Обоим группам поставили для питья по две миски – с водой и водкой. «Сельские» крысы пили только воду. «Городские» же регулярно употребляли водочку, по чуть-чуть. А крысы – животные с чрезвычайно развитым инстинктом самосохранения.
– Пятьдесят граммов пусть крысы пьют, – говорит Томин. – Мы позволим себе по шестьдесят пять, – он ставит на стол рюмки нужного калибра.
Друзья усаживаются за ужин, чокаются без тостов: «Будь здоров – будь здоров».
Разговор крутится вокруг тех же тем:
– Я немножко поставил Интерпол на уши, и мы имеем кучку сведений о господине Янове, – докладывает Томин. – Обитает в городе Вене в собственном доме. Дом многоквартирный, он в моде у богатых выходцев из России. И одно время среди жильцов был – кто? Мокрый, Паша! Оценил?
– Да, они должны быть знакомы.
– Почти наверняка знакомы! Хозяин – квартирант. Я думаю, господин Янов прибыл к Ландышеву по просьбе Мокрого. Дай еще сардельку и шестьдесят пять.
– И что они все в Вену тянутся? В оперетку ходят? – спрашивает Пал Палыч, добавляя в тарелки «быструю» вермишель.
– У Австрии с Россией нет соглашения о выдаче преступников.
– Вон что. А зачем он официально-то приехал?
– Как представитель трех микробиологических фирм. Готовит контракт с нашим институтом и японцами.
Друзьям долго предстоит приближаться к «загадке Янова», и на каждом шажке Знаменского будет посещать сомнение, что заезжий австрияк встраивается в цепочку Мокрый – Ландышев – Нуриев.
– Кто он вообще, этот Янов, Саша?
– По происхождению москвич. Как только разрешили совместные предприятия, создал его с австрийским парт­нером. Стал совладельцем и директором российского от­деления… Я без подробностей, а то долго. Сделку они провели всего одну: хорошенькую сумму перекинули с российского счета на австрийский, якобы для покупки чего-то там… Чай стоит?
– Стоит.
– Отлично. Значит, переправил он в Австрию деньги и следом сам рванул туда же. Лет десять назад. И там провернул обратную комбинацию. Совместное предприя­тие закрылось, сделка не состоялась. Янову были возвра­щены денежки – уже на его личный счет в Вене.
– Как говорится, простенько, но со вкусом, – хмы­кает Пал Палыч. – И дальше?
– Доходные дома, отель на курорте. И спокойный, респектабельный бизнес. Но раз он контактер Мокрого, то нужно его прокачивать изо всех сил.
– К чаю есть сахар, печенье и мармелад.
– Пир горой.
– Мои новости тоже о Янове, – сообщает Пал Па­лыч. – Компьютеры говорят, не было такого человека в России. Проверили год и место рождения, бывшую прописку – всё вымышленное. Неизвестно, откуда он материализовался в Вене.
То есть поддельные документы, прошлое, которое надо отсечь, скорее всего, криминальное. В Вену прибыл господин Янов из России. А под какой фамилией он жил в России? Чем занимался? С кем был связан? Пока одни вопросы.
У господина Янова, то есть Коваля, в Москве много дел. То он сидит за компьютером, готовя документы для контрактов, то, устав от цифр, отправляется бродить или едет на очередное совещание с будущими компаньонами – обычно в зале Транспортбанка, то просматривает вороха российской прессы – сумбурной, скандальной, лихорадочной.
Случилось, попал к воротам пеньковой фабрики, где некогда они с Хомутовой устроили лабораторию по производству наркоты. Мать честная, что творится! Мощные вентиляторы со всех сторон гудят, вонища прет специфическая, которую ни с чем не спутаешь, и охрана выставлена – настороженная, с автоматами: понятное дело, не веревки охраняют. При нем, Ковале, была лаборатория, теперь – целый комбинат. Интересно, кто же это сюда пришел с деньгами? По проторенной дорожке? Кому и в каких сферах он платит, чтобы не трогали?
И не позавидовал Коваль. Наверное, за протекшие годы что-то в душе сдвинулось. Противно ему стало возле веревочной фабрики, пожалуй, даже… за державу обидно. Странное ощущение…
Однажды около полудня, он привык в это время пить чай, ему звонит Авдеев. «Какой Авдеев?.. Ах, да, транспортная фирма. Нет-нет, я помню, – уверяет Коваль, – но я не вполне готов. Давайте в ближайшее время, на днях».
По правде говоря, подзабыл он о просьбе друга-банкира. Несколько неловко.
В результате звонит телефон у Ландышева.
– Слушаю, – говорит тот и кривится. – Добрый день, господин Янов, рад вас слышать… Но я ведь послал вам документы… Ах, не все? Я проверю. Всего доброго.
Он бросает трубку и раздраженно рыскает по каби­нету. Янову нужны конфиденциальные приложения к договору.
– Козел третейский! Навязался на мою голову!
И дальше непечатно. Но словесная разрядка не помо­гает, и он кричит в переговорник секретарше:
– Катьку ко мне!
Катерина, сопровождаемая сочувственным взглядом Риммы Анатольевны, идет на зов.
Следует разнос:
– Я тебя послал к этому козлу, чтоб он о лишнем перестал думать! А что я имею? Где результат?
– Я стараюсь, – ощетинивается Катерина.
– Больше старайся! Чаще старайся!
Она мигом решает извлечь выгоду из его нервов:
– Давайте отгулы!
– За это дело отгулы? – озадачен Ландышев. – Ну и ну… Ладно, будут тебе отгулы. Только уж нажми, нажми. Чтоб ему вредные мысли отшибло. Или ты ему не понра­вилась?
Он обнимает девушку, та вывертывается.
– Ты где гонору набралась? Я тебя, можно сказать, с обочины подобрал! Приехала из своей занюханной провин­ции, ты бы тут по рукам пошла… А я в свою фирму взял!
«Ты меня подобрал! – внутренне кипит Катерина. – Да ты от меня тащился целых полгода! А в фирме твоей я, может, лучше всех работаю!..»
Римма Анатольевна все поглядывает в сторону кабинета Ландышева. Увидя расстроенную Катерину, срывается вслед и настигает ее в дамской уборной.
– Катюша, он тебя обидел?! Хам проклятый!
В Катерине еще много детского, ей хочется, чтобы пожалели. Да и Римма Анатольевна ей симпатична. Потому девушка хлюпает носом. Но обида недолгая, она начинает прихорашиваться.
– А что-то у тебя глаза светятся? Загуляла?
– Не, влюбилась.
Римма Анатольевна искренне обрадована:
– В кого?
– Такой человек особенный! Такой сильный!
– Да кто такой?
Катерина уже открыла рот рассказать и про Янова, и про то, что у нее теперь будут отгулы, чтобы с ним часто-часто встречаться, но спохватывается.
– Секрет! – и выскакивает вон.
На смену ей появляется в этом тихом месте секретарша Ландышева.
– Риммочка, – просит она, – выручи, порежь сегодняшние бумажки.
Та, для вида вздохнув, соглашается. Они идут в «предбанник» секретарши перед кабинетом Ландышева. Секретарша хватает сумочку и убегает. Римма Анатольевна включает уничтожатель бумаг, бегло просматривает документы, некоторые откладывает к себе в сумку про запас: она предвидит день, когда ее снова спросят о финансовых делах в страховой компании, и не хочет приходить к этому дню с пустыми руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27