.
— Я знаю, что она умерла от алкоголизма. Она пила от одиночества. Она тосковала по тебе.
— Возможно, она и думала так, — сказал аль-Хашими, в груди у него сжимались стальные пружины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
«Тогда почему же я в поту?» — спросил себя Лео.
Ноги его болели, а желудок сплетался в тугие узлы. «Нервы, — сказал он себе. — Всего лишь нервы».
Во время акции он держался отлично. Ни единого приступа малодушия, хотя он думал, что ему, возможно, придется нажать на курок выданного ему автомата. Он держал оружие легко, в одной массивной ручище, обращаясь с ним, словно с удлиненным пистолетом.
«Ладно, тебе не пришлось ни в кого стрелять. Все прошло гладко, как титька девственницы. Тогда почему же эта дрожь?»
Он знал. Ему не хотелось в это верить, но он знал. Это было начало. Сердце дико стучало у него в груди. «Если я не получу вскорости мое снадобье, все мое тело развалится».
Уильям Пальмквист бросился к видеофону и бухнул по кнопке «ВКЛ», прежде чем закончился первый гудок. Обычно веселое круглое лицо Рут выглядело обеспокоенным.
— С тобой все в порядке? — спросили они одновременно.
Обыкновенно, они бы рассмеялись, но теперь он лишь кивнул, когда она сказала:
— Нас отозвали из лабораторного модуля. Мы думали, что произошла солнечная вспышка или что-то в этом роде.
— Хуже, — сказал он. — Колонию захватили террористы.
— Знаю. — Рут оглянулась через плечо. — Здесь на причалах вооруженные охранники ПРОН.
— Ты в норме? Они тебя не беспокоили?
— Нет. Они сказали, что отпустят нас всех по домам, и нам надо будет остаться в своих квартирах до дальнейших приказов.
Он быстро закивал.
— Именно так они нам и сказали, когда заставили нас отключить все оборудование и вернуться с фермы.
— Я буду дома, как только смогу сесть в поезд. Здесь большая толпа народу. Всех работающих в модулях отозвали одновременно.
— Меня одно радует — что вас не заставили остаться там. Я с ума сходил от беспокойства.
— У меня все прекрасно, Билл, — улыбнулась она ему. — Ничего с нами не стрясется, вот увидишь.
— Разумеется, — солгал он, зная, что она тоже скрывает свои страхи.
— Вы должны попробовать договориться с ними!
Сезар Вилланова мрачно улыбнулся.
— Сомневаюсь, что они будут общаться со мной иначе, чем с остальными. В конце концов, я ведь никогда не принадлежал к их числу.
Бовето поднялся с кресла и принялся расхаживать вдоль длинного стола. Другие, сидевшие за столом, перешептывались, собравшись в маленькие испуганные кучки, или тупо глядели в ничто, как аль-Хашими.
Достигнув конца стола, Бовето повернулся и сказал:
— Вам следует по крайней мере попробовать поговорить с ними. Они смотрят на вас с почтением. Освободитель был героем для них — по всему свету.
— Пока не согласился на переговоры с вами, — уточнил Вилланова.
— Вы думаете, они повернули против вас? — нахмурился Бовето.
— Конечно.
— Чепуха! Они никогда не…
Дверь распахнулась, и все разговоры смолкли. Один из вооруженных партизан, долговязый, бледнокожий подросток, державший автомат так, словно родился с ним в руках, вызвал:
— Шейх Джамиль аль-Хашими!
Паренек грубо сделал шейху знак автоматом, веля следовать за собой.
Бросив на остальных взгляд, выражавший «Кто знает?», аль-Хашими вышел следом за парнем. Сразу за дверью конференц-зала стояло двое охранников ПРОН, один из них — девушка. Оба с автоматическими винтовками. Они закрыли дверь, когда парнишка, не оглядываясь, зашагал по коридору. Аль-Хашими последовал за ним.
Они вышли из здания, прошли через старательно ухоженную лужайку, направляясь к другому маленькому, невысокому зданию из выбеленного цемента. Деревянные проулки и улицы пустовали; обычное предвечернее движение пешеходов исчезло.
Зайдя в здание поменьше, парень пошел прямиком к двери без надписи и постучал. Изнутри отозвался приглушенный голос, и парень открыл дверь, а затем грубо сделал аль-Хашими знак проходить.
Он оказался стоящим у задника странного театра. Оттуда, где он стоял, спускалось десять рядов кресел и перед каждым креслом стоял похожий на письменный стол пульт. Большинство кресел пустовало, но в двух первых рядах сидели, склонившись над пультами, техники, пробегая пальцами по цветным кнопкам настольной клавиатуры, словно музыканты, играющие сложную симфонию.
Занимавший переднюю стену театра огромный экран показывал электрическую карту мира. Аль-Хашими сразу догадался о цели карты; в багдадской конторе у него имелись схожие карты. Светящиеся вдоль экватора зеленые огоньки показывали где зависли на орбите Спутники Солнечной Энергии. На огромных районах карты — все они находились в Северном Полушарии — цветовой код показывал, сколько энергии получал от спутников каждый район.
Один лоскут территории на Балканах уже светился красным. И на глазах аль-Хашими еще один отрезок, охватывающий большую часть Италии, перешел от веселого желтого цвета к болезненно-розовому.
Они отключают Спутники Солнечной Энергии, понял аль-Хашими. И увидел стоящих позади техников партизан ПРОН, сжимающих оружие, пока техники послушно отключали энергию, текущую из космоса жителям Европы и Северной Америки.
Все это аль-Хашими уловил одним взглядом, когда за ним со щелчком закрылась дверь. И он увидел стоящую поблизости от него на этом последнем, самом высоком ряду театра свою дочь, Бхаджат — предводительницу партизан, Шахерезаду, одетую в мужской комбинезон с пистолетом на боку.
— Итак, отец, — сказала Бхаджат в сумрачном освещении от прочей части театра. — Вот я и прилетела на «Остров номер 1», как ты желал!
В смутном свете было трудно прочесть выражение ее лица.
— Не совсем так, как желал, — поправил аль-Хашими. — Но впрочем, ты редко делала то, чего хотел от тебя я.
— Шахерезада еще не закончила свою работу.
— Оно и видно, — показал на электронную карту он.
— Ты действительно верил, что я присоединюсь здесь к тебе, как верная дочурка?
— Я надеялся, что теперь уж ты придешь в чувство.
— Как пришла в чувство моя мать.
Он почувствовал вспыхнувший в нем укол удивления. Но их больше никто не слышал. Все находились в многих рядах от них, занятые исключительно своей разрушительной работой.
— Твоя мать была алкоголичкой и дурой. Ты сама это знаешь.
— Я знаю, что она умерла от алкоголизма. Она пила от одиночества. Она тосковала по тебе.
— Возможно, она и думала так, — сказал аль-Хашими, в груди у него сжимались стальные пружины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119