Сам он скорее сожалел о том, что внутренне согласен с прогнозом этого хлыща относительно вероятной судьбы кораблей-ловушек, но ответ Хаусмана показал, на какие кнопки следует нажимать в предстоящем разговоре.
– Совершенно верно, – ответил Гауптман. – Но вот ведь проблема: без хорошего командира им мало что удастся сделать, прежде чем они погибнут. В то же время, я думаю, едва ли можно рассчитывать на то, что Адмиралтейство пошлет способного офицера для командования обреченным на гибель экипажем, особенно если они планировали всего лишь маневр для ослабления политического давления на военных. Вероятнее всего, мы столкнемся с тем, что они свалят всю ответственность на никчемного недотепу, а когда все стихнет, только обрадуются, что избавились от него.
– Скорее всего, – тотчас согласился Хаусман, готовый, как всегда, приписывать милитаристам самые коварные макиавеллиевские помыслы.
– А в таком случае, мы должны предпринять все возможное, чтобы удержать их от этого варианта, – убежденно сказал Гауптман. – Если их операция – единственная поддержка, какую они собираются нам оказать, то мы имеем все права требовать, чтобы они провели ее с максимальной эффективностью.
– Я примерно представляю… – задумчиво ответил Хаусман.
Похоже, он в уме просматривал сейчас список возможных кандидатур на должность командующего эскадрой, но в планы Гауптмана не входило позволить Хаусману сделать собственное предложение, по крайней мере до тех пор, пока он не вставит в этот список своего протеже. И сделает это так ловко, чтобы не дать Хаусману возможность с ходу отвергнуть командующего, который нужен картелю Гауптмана.
– Трудно найти офицера, – сказал магнат, старательно изображая вдумчивый мысленный поиск, – способного хорошо выполнить свое дело, но такого, которым Адмиралтейство согласится рискнуть! Чересчур умный нам тоже не подойдет… – Хаусман поднял бровь, и Гауптман пожал плечами. – Я полагаю, что нам нужен хороший воин. Тактик, озабоченный лишь тем, как лучше всего распорядиться кораблями, а не стратег, который будет постоянно размышлять об изначальной бесперспективности своей миссии. Тот, кто привык трезво смотреть на вещи, вероятно, поймет, что вся операция в целом – не более чем жест, и тогда он вряд ли решится действовать достаточно агрессивно.
Он сделал паузу, пока Хаусман размышлял над его словами. А ведь что он сейчас сказал, если по сути? Что им нужен командир, который ввяжется в безнадежный бой, обречет на смерть себя и несколько тысяч других людей. Он был достаточно честен (во всяком случае, перед самим собой) чтобы признать, что такая постановка вопроса была изрядно подлой. Однако воевать и погибать – в этом и заключается долг людей в форме. Если им удастся в ходе операции помочь Гауптману спасти свое имущество и пошатнувшееся положение в Силезии, он постарается свыкнуться с мыслью об их трагической гибели. А вот у Хаусмана никакой прямой заинтересованности в Силезии нет. Для него все это не больше чем интеллектуальное упражнение. И даже теперь Гауптман не был уверен, что у политика хватит хладнокровия приговорить тысячи мужчин и женщин к почти неминуемой смерти: жертвы ведь реальные живые люди, а не просто предполагаемые потери на симуляторе.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – пробормотал Хаусман, пристально глядя в бокал. Он потер бровь и пожал плечами. – Я бы не хотел напрасных жертв, но если Адмиралтейство идет на этот шаг, вы правильно описываете офицера, который идеально подходит для выполнения данного поручения, – он тонко улыбнулся. – Вы хотите сказать, что нам нужен некто, у кого смелости больше, чем мозгов, но чтобы при этом его тактический талант перевешивал личную глупость.
– Именно об этом я и говорю.
Несмотря на собственные осторожные маневры, Гауптману было неприятно бравирование и очевидное презрение Хаусмана к человеку, которому уготовано умереть, выполняя свой долг. Но магнат намеревался сейчас сказать совсем другое.
– И думаю, я могу припомнить как раз такого офицера, – произнес он, улыбаясь собеседнику.
– И кто же это?
Некий оттенок в голосе Гауптмана заставил политика оторвать взгляд от бокала. Смутное подозрение отразилось в его карих глазах, в голове мелькнула неясная догадка. Ему нравилось ощущать себя «посвященным» в интриги высокопоставленных лиц, и Гауптман знал это. Как знал и то, что ему навсегда заказан вход в круг посвященных после скандального происшествия на планете Грейсон.
– Харрингтон, – тихо сказал магнат.
Сказал – и увидел, как Хаусман мгновенно вспыхнул от ярости лишь при одном звуке этого имени.
– Харрингтон ? Вы, должно быть, шутите! Это абсолютно сумасшедшая женщина!
– Конечно. Но разве мы только что не договорились – нам нужен именно ненормальный? – возразил Гауптман. – У меня свои счеты, и весьма серьезные, я уверен, что вы это помните, но, сумасшедшая она или нет, у нее отличный послужной список. Я никогда не предложил бы назначить ее на должность, на которой требуется трезво и практически мыслящий человек, но в данном случае она абсолютно подходит для главной нашей задачи.
Ноздри Хаусмана задрожали, на щеках вспыхнули ярко-красные пятна. Из всех людей во вселенной он больше всего ненавидел Хонор Харрингтон… и Гауптман прекрасно понимал почему. И хотя на свете существовало совсем немного вопросов, по которым он мог бы согласиться с Хаусманом, в отношении Харрингтон Гауптман полностью разделял чувства экономиста. В отличие от Хаусмана, он не стремился игнорировать ее достоинства, но это ни в коей мере не означало, что эта женщина ему нравится. Она доставила ему серьезные неприятности и нанесла немалые финансовые потери восемь стандартных лет назад, когда раскрыла причастность его картеля к попытке Хевена взять под контроль систему Василиска. Правда, тогда Гауптман ничего не знал о деятельности своих служащих… К счастью, ему удалось доказать в суде личную невиновность – что, впрочем, не спасло картель от огромных штрафов и пятна на добром имени.
Клаус Гауптман был не из тех, кто спокойно сносит вмешательство в свои дела. Он отдавал себе в этом отчет и наедине с собой соглашался, что эту черту можно считать его слабостью. Но вместе с тем бешеная нетерпимость составляла часть его движущей силы, давала ему энергию, заставлявшую идти от одной победы к другой, и поэтому он был готов мириться с отдельными случаями, когда темперамент холерика подводил его и подталкивал к ошибкам.
С этим он мирился. Как правило. По крайней мере, он так думал. Как правило. Но не в случае с Харрингтон. Она не просто поставила его в неловкое положение, она посмела угрожать ему!
Он стиснул зубы, поскольку в памяти вновь закрутились неприятные воспоминания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
– Совершенно верно, – ответил Гауптман. – Но вот ведь проблема: без хорошего командира им мало что удастся сделать, прежде чем они погибнут. В то же время, я думаю, едва ли можно рассчитывать на то, что Адмиралтейство пошлет способного офицера для командования обреченным на гибель экипажем, особенно если они планировали всего лишь маневр для ослабления политического давления на военных. Вероятнее всего, мы столкнемся с тем, что они свалят всю ответственность на никчемного недотепу, а когда все стихнет, только обрадуются, что избавились от него.
– Скорее всего, – тотчас согласился Хаусман, готовый, как всегда, приписывать милитаристам самые коварные макиавеллиевские помыслы.
– А в таком случае, мы должны предпринять все возможное, чтобы удержать их от этого варианта, – убежденно сказал Гауптман. – Если их операция – единственная поддержка, какую они собираются нам оказать, то мы имеем все права требовать, чтобы они провели ее с максимальной эффективностью.
– Я примерно представляю… – задумчиво ответил Хаусман.
Похоже, он в уме просматривал сейчас список возможных кандидатур на должность командующего эскадрой, но в планы Гауптмана не входило позволить Хаусману сделать собственное предложение, по крайней мере до тех пор, пока он не вставит в этот список своего протеже. И сделает это так ловко, чтобы не дать Хаусману возможность с ходу отвергнуть командующего, который нужен картелю Гауптмана.
– Трудно найти офицера, – сказал магнат, старательно изображая вдумчивый мысленный поиск, – способного хорошо выполнить свое дело, но такого, которым Адмиралтейство согласится рискнуть! Чересчур умный нам тоже не подойдет… – Хаусман поднял бровь, и Гауптман пожал плечами. – Я полагаю, что нам нужен хороший воин. Тактик, озабоченный лишь тем, как лучше всего распорядиться кораблями, а не стратег, который будет постоянно размышлять об изначальной бесперспективности своей миссии. Тот, кто привык трезво смотреть на вещи, вероятно, поймет, что вся операция в целом – не более чем жест, и тогда он вряд ли решится действовать достаточно агрессивно.
Он сделал паузу, пока Хаусман размышлял над его словами. А ведь что он сейчас сказал, если по сути? Что им нужен командир, который ввяжется в безнадежный бой, обречет на смерть себя и несколько тысяч других людей. Он был достаточно честен (во всяком случае, перед самим собой) чтобы признать, что такая постановка вопроса была изрядно подлой. Однако воевать и погибать – в этом и заключается долг людей в форме. Если им удастся в ходе операции помочь Гауптману спасти свое имущество и пошатнувшееся положение в Силезии, он постарается свыкнуться с мыслью об их трагической гибели. А вот у Хаусмана никакой прямой заинтересованности в Силезии нет. Для него все это не больше чем интеллектуальное упражнение. И даже теперь Гауптман не был уверен, что у политика хватит хладнокровия приговорить тысячи мужчин и женщин к почти неминуемой смерти: жертвы ведь реальные живые люди, а не просто предполагаемые потери на симуляторе.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, – пробормотал Хаусман, пристально глядя в бокал. Он потер бровь и пожал плечами. – Я бы не хотел напрасных жертв, но если Адмиралтейство идет на этот шаг, вы правильно описываете офицера, который идеально подходит для выполнения данного поручения, – он тонко улыбнулся. – Вы хотите сказать, что нам нужен некто, у кого смелости больше, чем мозгов, но чтобы при этом его тактический талант перевешивал личную глупость.
– Именно об этом я и говорю.
Несмотря на собственные осторожные маневры, Гауптману было неприятно бравирование и очевидное презрение Хаусмана к человеку, которому уготовано умереть, выполняя свой долг. Но магнат намеревался сейчас сказать совсем другое.
– И думаю, я могу припомнить как раз такого офицера, – произнес он, улыбаясь собеседнику.
– И кто же это?
Некий оттенок в голосе Гауптмана заставил политика оторвать взгляд от бокала. Смутное подозрение отразилось в его карих глазах, в голове мелькнула неясная догадка. Ему нравилось ощущать себя «посвященным» в интриги высокопоставленных лиц, и Гауптман знал это. Как знал и то, что ему навсегда заказан вход в круг посвященных после скандального происшествия на планете Грейсон.
– Харрингтон, – тихо сказал магнат.
Сказал – и увидел, как Хаусман мгновенно вспыхнул от ярости лишь при одном звуке этого имени.
– Харрингтон ? Вы, должно быть, шутите! Это абсолютно сумасшедшая женщина!
– Конечно. Но разве мы только что не договорились – нам нужен именно ненормальный? – возразил Гауптман. – У меня свои счеты, и весьма серьезные, я уверен, что вы это помните, но, сумасшедшая она или нет, у нее отличный послужной список. Я никогда не предложил бы назначить ее на должность, на которой требуется трезво и практически мыслящий человек, но в данном случае она абсолютно подходит для главной нашей задачи.
Ноздри Хаусмана задрожали, на щеках вспыхнули ярко-красные пятна. Из всех людей во вселенной он больше всего ненавидел Хонор Харрингтон… и Гауптман прекрасно понимал почему. И хотя на свете существовало совсем немного вопросов, по которым он мог бы согласиться с Хаусманом, в отношении Харрингтон Гауптман полностью разделял чувства экономиста. В отличие от Хаусмана, он не стремился игнорировать ее достоинства, но это ни в коей мере не означало, что эта женщина ему нравится. Она доставила ему серьезные неприятности и нанесла немалые финансовые потери восемь стандартных лет назад, когда раскрыла причастность его картеля к попытке Хевена взять под контроль систему Василиска. Правда, тогда Гауптман ничего не знал о деятельности своих служащих… К счастью, ему удалось доказать в суде личную невиновность – что, впрочем, не спасло картель от огромных штрафов и пятна на добром имени.
Клаус Гауптман был не из тех, кто спокойно сносит вмешательство в свои дела. Он отдавал себе в этом отчет и наедине с собой соглашался, что эту черту можно считать его слабостью. Но вместе с тем бешеная нетерпимость составляла часть его движущей силы, давала ему энергию, заставлявшую идти от одной победы к другой, и поэтому он был готов мириться с отдельными случаями, когда темперамент холерика подводил его и подталкивал к ошибкам.
С этим он мирился. Как правило. По крайней мере, он так думал. Как правило. Но не в случае с Харрингтон. Она не просто поставила его в неловкое положение, она посмела угрожать ему!
Он стиснул зубы, поскольку в памяти вновь закрутились неприятные воспоминания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164