Просто Эви было трудно сознаться себе в том, что она разучилась предвидеть собственные действия.
Следовало признать, что секс с Дианой принес ей больше удовлетворения, чем то, что она до этого имела с любым из мужчин. Эви не могла утверждать, что тому причиной – либо она действительно лесбиянка, либо мужики, с которыми она спала до этого, в сущности были ей безразличны.
А может потому, что Диана была первой из ее возлюбленных, с кем не надо было надевать эти чертовы контактные линзы. Все остальные были сродни Чаку Дуайеру.
– Гораздо лучше, – наконец произнесла Эви вслух.
И это действительно было так. Ее душа давно изнывала от одиночества, еще задолго до встречи с Дианой.
Снова воцарилось молчание. Спустя несколько минут первой заговорила Диана:
– Расскажи мне о себе.
Эви закрыла глаза:
– Многое тебе пришлось бы не по душе.
– У тебя есть семья?
– Нет?
– Никого?
Эви мысленно перенеслась в Израиль.
– Было что-то вроде семьи. Около пятидесяти сестер, один отец.
Диана погладила ей волосы.
– А вот я – единственный ребенок. А твои многочисленные сестры – вот это, пожалуй, семейка!
Эви беззвучно рассмеялась:
– Всех нас искусственно вывели японцы – словно цыплят, в экспериментальной лаборатории в Иордании. А затем однажды, во время налета коммандос из «Моссад», мы оказались захвачены израильской стороной. Я выросла в заведении, представлявшем собой нечто среднее между интернатом и казармой.
– Ты сказала, что у тебя был отец.
– Полковник Хаим Абдель. Он был главным в заведении.
– А что стало с остальными?
Эви пожала плечами.
– Разразилась война. И мы ее проиграли.
– Но это было уже давно. Сколько тогда тебе было лет?
– Шестнадцать, когда на Тель-Авив сбросили атомную бомбу.,
Диана задумалась, но спустя некоторое время заговорила снова:
– А мне казалось, что я еще не скоро услышу подобные истории.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Еще в сороковые годы я помогала десяткам моро перебраться в Штаты. Особенно после беспорядков, когда все границы были на замке.
Неужели она и впрямь это слышит? Ведь в течение многих лет, с тех пор как она попала в страну и почти насильно была завербована Агентством, ее работа заключалась именно в том, чтобы вылавливать людей, вроде Дианы. А теперь она оказалась с ней в одной постели.
– Когда ты приехала в Штаты? – поинтересовалась Диана.
– В сорок пятом.
– А как тебе это удалось? Иммиграционная служба до сих пор слышать не желает об искусственно созданных людях.
Эви подумала о круглолицем чиновнике из Госдепартамента, проводившем с ней собеседование. Он сказал, что въезд франкам в страну заказан. Именно тогда Эви впервые услышала это словцо. Однако, если она даст согласие работать на правительство, он, пожалуй, похлопочет за нее.
– Мне пришлось пойти на кое-какие уступки, – сказала Эви.
– Могу себе представить.
Эви ощутила себя лгуньей. Ей следовало бы рассказать Диане все как на духу, но внезапно Эви стало страшно потерять свою новую подругу. Как, собственно, она могла сказать этой женщине, что провела двенадцать лет на правительственной службе?
А еще она ощущала смертельную усталость. Эви вздохнула:
– И все-таки мне нужно докончить мой сон, который ты прервала.
– Ясно, – Диана поднялась на ноги, подхватив с пола пижаму. – Спокойной ночи… то есть утра.
И она направилась к лесенке, ведущей на антресоли. Эви прокашлялась.
Диана обернулась:
– В чем дело?
Эви приподнялась, держа в здоровой руке кимоно.
– После таких трудов я остаюсь спать на софе.
***
Эви проснулась в полдень первого января. Осторожно выскользнула из постели, стараясь не разбудить Диану, и прошла в кухню.
Подогрев остатки вчерашнего ужина, она достала из рюкзака библиотечную инфокарту и засунула ее в считывающее устройство видеофона. Через секунду прибор уже был готов к работе. Эви пошарила вокруг и нашла пульт. Ночью каким-то образом он залетел под софу.
На экране появилась коммерческая телепрограмма – футбольная лига четвероногих. Игра была прервана из-за травмы одного из участников. Эви краем уха услышала, что назначен двадцатиметровый пенальти за незаконное применение когтей.
Эви нашла на пульте кнопку базы данных и вывела на экран информацию с карты.
Футбольный матч сменился на экране эмблемой нью-йоркской Публичной библиотеки.
– Япония, – сказала Эви себе под нос, досадуя, что на пульте Дианы отсутствуют многие сложные функции.
Она провела у экрана несколько часов, анализируя хорошо известные ей факты: политические убийства, ответственность за которые брал на себя Фронт Национального Освобождения, каким-то образом были связаны с Палатой Науки и Техники. Обычно ФНО наносил удары по твердолобым политикам, но некоторые из его жертв были из числа мягкотелых либералов. И наоборот, подчас это были реформаторы, которые хотели бы предоставить оккупированной Японии известную независимость. Кроме того, ФНО отличался нетерпимостью к соперничающим организациям. Особенно жестоко он преследовал тех, кто брал на себя смелость говорить от имени японского народа.
По мнению Эви, перед ней сейчас предстала организация, главной целью которой, несмотря на всю риторику, было стремление сохранить статус-кво.
Само по себе это мало что значило. Любая организация могла пасть жертвой бюрократической машины и борьбы за власть. Даже террористы – к ним это особенно относилось – могли настолько закоснеть в своих взглядах, что теряли из виду первоначальные цели.
Тем не менее, хотя наносимые фронтом удары ни в малейшей степени не содействовали освобождению Японии, они существенно замедляли технический прогресс по всему Тихоокеанскому кольцу. Особенно в тех областях, где японцы удерживали пальму первенства. Собственно говоря, подумала Эви, не будет большой натяжкой утверждать, что ФНО несет ответственность за то, что Азиатское научное содружество, одержимое подозрительностью, все больше замыкается в себе.
А послушные пришельцам конгрессмены принимали новые нелепые законы. Это снова заставило Эви задуматься о том, что ей и раньше не давало покоя, однако не позволяло сделать осмысленные выводы.
Штаты были не единственной страной, способной вести межзвездные исследования. До Пан-Азиатской войны Индия вместе с Японией опередили остальной мир в области космических программ.
До войны.
Эта война стала самой омерзительной главой в книге мировой истории. Она унесла около ста миллионов человеческих жизней. А жизни моро вообще никто не считал. Два десятилетия войны. И победителями вышли вовсе не те страны, которым следовало.
Может, тому причиной…
Нет. Эви не хотелось об этом думать. К чему ворошить прошлое. Сейчас ей хотелось одного – найти, наконец, подтверждение, что в ее истории действительно замешан Фронт Национального Освобождения Японии, а если это так, то почему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Следовало признать, что секс с Дианой принес ей больше удовлетворения, чем то, что она до этого имела с любым из мужчин. Эви не могла утверждать, что тому причиной – либо она действительно лесбиянка, либо мужики, с которыми она спала до этого, в сущности были ей безразличны.
А может потому, что Диана была первой из ее возлюбленных, с кем не надо было надевать эти чертовы контактные линзы. Все остальные были сродни Чаку Дуайеру.
– Гораздо лучше, – наконец произнесла Эви вслух.
И это действительно было так. Ее душа давно изнывала от одиночества, еще задолго до встречи с Дианой.
Снова воцарилось молчание. Спустя несколько минут первой заговорила Диана:
– Расскажи мне о себе.
Эви закрыла глаза:
– Многое тебе пришлось бы не по душе.
– У тебя есть семья?
– Нет?
– Никого?
Эви мысленно перенеслась в Израиль.
– Было что-то вроде семьи. Около пятидесяти сестер, один отец.
Диана погладила ей волосы.
– А вот я – единственный ребенок. А твои многочисленные сестры – вот это, пожалуй, семейка!
Эви беззвучно рассмеялась:
– Всех нас искусственно вывели японцы – словно цыплят, в экспериментальной лаборатории в Иордании. А затем однажды, во время налета коммандос из «Моссад», мы оказались захвачены израильской стороной. Я выросла в заведении, представлявшем собой нечто среднее между интернатом и казармой.
– Ты сказала, что у тебя был отец.
– Полковник Хаим Абдель. Он был главным в заведении.
– А что стало с остальными?
Эви пожала плечами.
– Разразилась война. И мы ее проиграли.
– Но это было уже давно. Сколько тогда тебе было лет?
– Шестнадцать, когда на Тель-Авив сбросили атомную бомбу.,
Диана задумалась, но спустя некоторое время заговорила снова:
– А мне казалось, что я еще не скоро услышу подобные истории.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Еще в сороковые годы я помогала десяткам моро перебраться в Штаты. Особенно после беспорядков, когда все границы были на замке.
Неужели она и впрямь это слышит? Ведь в течение многих лет, с тех пор как она попала в страну и почти насильно была завербована Агентством, ее работа заключалась именно в том, чтобы вылавливать людей, вроде Дианы. А теперь она оказалась с ней в одной постели.
– Когда ты приехала в Штаты? – поинтересовалась Диана.
– В сорок пятом.
– А как тебе это удалось? Иммиграционная служба до сих пор слышать не желает об искусственно созданных людях.
Эви подумала о круглолицем чиновнике из Госдепартамента, проводившем с ней собеседование. Он сказал, что въезд франкам в страну заказан. Именно тогда Эви впервые услышала это словцо. Однако, если она даст согласие работать на правительство, он, пожалуй, похлопочет за нее.
– Мне пришлось пойти на кое-какие уступки, – сказала Эви.
– Могу себе представить.
Эви ощутила себя лгуньей. Ей следовало бы рассказать Диане все как на духу, но внезапно Эви стало страшно потерять свою новую подругу. Как, собственно, она могла сказать этой женщине, что провела двенадцать лет на правительственной службе?
А еще она ощущала смертельную усталость. Эви вздохнула:
– И все-таки мне нужно докончить мой сон, который ты прервала.
– Ясно, – Диана поднялась на ноги, подхватив с пола пижаму. – Спокойной ночи… то есть утра.
И она направилась к лесенке, ведущей на антресоли. Эви прокашлялась.
Диана обернулась:
– В чем дело?
Эви приподнялась, держа в здоровой руке кимоно.
– После таких трудов я остаюсь спать на софе.
***
Эви проснулась в полдень первого января. Осторожно выскользнула из постели, стараясь не разбудить Диану, и прошла в кухню.
Подогрев остатки вчерашнего ужина, она достала из рюкзака библиотечную инфокарту и засунула ее в считывающее устройство видеофона. Через секунду прибор уже был готов к работе. Эви пошарила вокруг и нашла пульт. Ночью каким-то образом он залетел под софу.
На экране появилась коммерческая телепрограмма – футбольная лига четвероногих. Игра была прервана из-за травмы одного из участников. Эви краем уха услышала, что назначен двадцатиметровый пенальти за незаконное применение когтей.
Эви нашла на пульте кнопку базы данных и вывела на экран информацию с карты.
Футбольный матч сменился на экране эмблемой нью-йоркской Публичной библиотеки.
– Япония, – сказала Эви себе под нос, досадуя, что на пульте Дианы отсутствуют многие сложные функции.
Она провела у экрана несколько часов, анализируя хорошо известные ей факты: политические убийства, ответственность за которые брал на себя Фронт Национального Освобождения, каким-то образом были связаны с Палатой Науки и Техники. Обычно ФНО наносил удары по твердолобым политикам, но некоторые из его жертв были из числа мягкотелых либералов. И наоборот, подчас это были реформаторы, которые хотели бы предоставить оккупированной Японии известную независимость. Кроме того, ФНО отличался нетерпимостью к соперничающим организациям. Особенно жестоко он преследовал тех, кто брал на себя смелость говорить от имени японского народа.
По мнению Эви, перед ней сейчас предстала организация, главной целью которой, несмотря на всю риторику, было стремление сохранить статус-кво.
Само по себе это мало что значило. Любая организация могла пасть жертвой бюрократической машины и борьбы за власть. Даже террористы – к ним это особенно относилось – могли настолько закоснеть в своих взглядах, что теряли из виду первоначальные цели.
Тем не менее, хотя наносимые фронтом удары ни в малейшей степени не содействовали освобождению Японии, они существенно замедляли технический прогресс по всему Тихоокеанскому кольцу. Особенно в тех областях, где японцы удерживали пальму первенства. Собственно говоря, подумала Эви, не будет большой натяжкой утверждать, что ФНО несет ответственность за то, что Азиатское научное содружество, одержимое подозрительностью, все больше замыкается в себе.
А послушные пришельцам конгрессмены принимали новые нелепые законы. Это снова заставило Эви задуматься о том, что ей и раньше не давало покоя, однако не позволяло сделать осмысленные выводы.
Штаты были не единственной страной, способной вести межзвездные исследования. До Пан-Азиатской войны Индия вместе с Японией опередили остальной мир в области космических программ.
До войны.
Эта война стала самой омерзительной главой в книге мировой истории. Она унесла около ста миллионов человеческих жизней. А жизни моро вообще никто не считал. Два десятилетия войны. И победителями вышли вовсе не те страны, которым следовало.
Может, тому причиной…
Нет. Эви не хотелось об этом думать. К чему ворошить прошлое. Сейчас ей хотелось одного – найти, наконец, подтверждение, что в ее истории действительно замешан Фронт Национального Освобождения Японии, а если это так, то почему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79