– Стойте! Вы… Что вы такое делаете! Здесь нельзя!..
– Ничего, смотрите, – Амелия первым делом надела рубашку и неторопливо застегнула ее на все пуговицы. – Меня вышвырнули из моей комнаты. И мне просто больше негде…
– Амелия!.. – она и бровью не повела, будто не услышала меня.
– Пройдите в женский туалет! Уйдите скорее!
– Спасибо, но я не уйду, – Амелия встала на одну ногу и принялась натягивать носок, но пошатнулась и чуть не упала – я едва успел поддержать ее. Все присутствующие замерли в почтительном молчании.
– Я вызову охранника!
– Не вызовете, – Амелия, в одних носках и рубашке, совершенно голая от талии до лодыжек, прошагала через всю комнату и остановилась у столика регистратора. Она была на пару дюймов выше парня-регистратора и смотрела на него сверху вниз. Он тоже смотрел вниз – так, будто никогда в жизни не видел рядом со своим столиком треугольного островка женских лобковых волос. – Не вызовете. А то я закачу истерику, – ровным голосом произнесла Амелия. – Можете мне поверить.
Регистратор сел. Его рот открывался и закрывался, но он не мог произнести ни звука. Амелия натянула брюки, обулась, подобрала больничный халат и швырнула его в утилизатор.
– Джулиан, мне не нравится это место, – она протянула мне руку. – Пойдем шокировать народ куда-нибудь еще.
Пока мы не вышли в коридор, в комнате стояла мертвая тишина. Как только дверь за нами закрылась, свидетели этой сцены тотчас же принялись бурно делиться впечатлениями. Амелия смотрела прямо перед собой и улыбалась.
– Плохой день?
– Плохое место, – она нахмурилась. – Я действительно сделала то, что думаю, что сделала?
Я огляделся и прошептал:
– Это же Техас. Разве ты не знаешь, что здесь противозаконно демонстрировать свою голую задницу чернокожим мужчинам?
– Я как-то все время забываю об этом, – Амелия улыбнулась и пожала мне руку. – Обещаю писать тебе из тюрьмы каждый день.
Внизу нас ждало такси. Мы сели в машину, Амелия назвала мой адрес.
– Моя сумка ведь у тебя, да?
– Ага… Но я могу ее принести, – дома у меня был страшный бардак. – Я не очень-то готов принимать у себя изысканное общество.
– А я вовсе и не общество, – она потерла глаза. – И уж тем более не изысканное.
Вообще-то, в моей квартире царил кавардак еще две недели назад, когда я уезжал в Портобелло, и у меня просто не было времени как следует прибраться по возвращении, так что я только прибавлял к старому беспорядку новый. Мы вошли в мой однокомнатный кошмар, пять на десять метров жуткого беспорядка. На каждой ровной поверхности лежали кипы бумаг. Куча грязной одежды в одном углу утонченно гармонировала с завалом грязных тарелок в мойке. Ко всему прочему я забыл отключить кофеварку, когда уходил на занятия, так что к общему аромату затхлости и запустения прибавился интересный оттенок запаха горелого кофе. Амелия рассмеялась.
– Знаешь, это даже хуже, чем я ожидала! – до сегодняшнего дня она бывала у меня только два раза, и оба раза я готовился к ее приходу заранее.
– Да, знаю. В этом месте не хватает женской руки.
– Нет. Чего здесь не хватает – так это канистры бензина и спички, – Амелия огляделась и покачала головой. – Слушай, Джулиан, раз про нас и так уже все знают – давай съедемся, будем жить вместе, а?
Я еще не пришел как следует в себя после ее стриптиза.
– Э-э-э… Но здесь маловато места…
– Да не сюда! – Амелия рассмеялась. – Переезжай ко мне. И закажем себе две спальни.
Я пододвинул кресло к Амелии. Она устало опустилась в него.
– Послушай, ты ведь знаешь, как я хотел бы жить вместе с тобой. И мы не раз уже это обсуждали.
– Ну так давай сделаем это!
– Нет… Давай лучше не будем принимать сейчас никаких важных решений. Подождем хотя бы пару дней.
Амелия посмотрела мимо меня, в окно над раковиной умывальника.
– А, ты, наверное, думаешь, что я сошла с ума…
– Ты просто немного импульсивна, – я сел рядом с ней, прямо на пол, и ласково погладил ее по руке.
– Мне это как будто не свойственно, правда? – она закрыла глаза и потерла лоб. – Наверное, это из-за лекарств, которыми меня напичкали.
Я очень хотел, чтобы это так и было.
– Да, наверняка все дело в этом. Тебе надо передохнуть еще пару дней.
– А вдруг операция прошла неудачно?
– Нет, ведь тогда ты не могла бы ходить и разговаривать.
Амелия погладила мою руку, все еще глядя в никуда.
– Да, наверное, ты прав. У тебя есть какой-нибудь сок или что-нибудь еще попить?
Я нашел в холодильнике виноградный сок и налил нам по стакану. Разливая сок, я услышал, как трещит, открываясь, замок-змейка, и быстро обернулся – но Амелия просто открывала свою дорожную сумку.
Я принес ей сок. Она с сосредоточенным видом медленно перебирала содержимое сумки.
– Думаешь, что-нибудь могло пропасть?
Амелия взяла стакан с соком и отставила в сторону.
– Да нет. Или да? Может быть. Вообще-то я просто проверяю свою память. Я помню, как складывала вещи, когда отправлялась в Гвадалахару. Помню, как ехала туда. Как разговаривала с доктором… м-м… Спенсером.
Она встала, прошла пару шагов назад и медленно села на кровать.
– Потом я была словно в дурмане – ты знаешь, так бывает, когда просыпаешься после операции. Вокруг было много света. Мое лицо было в какой-то мягкой рамке.
Я сел рядом с ней.
– Я помню это – с операции, когда мне вживляли имплантат. Был еще такой вибрирующий звук.
– И этот запах! Ты знаешь, как пахнет твой собственный вскрытый череп. И тебе все равно.
– Это из-за лекарств, – сказал я.
– Да, но это еще не все. Я сама этого хотела и знала, что так будет. – Да, но со мной-то все было иначе. – Я слышала, как рядом со мной разговаривали. Доктор и еще какая-то женщина.
– И о чем они говорили?
– Говорили по-испански. Обсуждали ее дружка и… обувь какую-то, что ли? А потом стало темно. Нет, сначала все стало белым, а потом – черным.
– Интересно, это случилось до или после того, как тебе вставили имплантат?
– После. Я уверена – после. Они называют эту штуку мостом, да?
– Да, с французского – pont mental.
– Я слышала, как он сказал: «Ahora, el puerile», – и сразу за этим они сильно надавили. Я почувствовала, как подбородок уперся в ту мягкую рамку.
– Ты помнишь намного больше, чем я.
– Не так уж это и много. Я помню дружка медсестры, чью-то обувь и этот щелчок. Следующее, что я помню, – как я лежу в кровати и не могу ни пошевелиться, ни заговорить.
– Наверное, это было ужасно. Амелия нахмурилась, припоминая.
– Да нет. Ощущение было похожее на страшную усталость, до полного бесчувствия. Как будто я могла бы пошевелиться или что-то сказать, если бы мне это было действительно очень нужно. Но каждое движение стоило бы мне чудовищных усилий. Наверное, я не запаниковала только благодаря успокаивающим лекарствам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114