– Хочу знать, не известен ли он кому из жильцов. Хочу знать все, что произошло в этом доме до отъезда Янова из страны. Хотя бы за полгода. В идеале – года за три.
– Мудрено, – роняет Юрьев.
– Тут я как раз полагаюсь на вас, Юрий Денисович, – подзадоривает Пал Палыч.
Тот в сомнении покачивает головой. Знаменский оборачивается к Канделаки.
– Наконец последнее.
– Психиатрический интернат? – угадывает тот. – Ладно, навестим психов.
Соберись Канделаки «навестить психов» сразу, он застал бы в интернате Коваля. Того почему-то тянуло и тянуло повидать мальчика. Что за наваждение? Пожал плечами и поехал.
И вот уже минут сорок они вдвоем прогуливаются по территории. Мишенька цепляется за пиджачный карман своего спутника, а другой рукой обнимает дареную игрушку: синего слона. Конечно, здешние жители слона отнимут и растерзают, но пока ребенок счастлив.
Он выглядит как-то собраннее, даже осмысленнее, чем в прошлый раз. В гнетущую монотонность интернатской жизни вдруг ворвался «Дядя», и Мишенька весь сосредоточен на нем. На детском уровне он понимает, что ему говорят и старается отвечать по существу.
– Я живу далёко, – рассказывает Коваль.
– Ёко, – вторит Мишенька.
– Там у меня есть дом.
– Дом! Дом! – радуется Мишенька, которому чрезвычайно нравится беседовать.
– Большой
– Касиий?
– Красивый? Конечно. И кошка Дуся.
– Киса!
Ковалю мешает полиэтиленовая сумка. Завидя урну, он комкает и засовывает сумку туда, шурша в ней пустыми обертками из-под всяких вкусностей. Мишенька трогательно помогает, и, глядя на него, Коваль думает, что это ведь единственный живой человек из его прошлого. А другие – если и есть – ему безразличны.
Откуда ни возьмись выворачивается дюжий санитар. Грозно командует:
– Хомутов! На обед!
Мишенька жмется к Дяде.
– Он сыт, – говорит Коваль.
– Порядок есть порядок! – Санитар тянется ухватить Мишеньку за плечо или за шиворот.
Коваль перехватывает его руку и, несмотря на сопротивление, отжимает ее прочь. Парень в восхищении:
– Ну, батя, ты силен! Тебя бы к нам в санитары!
Коваль усмехается и уводит Мишеньку. Сценку с санитаром тот понял, в общем, правильно и теперь торжествующе на него оглядывается.
– Кто у нас Мишенька? – отвлекает его внимание Коваль.
– Миснь-ка… Миснь-ка… – и тычет пальцем себя в грудь.
Усвоил. Выходит, способен чему-то научиться. Тихое, наивное, милейшее создание… Коваль простыми словами описывает свою огромную квартиру в Вене, и рыжую кошку Дусю, и ее котят, которых она регулярно приносит по осени. Мишенька слушает зачарованно, подавая односложные реплики.
И вдруг Коваль слышит свой голос, произносящий слова, которые означают, что он принял некое решение, не спросив себя, с собой не посоветовавшись, не прикинув всех возможных последствий. Голос произносит:
– Хочешь поехать ко мне домой?
– Омой… Омой… – эхом отзывается Мишенька.
– Поедем на поезде. Ту-ту.
– Ту-ту! Омой! – Что-то ему смутно вспоминается прекрасное, глаза светятся.
– Но не сейчас. Не сразу. Надо подождать. Жди.
Поймет ли он, что я не увезу его сегодня, что потребуется терпение?
– З-ди… З-з-ди… – старается Мишенька уразуметь и запомнить важное слово.
Коваль разговаривает со стареньким главврачом. У медиков есть присказка: «невропатолог с нервинкой, психиатр с психинкой». У главврача это выражается в том, что он болтлив и его «заносит». В интернате он на покое – вместо пенсии – и потихоньку маразмирует. А был именитой фигурой, имел большие заслуги перед Родиной, когда психиатрия врачевала инакомыслие.
Мишенька бродит тихонько по кабинету, присматриваясь к новой обстановке. Разговор взрослых слишком скор и сложен для его восприятия.
– В Австрию? – поражается врач. – Боюсь, тут будут затруднения.
– Стране не хватает сумасшедших? – иронизирует Коваль.
В душе главврача затронута больная струнка.
– Сумасшедших полно. Но сместились критерии вменяемости. То, что считалось бредом, теперь новое мышление. Вы не поверите, мой прежний пациент выступает по телевизору и проповедует то, от чего его лечили! Я извел на него столько галаперидола!.. Ну ладно, – одергивает он сам себя. – Значит, вы хотите его взять. Зачем?
«Зачем?..» Коваль оглядывается на Мишеньку.
– Ему там будет лучше.
– M-м… Давайте начистоту. У вас комплекс вины? Вы отец?
В каком-то смысле… Мишенька действительно обязан жизнью Ковалю. Он был большим начальником на Севере, под ним работали и зэки. И Люба, отбыв тот, еще первый срок, жила с сыном на поселении. Кто-то поджег барак. Коваль вынес из огня двухлетнего ребенка. Но Мишенька сделался, что называется, неполноценным.
– Его отец убит при побеге, – отвечает Коваль врачу. – Он был в заключении.
– Ах, так. Боюсь, мне не разобраться в ваших мотивах… – Врач озадачен, но посетитель выглядит столь уверенным, столь состоятельным человеком, что отказать как-то язык не поворачивается. – Я могу, конечно, написать что-нибудь о необходимости лечения за рубежом… – мямлит он.
Если бы Коваль был склонен к самоанализу, то понял бы, почему Мишенька так тронул его сердце: потому что когда-то Коваль его спас. Мы любим тех, кому сделали добро.
В казино есть комната, где клиенты могут в своей небольшой компании сыграть по-крупному в очко.
Играют Руслан, лысый мужчина в очках (он держит банк) и два расфранченных человека кавказской национальности. Руслану фартит, сегодня его день! Лысый зорко отслеживает степень его азарта сквозь очки в дорогой оправе. Если б Руслан был не охранником, а контрразведчиком, то заметил бы, что стекла в очках не диоптрийные и, стало быть, человек «рядится». А зачем? За карточным столом это сигнал опасности. Но Руслан не контрразведчик, и потом он уже видел Лысого несколько раз в казино, тот постоянно банкует. Поскольку пока не зарезали, можно надеяться, что не мухлюет.
– Как человеку везет! Как везет! – то ли изумляется, то ли негодует один из кавказцев.
Руслан, посмотрев сданную ему карту, объявляет:
– Ва-банк!
– Банк большой! – предостерегает кавказец.
– Я отвечаю.
Руслан прикупает у банкомета вторую карту. Кавказцы тоже.
– Еще одну, – решается Руслан.
– Тройка, семерка, туз? Так думаешь? – не унимается разговорчивый кавказец.
– Помолчи, – напряженно произносит Руслан и обращается к мужчине в очках: – Себе.
Тот берет и открывает два туза.
Руслан швыряет свои карты, у него шестерка, семерка, семерка.
– Вай-вай, Пушкина не читал! – ликует кавказец.
А банк очень большой.
В отделении милиции заканчивается развод.
Отдав последние распоряжения, подполковник распускает людей. Одному из них, стареющему уже капитану, кивает на стоящего в стороне Юрьева.
Капитан подходит, козыряет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27