И что раньше я бы непременно догадался… Да, верно. Но что вы хотите, это было так давно. Не гневайтесь на старика, герцогиня, известно ли вам, что мне уже шестьдесят пять? Нелегкая это штука — годы… Как говорится, старость — не радость. Посудите сами: зрение никудышное, слух ослаб, ноги ватные, руки дрожат, спина не гнется, волосы редкие, седые… В общем, развалина, а не человек. А вот вам повезло, вы — из тех редких людей, над которыми время не властно. Ведь вы совершенно не меняетесь! Право, вы все такая же, какой были в двадцать лет, когда хотели прикончить меня, потому что, по вашим словам, очень меня любили. Странная это все-таки была любовь…
Пардальян словно хотел заговорить женщине зубы или стремился скрасить ей горечь поражения, давая время прийти в себя. И Фауста, действительно взбодрилась и отчасти обрела свое знаменитое хладнокровие, которое потеряла сегодня, похоже, первый раз в жизни.
Пардальян болтал без умолку, ни на миг не спуская с Фаусты глаз. Будь перед ним вооруженный отряд, шевалье был бы не менее собран. Красавица обратила внимание, что Пардальян сознательно встал так, чтобы отрезать ей путь к лошади. Но женщина и не собиралась предпринимать эту последнюю попытку к бегству. Зачем? Она была пленницей Пардальяна. И отлично знала, что он отпустит ее только тогда, когда сам сочтет нужным… если вообще отпустит.
Фауста сохраняла внешнее спокойствие. Но в душе ее вновь поднялась волна отчаяния. Потеря миллионов была для герцогини страшным ударом. Но это было дело поправимое. Деньги она могла взять и из собственного состояния. Правда, на это потребуется время. Конечно, не лучший выход из положения, но все-таки…
А вот потеря свободы означала для Фаусты крушение всех планов, это был бы полный конец. Этот удар был в тысячу раз страшнее, и она разразилась ужасными проклятьями. Пардальян удивился, а она гневно закричала:
— Почему же, почему вы не убили меня?!
— На этот вопрос я вам уже ответил… — пожал плечами шевалье. — Да что мы все стоим, давайте отсюда уйдем, согласны?
Пардальян взял лошадей под уздцы и подхватил Фаусту под ручку. Она не сопротивлялась, понимая, что он сейчас — хозяин положения.
Но Фауста вовсе не собиралась отказываться от борьбы. Ни в коем случае! Женщина просто проявила гибкость, нисколько не сомневаясь, что не все еще потеряно. В голове у герцогини уже роилось множество планов. Она выглядела вялой и безразличной, а сама только и ждала, когда ей улыбнется удача.
— Куда это вы меня ведете? — спросила красавица.
— Вон там — тропинка, — объяснил Пардальян. — Мы вернемся на поле брани и займемся вашими бедолагами, а то они лежат посреди дороги, и никто о них не позаботится.
Фауста кивнула головой, выражая то ли согласие, то ли благодарность. Сделав несколько шагов, женщина серьезно сказала:
— Я должна извиниться перед вами, шевалье.
— Передо мной? — изумился Пардальян. — Да за что? Бог с вами.
— За оскорбительное слово, которое вырвалось у меня в минуту боли и отчаяния, — вздохнула герцогиня. — Вы знаете, что на самом деле я так не думаю. Вам известно, Пардальян, что я никогда не сомневалась в вашей исключительной отваге. Для всех, кто знаком с вами, вы — живое воплощение мужества.
— Прошу вас, мадам, пощадите мою скромность, — потупился шевалье.
А Фауста все так же серьезно продолжала:
— Я о вас такого мнения, что этого не передашь словами!
— Вот черт! Если вы не остановитесь, я просто лопну от гордости, — насмешливо воскликнул Пардальян. И с самым любезным видом добавил: — К счастью, мы оба относимся к людям, которые могут смело говорить друг другу то, что думают, будь то хвала или хула.
Они вернулись на «поле брани». Лошадей Пардальян оставил у живой изгороди, но Фаусту все еще держал под руку.
Эскаргас и Гренгай уже перевязывали д'Альбарана со сноровкой, показывавшей на их богатейший опыт и знания в этой области. У них было с собой все необходимое: бинты, корпия и мази. И река в двух шагах. В то время не предпринимали вылазок, не запасшись маленькой аптечкой. Все, что было нужно, Эскаргас и Гренгай извлекли из кожаной сумки, привязанной к луке седла одной из убитых лошадей.
— Ну что? — поинтересовался Пардальян. Он видел, что Фауста очень волнуется за своего д'Альбарана.
— Ничего страшного, господин шевалье, — успокоил Пардальяна Эскаргас. — Господин де Вальвер может гордиться столь точным ударом, что…
— Через пару недель он будет на ногах. И пусть себе снова кидается на клинки, если ему это нравится, — добавил Гренгай.
— Они знают, что говорят, — объяснил Фаусте Пардальян. — Оба столько раз латали собственные шкуры, что разбираются в этом, как лучшие лекари.
Фауста поблагодарила шевалье кивком головы. И они повернулись к другим раненым. Те были только оглушены — и уже пришли в себя. Гиганты обеспокоенно таращили глаза, узнав свою госпожу в мужском обличье: впрочем, они не слишком удивились, поскольку часто видели Фаусту в костюме наездника.
— Будьте благоразумны, и вас никто больше не тронет, — мягко сказал им Пардальян. — Только от веревок вы освободитесь не скоро… Так надо.
Оба громилы промолчали: они ждали распоряжений от своей госпожи.
— Мы должны сдаться на милость победителя, — мрачно проговорила Фауста.
Перевязанный д'Альбаран очнулся. Он сразу увидел Фаусту и попытался приподняться, но глухо застонал и смиренно извинился:
— Я сделал, что мог, мадам… Но потерпел… поражение.
— Я тоже, — горько усмехнулась красавица. — Я тоже проиграла. Ты ранен, а я в плену… Но мы оба живы, а это главное.
— Сударь, — вмешался Пардальян, — вы удержитесь в седле до Сен-Дени? Это не так уж далеко.
— Думаю, да… — пробормотал великан.
— Тогда действуйте — и вперед, — скомандовал шевалье.
Этот приказ был адресован Эскаргасу и Гренгаю. Те хорошо знали, что делать. Осторожно подхватив раненого, они посадили его на скакуна Фаусты. Не развязывая двух подручных испанца, Гренгай и Эскаргас подтащили их к другим коням и положили поперек седел, крепко прикрутив веревками. Затем, взяв лошадей под уздцы, верные слуги застыли на месте, давая понять, что готовы тронуться в путь.
— Ну, поехали! — распорядился Пардальян.
XVII
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Не выпуская руки Фаусты, шевалье мягко увлек женщину за собой. За ними последовал д'Альбаран. Замыкали процессию Эскаргас и Гренгай, ведя под уздцы лошадей с пленными. Маленький отряд — трое конных и четверо пеших — продвигался шагом, оставив на тропинке трех убитых лошадей.
Сначала все молчали. Краем глаза Пардальян наблюдал за Фаустой. Она была спокойна и ступала уверенно, словно смирившись со своей двойной неудачей. Пардальян удвоил внимание: он не сомневался, что она обдумывает ответный ход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Пардальян словно хотел заговорить женщине зубы или стремился скрасить ей горечь поражения, давая время прийти в себя. И Фауста, действительно взбодрилась и отчасти обрела свое знаменитое хладнокровие, которое потеряла сегодня, похоже, первый раз в жизни.
Пардальян болтал без умолку, ни на миг не спуская с Фаусты глаз. Будь перед ним вооруженный отряд, шевалье был бы не менее собран. Красавица обратила внимание, что Пардальян сознательно встал так, чтобы отрезать ей путь к лошади. Но женщина и не собиралась предпринимать эту последнюю попытку к бегству. Зачем? Она была пленницей Пардальяна. И отлично знала, что он отпустит ее только тогда, когда сам сочтет нужным… если вообще отпустит.
Фауста сохраняла внешнее спокойствие. Но в душе ее вновь поднялась волна отчаяния. Потеря миллионов была для герцогини страшным ударом. Но это было дело поправимое. Деньги она могла взять и из собственного состояния. Правда, на это потребуется время. Конечно, не лучший выход из положения, но все-таки…
А вот потеря свободы означала для Фаусты крушение всех планов, это был бы полный конец. Этот удар был в тысячу раз страшнее, и она разразилась ужасными проклятьями. Пардальян удивился, а она гневно закричала:
— Почему же, почему вы не убили меня?!
— На этот вопрос я вам уже ответил… — пожал плечами шевалье. — Да что мы все стоим, давайте отсюда уйдем, согласны?
Пардальян взял лошадей под уздцы и подхватил Фаусту под ручку. Она не сопротивлялась, понимая, что он сейчас — хозяин положения.
Но Фауста вовсе не собиралась отказываться от борьбы. Ни в коем случае! Женщина просто проявила гибкость, нисколько не сомневаясь, что не все еще потеряно. В голове у герцогини уже роилось множество планов. Она выглядела вялой и безразличной, а сама только и ждала, когда ей улыбнется удача.
— Куда это вы меня ведете? — спросила красавица.
— Вон там — тропинка, — объяснил Пардальян. — Мы вернемся на поле брани и займемся вашими бедолагами, а то они лежат посреди дороги, и никто о них не позаботится.
Фауста кивнула головой, выражая то ли согласие, то ли благодарность. Сделав несколько шагов, женщина серьезно сказала:
— Я должна извиниться перед вами, шевалье.
— Передо мной? — изумился Пардальян. — Да за что? Бог с вами.
— За оскорбительное слово, которое вырвалось у меня в минуту боли и отчаяния, — вздохнула герцогиня. — Вы знаете, что на самом деле я так не думаю. Вам известно, Пардальян, что я никогда не сомневалась в вашей исключительной отваге. Для всех, кто знаком с вами, вы — живое воплощение мужества.
— Прошу вас, мадам, пощадите мою скромность, — потупился шевалье.
А Фауста все так же серьезно продолжала:
— Я о вас такого мнения, что этого не передашь словами!
— Вот черт! Если вы не остановитесь, я просто лопну от гордости, — насмешливо воскликнул Пардальян. И с самым любезным видом добавил: — К счастью, мы оба относимся к людям, которые могут смело говорить друг другу то, что думают, будь то хвала или хула.
Они вернулись на «поле брани». Лошадей Пардальян оставил у живой изгороди, но Фаусту все еще держал под руку.
Эскаргас и Гренгай уже перевязывали д'Альбарана со сноровкой, показывавшей на их богатейший опыт и знания в этой области. У них было с собой все необходимое: бинты, корпия и мази. И река в двух шагах. В то время не предпринимали вылазок, не запасшись маленькой аптечкой. Все, что было нужно, Эскаргас и Гренгай извлекли из кожаной сумки, привязанной к луке седла одной из убитых лошадей.
— Ну что? — поинтересовался Пардальян. Он видел, что Фауста очень волнуется за своего д'Альбарана.
— Ничего страшного, господин шевалье, — успокоил Пардальяна Эскаргас. — Господин де Вальвер может гордиться столь точным ударом, что…
— Через пару недель он будет на ногах. И пусть себе снова кидается на клинки, если ему это нравится, — добавил Гренгай.
— Они знают, что говорят, — объяснил Фаусте Пардальян. — Оба столько раз латали собственные шкуры, что разбираются в этом, как лучшие лекари.
Фауста поблагодарила шевалье кивком головы. И они повернулись к другим раненым. Те были только оглушены — и уже пришли в себя. Гиганты обеспокоенно таращили глаза, узнав свою госпожу в мужском обличье: впрочем, они не слишком удивились, поскольку часто видели Фаусту в костюме наездника.
— Будьте благоразумны, и вас никто больше не тронет, — мягко сказал им Пардальян. — Только от веревок вы освободитесь не скоро… Так надо.
Оба громилы промолчали: они ждали распоряжений от своей госпожи.
— Мы должны сдаться на милость победителя, — мрачно проговорила Фауста.
Перевязанный д'Альбаран очнулся. Он сразу увидел Фаусту и попытался приподняться, но глухо застонал и смиренно извинился:
— Я сделал, что мог, мадам… Но потерпел… поражение.
— Я тоже, — горько усмехнулась красавица. — Я тоже проиграла. Ты ранен, а я в плену… Но мы оба живы, а это главное.
— Сударь, — вмешался Пардальян, — вы удержитесь в седле до Сен-Дени? Это не так уж далеко.
— Думаю, да… — пробормотал великан.
— Тогда действуйте — и вперед, — скомандовал шевалье.
Этот приказ был адресован Эскаргасу и Гренгаю. Те хорошо знали, что делать. Осторожно подхватив раненого, они посадили его на скакуна Фаусты. Не развязывая двух подручных испанца, Гренгай и Эскаргас подтащили их к другим коням и положили поперек седел, крепко прикрутив веревками. Затем, взяв лошадей под уздцы, верные слуги застыли на месте, давая понять, что готовы тронуться в путь.
— Ну, поехали! — распорядился Пардальян.
XVII
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Не выпуская руки Фаусты, шевалье мягко увлек женщину за собой. За ними последовал д'Альбаран. Замыкали процессию Эскаргас и Гренгай, ведя под уздцы лошадей с пленными. Маленький отряд — трое конных и четверо пеших — продвигался шагом, оставив на тропинке трех убитых лошадей.
Сначала все молчали. Краем глаза Пардальян наблюдал за Фаустой. Она была спокойна и ступала уверенно, словно смирившись со своей двойной неудачей. Пардальян удвоил внимание: он не сомневался, что она обдумывает ответный ход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103