Это обнадежило Абиварда.
Человек Птардака вежливо кашлянул, а потом заговорил, прикрывая рот ладонью:
— Могу ли я рассказать моему повелителю о красоте твоей сестры? Нет-нет, я не прошу взглянуть на нее — ничего такого, что выходило бы за рамки приличий, поспешно добавил он, — но ты понимаешь, что твое слово поможет мне унять тревогу моего повелителя.
Абивард чуть не расхохотался — тот же вопросу почти слово в слово, он задал гонцу Охоса. Он подумал, прежде чем ответить, — слово мужчины было драгоценным даром. Красива ли Динак? Она — его сестра, он никогда не смотрел на нее так, как смотрят на женщин. Но когда он зашел на женскую половину, она выглядела вполне уместно среди младших вдов Годарса, которые блистали красотой.
— Можешь передать Птардаку, что, по моему скромному мнению, он не будет разочарован ее внешностью, — наконец проговорил он.
Гонец просиял:
— Именно так я и передам, о повелитель. Последний вопрос, и я уйду. Когда же вы почтите нас своим прибытием в Налгис-Краг?
— Я ожидаю, что моя невеста прибудет в крепость примерно через неделю. Добавь еще неделю на свадьбу и все сопутствующие ей празднества и еще большую часть недели на дорогу до твоего надела с вооруженным отрядом и женщиной. Скажем, всего три недели. Я вышлю вперед гонца на быстром скакуне за два дня до выезда кортежа, чтобы мы не застали твоего повелителя врасплох.
— Ты — само воплощение предупредительности. — Посланец Птардака отвесил глубокий поклон, затем вскочил в седло и помчался назад в свой надел.
Абивард кивнул самому себе. Похоже, положение надела среди соседей начинает укрепляться. Будущее покажет, убережет ли это от хаморов.
* * *
Сердце Абиварда стучало, как в тот момент, когда Чишпиш приказал своим воинам взять копья наперевес. Он покачал головой и скрестил пальцы — этот знак должен был отогнать дурные предзнаменования. Вскоре после приказа Чишпиша разразилась катастрофа. Абивард молил Господа и Четырех Пророков не дать подобному произойти в его браке.
«Теперь уже скоро», — подумал он, выглядывая во двор из окошка, расположенного рядом с укрепленной дверью в жилую часть. На дворе стоял Охос, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Время от времени он спохватывался и замирал, затем забывал и опять начинал переминаться.
«А я-то считал, что мне выпала тяжелая доля, когда получил этот надел», подумал Абивард, глядя на Охоса. Бремя Век-Руда пало на его плечи, когда он был уже взрослым мужчиной и к тому же избранным наследником Годарса. А у Охоса борода только начала пробиваться темным пушком на щеках. Он был просто-напросто одним из многих сыновей Папака… пока Папак и все опережавшие Охоса в правах наследования не отправились на Пардрайю и не сложили том головы. Теперь, к добру ли, к худу ли, Охосу приходилось справляться с обязанностями дихгана.
Хотя Абивард и сам нервничал, он не мог не посочувствовать Охосу.
Рядом с Охосом стоял служитель Господа в желтой рясе, свидетельствующей о его принадлежности к духовенству. Волосы и борода его были не стрижены и не чесаны, что символизировало его устремленность не к этому миру, а к иному.
Абивард удостоил служителя Господа лишь мимолетным взглядом. А затем вновь, как и на протяжении всего утра, взор его устремился к воротам крепости.
Там, в тени, ждала Рошнани. Когда она выйдет во двор, наступит и его черед появиться.
— Эх, вот бы он дал мне взглянуть на нее, — пробормотал Абивард.
Охос и свадебный кортеж прибыли накануне вечером. Однако молодой дихган, видимо, из-за недостатка опыта не знавший, какие установленные обычаем действия можно смело опустить, строго придерживался их всех. И поэтому, хотя Абивард имел возможность поздороваться со своей невестой — и узнать, что у нее довольно приятный голос, — он так и не увидел ее лица. На ней была плотная чадра, из-за которой она, должно быть, ничего не видела. Эта самая чадра успешно противостояла всем попыткам Абиварда узнать, что же под ней скрывается.
Во дворе один из сводных братьев Абиварда начал бить в барабан. При четвертом неспешном и гулком ударе Рошнани вышла из тени и стала медленно приближаться к брату и священнослужителю в желтом.
Младший сводный брат Парсваш подтолкнул Абиварда.
— Иди же! — пискнул он. — Пора!
Платье Рошнани было ярким, словно маяк, из красно-оранжевой шелковой саржи с узором из нарядных стилизованных корзинок с фруктами. Из-под подола выглядывали загнутые носки красных туфель. Чадра ее на сей раз была из той же ткани, что и платье, только несколько прозрачней.
Парсваш вновь подтолкнул Абиварда. Тот сделал глубокий вдох и шагнул во двор. Как и в тот миг, когда он рванулся в атаку, в нем смешались страх и восторг.
Когда Абивард приблизился к ожидавшим его, Охос исполнил ритуальный поклон, на который Абивард ответил таким же поклоном. Так же он поклонился и служителю Господа, который, служа более высокому господину, нежели Смердис, Царь Царей, на его поклон не ответил, и, наконец, Рошнани. Охос поклонился ему от имени сестры.
Потом служитель Господа произнес:
— Во имя Нарсе, Гимиллу, преподобной Шивини и Фраортиша Старейшего мы сошлись здесь сегодня, дабы завершить начатое много лет назад и сочетать браком дихгана Абиварда и Рошнани, дочь Папака, покойного дихгана, и сестру дихгана Охоса.
Лицо Охоса перекосилось. Вид у него был такой, будто он отдал бы все, чтобы на его месте стоял Папак. Абиварду это чувство было понятно — до чего же ему самому хотелось ощущать рядом спокойное и вселяющее силу присутствие Годарса. Но он, как и Охос, был предоставлен самому себе.
Взгляд его упал на филигранные ширмы, прикрывавшие окна женской половины.
За одной из этих ширм — его мать, за другой — сестра. Все прочие женщины Годарса — ныне его, Абиварда, женщины, — конечно, тоже смотрят, во все глаза смотрят, как незнакомка из другого надела входит в их мир и, по всей вероятности, превзойдет их всех по своему положению.
— Господь благословляет нас даже в несчастьях, — продолжал священнослужитель. — Ибо от Него, равно как от мужчины и женщины, проистекает каждое новое поколение, каждая новая жизнь. Желаешь ли ты, Абивард, сын Годарса, чтобы твоя помолвка преобразилась днесь в истинный брачный союз?
— Желаю, — сказал Абивард, как его учили. Рядом с ним Фрада медленно кивнул, словно беря на заметку, чего следует ожидать, когда придет его черед предстать перед служителем Господа.
— Желаешь ли ты, Охос, сын Папака, чтобы помолвка твоей сестры, одобренная твоим отцом, преобразилась днесь в истинный брачный союз?
— Желаю, — отвечал Охос дрогнувшим голосом. Он насупился и покраснел.
Абиварду хотелось сказать ему, что волноваться ни к чему, что все хорошо, но человек в желтой рясе уже обращался к Рошнани, которая тоже обладала правом голоса в этом деле:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Человек Птардака вежливо кашлянул, а потом заговорил, прикрывая рот ладонью:
— Могу ли я рассказать моему повелителю о красоте твоей сестры? Нет-нет, я не прошу взглянуть на нее — ничего такого, что выходило бы за рамки приличий, поспешно добавил он, — но ты понимаешь, что твое слово поможет мне унять тревогу моего повелителя.
Абивард чуть не расхохотался — тот же вопросу почти слово в слово, он задал гонцу Охоса. Он подумал, прежде чем ответить, — слово мужчины было драгоценным даром. Красива ли Динак? Она — его сестра, он никогда не смотрел на нее так, как смотрят на женщин. Но когда он зашел на женскую половину, она выглядела вполне уместно среди младших вдов Годарса, которые блистали красотой.
— Можешь передать Птардаку, что, по моему скромному мнению, он не будет разочарован ее внешностью, — наконец проговорил он.
Гонец просиял:
— Именно так я и передам, о повелитель. Последний вопрос, и я уйду. Когда же вы почтите нас своим прибытием в Налгис-Краг?
— Я ожидаю, что моя невеста прибудет в крепость примерно через неделю. Добавь еще неделю на свадьбу и все сопутствующие ей празднества и еще большую часть недели на дорогу до твоего надела с вооруженным отрядом и женщиной. Скажем, всего три недели. Я вышлю вперед гонца на быстром скакуне за два дня до выезда кортежа, чтобы мы не застали твоего повелителя врасплох.
— Ты — само воплощение предупредительности. — Посланец Птардака отвесил глубокий поклон, затем вскочил в седло и помчался назад в свой надел.
Абивард кивнул самому себе. Похоже, положение надела среди соседей начинает укрепляться. Будущее покажет, убережет ли это от хаморов.
* * *
Сердце Абиварда стучало, как в тот момент, когда Чишпиш приказал своим воинам взять копья наперевес. Он покачал головой и скрестил пальцы — этот знак должен был отогнать дурные предзнаменования. Вскоре после приказа Чишпиша разразилась катастрофа. Абивард молил Господа и Четырех Пророков не дать подобному произойти в его браке.
«Теперь уже скоро», — подумал он, выглядывая во двор из окошка, расположенного рядом с укрепленной дверью в жилую часть. На дворе стоял Охос, беспокойно переминаясь с ноги на ногу. Время от времени он спохватывался и замирал, затем забывал и опять начинал переминаться.
«А я-то считал, что мне выпала тяжелая доля, когда получил этот надел», подумал Абивард, глядя на Охоса. Бремя Век-Руда пало на его плечи, когда он был уже взрослым мужчиной и к тому же избранным наследником Годарса. А у Охоса борода только начала пробиваться темным пушком на щеках. Он был просто-напросто одним из многих сыновей Папака… пока Папак и все опережавшие Охоса в правах наследования не отправились на Пардрайю и не сложили том головы. Теперь, к добру ли, к худу ли, Охосу приходилось справляться с обязанностями дихгана.
Хотя Абивард и сам нервничал, он не мог не посочувствовать Охосу.
Рядом с Охосом стоял служитель Господа в желтой рясе, свидетельствующей о его принадлежности к духовенству. Волосы и борода его были не стрижены и не чесаны, что символизировало его устремленность не к этому миру, а к иному.
Абивард удостоил служителя Господа лишь мимолетным взглядом. А затем вновь, как и на протяжении всего утра, взор его устремился к воротам крепости.
Там, в тени, ждала Рошнани. Когда она выйдет во двор, наступит и его черед появиться.
— Эх, вот бы он дал мне взглянуть на нее, — пробормотал Абивард.
Охос и свадебный кортеж прибыли накануне вечером. Однако молодой дихган, видимо, из-за недостатка опыта не знавший, какие установленные обычаем действия можно смело опустить, строго придерживался их всех. И поэтому, хотя Абивард имел возможность поздороваться со своей невестой — и узнать, что у нее довольно приятный голос, — он так и не увидел ее лица. На ней была плотная чадра, из-за которой она, должно быть, ничего не видела. Эта самая чадра успешно противостояла всем попыткам Абиварда узнать, что же под ней скрывается.
Во дворе один из сводных братьев Абиварда начал бить в барабан. При четвертом неспешном и гулком ударе Рошнани вышла из тени и стала медленно приближаться к брату и священнослужителю в желтом.
Младший сводный брат Парсваш подтолкнул Абиварда.
— Иди же! — пискнул он. — Пора!
Платье Рошнани было ярким, словно маяк, из красно-оранжевой шелковой саржи с узором из нарядных стилизованных корзинок с фруктами. Из-под подола выглядывали загнутые носки красных туфель. Чадра ее на сей раз была из той же ткани, что и платье, только несколько прозрачней.
Парсваш вновь подтолкнул Абиварда. Тот сделал глубокий вдох и шагнул во двор. Как и в тот миг, когда он рванулся в атаку, в нем смешались страх и восторг.
Когда Абивард приблизился к ожидавшим его, Охос исполнил ритуальный поклон, на который Абивард ответил таким же поклоном. Так же он поклонился и служителю Господа, который, служа более высокому господину, нежели Смердис, Царь Царей, на его поклон не ответил, и, наконец, Рошнани. Охос поклонился ему от имени сестры.
Потом служитель Господа произнес:
— Во имя Нарсе, Гимиллу, преподобной Шивини и Фраортиша Старейшего мы сошлись здесь сегодня, дабы завершить начатое много лет назад и сочетать браком дихгана Абиварда и Рошнани, дочь Папака, покойного дихгана, и сестру дихгана Охоса.
Лицо Охоса перекосилось. Вид у него был такой, будто он отдал бы все, чтобы на его месте стоял Папак. Абиварду это чувство было понятно — до чего же ему самому хотелось ощущать рядом спокойное и вселяющее силу присутствие Годарса. Но он, как и Охос, был предоставлен самому себе.
Взгляд его упал на филигранные ширмы, прикрывавшие окна женской половины.
За одной из этих ширм — его мать, за другой — сестра. Все прочие женщины Годарса — ныне его, Абиварда, женщины, — конечно, тоже смотрят, во все глаза смотрят, как незнакомка из другого надела входит в их мир и, по всей вероятности, превзойдет их всех по своему положению.
— Господь благословляет нас даже в несчастьях, — продолжал священнослужитель. — Ибо от Него, равно как от мужчины и женщины, проистекает каждое новое поколение, каждая новая жизнь. Желаешь ли ты, Абивард, сын Годарса, чтобы твоя помолвка преобразилась днесь в истинный брачный союз?
— Желаю, — сказал Абивард, как его учили. Рядом с ним Фрада медленно кивнул, словно беря на заметку, чего следует ожидать, когда придет его черед предстать перед служителем Господа.
— Желаешь ли ты, Охос, сын Папака, чтобы помолвка твоей сестры, одобренная твоим отцом, преобразилась днесь в истинный брачный союз?
— Желаю, — отвечал Охос дрогнувшим голосом. Он насупился и покраснел.
Абиварду хотелось сказать ему, что волноваться ни к чему, что все хорошо, но человек в желтой рясе уже обращался к Рошнани, которая тоже обладала правом голоса в этом деле:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124