— Ел, пока мне не сказали, что это такое. — Абивард проглотил ложку бульона, смывая это воспоминание. Из этого ничего не вышло, и тогда он отхлебнул вина.
— И… каково оно на вкус? — спросил Фрада, как маленький мальчишка интересуется у другого, только что проглотившего жука.
Абиварду не сразу удалось припомнить: после того как ему объяснили, что соус сделан из протухшей рыбы, ужас начисто отшиб вкус. Помедлив, он сказал:
— Да не так уж и страшно. Больше всего похоже на сыр.
— Хорошо, что на твоем месте был не я, вот и все, что могу сказать, братишка. — Фрада махнул рукой женщине с подносом, полным вареных языков, железок и глаз. Этим он наполнил тарелку, на которой только что было баранье рагу. — Вот это правильная еда.
— Ну да, естественно, — сказал Абивард. — Эй, Мандана, положи-ка и мне тоже. — Когда тарелка его наполнилась, он снял с пояса нож и с аппетитом набросился на лакомое блюдо.
Наконец, наевшись до отвала и напившись так, что ему показалось, будто он вот-вот поднимется в воздух, он направился обратно в опочивальню. И только там до него дошло, что ему полагается вызвать одну из жен, причем не Рошнани. Она в одиночку располагала им полтора года, и это неминуемо должно было пробудить на женской половине дикую ревность. Оставалось лишь надеяться, что эта ревность не проявится так, как в случае с Ардини.
Но кого выбрать? Любая жена, с которой он переспит первой после возвращения, тоже станет предметом ревности. Было и еще одно важное соображение: он так нагрузился едой и вином, что ему совсем не хотелось женщины, и он сомневался, что сумеет воздать ей должное. Такие вот сложные мысли крутились у него в голове, когда он вошел в спальню и нетвердой рукой задвинул засов.
Он снял сандалии. Расстегнуть пряжки оказалось сложнее, чем заложить дверь. Но ему удалось, правда не сразу. С облегчением вздохнув, он прилег, чтобы спокойно обдумать, какую же из жен позвать. И почему-то тут же настало утро.
* * *
Впервые с тех пор, как он стал дихганом, Абивард получил возможность управлять наделом в сравнительно мирной обстановке. Время от времени горстки хаморов пересекали Дегирд и направлялись на юг, доходя до его земель, иногда со стадами, иногда просто как налетчики, но Абиварду с его конницей всегда удавалось прогнать их. Великое вторжение степняков в Макуран, которого все боялись после катастрофы в Пардрайянской степи, так и не состоялось.
— Хоть и страшно не хочется говорить это, но, может быть, дань, которую Смердис заплатил хаморам, все же принесла некоторую пользу, — заметил Абивард.
Фрада сплюнул на пандус крепостной стены, по которому они расхаживали вдвоем:
— Тьфу на него, этого Смердиса, и на его дань. Узурпатор вонючий. Как у тебя язык поворачивается говорить хорошее о человеке, с которым ты воевал почти два года? Если бы не ты, он до сих пор был бы Царем Царей. Ты что, не рад, что его больше нет?
— Рад, конечно. Как ты сказал, я прошел через слишком многое, чтобы избавиться от него, и не мне жалеть, что его больше нет. — Однако какой-то голосок в мозгу Абиварда вопрошал, а будет ли в конечном счете Макурану какая-нибудь разница от того, что на троне сидит Шарбараз, а не Смердис. Стоит ли смена правителя всей пролитой ради этого крови и потраченных ради этого денег?
Он яростно приказал этому голоску заткнуться. Что бы ни сделала гражданская война с Макураном в целом, его-то личное будущее — и будущее его рода — она обеспечила. Без нее он никогда не стал бы зятем Царя Царей и вероятным дядей наследника Шарбараза. Он остался бы заурядным приграничным дихганом, почти не задумывающимся о том, что происходит за пределами его надела.
«Так ли уж это было бы плохо?» — спросил голосок. Он сделал вид, что не слышит вопроса.
Из дверей жилой части вышла Рошнани и прошла через двор. Увидев его на стене, она помахала ему рукой. Он помахал в ответ. Конюхи, подмастерья кузнеца и служанки во дворе почти не замечали ее, и Абивард посчитал, что это — большой прогресс. Первые несколько раз, когда она осмеливалась выйти с женской половины, люди либо пялились на нее, вылупив глаза, либо отворачивались и делали вид, будто ее там нет, — последнее казалось Абиварду много хуже.
Жадные глаза следили за Рошнани с женской половины. Из-за того, что натворили Кишмара и Оннофора, Абивард не торопился предоставить остальным женам и сводным сестрам ту свободу, которой пользовалась Рошнани. Он с радостью предоставил бы ее матери, но Барзоя сама не захотела. Если одно из лиц за узкими окошками принадлежало ей, он не сомневался, что ее губы вытянуты в ниточку неодобрения.
Фрада сверху кивнул Рошнани и сказал:
— Я боялся, что будет хуже.
— Большей похвалы по этому поводу я от тебя еще не слышал, — сказал Абивард.
— А я и не собирался хвалить, — сказал Фрада. — Мои слова означают, что теперь я не смотрю на это дело с такой полной неприязнью, как вначале.
— Отсутствие полной неприязни и есть наибольшая похвала, которую я от тебя слышал, — не отставал Абивард.
Фрада скорчил страшную рожу и сделал вид, будто сейчас ударит брата. Потом робко произнес:
— Надеюсь, ты не очень рассердишься, если я скажу тебе, что несколько раз разговаривал с госпожой Рошнани?
Абивард понимал его робость: если, по макуранскому обычаю, благородный муж был единственным мужчиной, который мог, не нарушая приличий, смотреть на собственную жену, то уж тем более разговаривать с ней никакому другому мужчине не дозволялось. Абивард сказал:
— Не переживай из-за этого. Когда я разрешил ей выходить с женской половины, я знал, что такое будет происходить постоянно. А как же иначе: если бы она вышла, а с ней никто не стал разговаривать, для нее это было бы еще хуже, чем оставаться взаперти.
— И ты можешь спокойно к этому относиться? — спросил Фрада. — Ты столько обычаев переиначил…
— Не я один, — напомнил ему Абивард. — Шарбараз, Царь Царей, поступает с нашей сестрой так же, как я со своей женой. А сколько обычаев было разбито позапрошлым летом вместе с нашим войском? Я пытался сделать изменения небольшими и разумными. Честное слово, я думаю, что отец не стал бы возражать.
Фрада задумался, а потом нехотя кивнул:
— Возможно, ты и прав. Отец… Не скажу, что он часто нарушал обычаи, но никогда не относился к ним так серьезно, как, например, мать.
— Хорошо сказано. — Абивард кивнул в ответ. — Когда мог, он действовал в рамках обычая, но вряд ли он позволил бы обычаю сковывать себя, если бы нужно было добиться чего-то.
— Хм. Если уж ты так ставишь вопрос, братец, то скажи, чего ты добьешься, выпустив Рошнани с женской половины? — Вид у Фрады был самодовольный, будто он не сомневался, что нашел вопрос, на который Абивард ответить не сможет.
Но Абивард ответил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124