Заметим мимоходом, что Флоранс ошибалась: средство это никуда не годилось.
Самое страшное заключалось в том, что ошибка эта могла иметь роковые последствия.
…В комнату вошла Леонора. Девушка всегда была с ней сдержанна, и по спокойному лицу красавицы Леонора не поняла, что явилась весьма кстати. Маркиза д'Анкр все еще ни на что не решилась…
Девушка заметила, что Леонора чем-то озабочена. Это обеспокоило Флоранс, и она стала приглядываться к маркизе с удвоенным вниманием.
— Дитя мое, у меня для вас плохая новость, — со вздохом изрекла Галигаи. — Вашей матери снова грозит опасность… Беда может разразиться в любую минуту… и тогда ей уже не спастись.
Леонора говорила с мрачным спокойствием, но медлила и колебалась, словно прощупывая почву. И делала это Галигаи не по расчету, а просто потому, что сама еще не знала, что сказать.
Эти невольные колебания привели девушку в трепет. Она смертельно побледнела и, не в силах произнести ни слова, подняла на Леонору прекрасные глаза. В них была бесконечная тревога, в них стоял немой вопрос.
— Да, — снова заговорила Леонора, — боюсь, что на сей раз вашей бедной матушке не спастись.
Хладнокровно нанеся девушке этот жестокий удар, Галигаи тут же смягчила его:
— Впрочем, есть одно средство… Только одно… и совершенно безотказное… да-да, именно безотказное. Но все зависит от вас… Не знаю, хватит ли у вас мужества… Это большая жертва… огромная… для вас.
Девушка решила, что Леонора пришла к тому же выводу, что и она сама. Ей показалось, что от нее захотят, чтобы она добровольно свела счеты с жизнью. Флоранс снова стало страшно, голова у нее закружилась… Умереть в семнадцать лет… Чудовищно! Лицо исказилось от боли. Губы побелели. Взгляд потух. А в воспаленном мозгу шла ужасная борьба.
Но мысль о самопожертвовании уже прочно засела у девушки в голове. И вскоре Флоранс с отчаянной решимостью сказала:
— Пусть я пострадаю, лишь бы спаслась моя мать! Говорите же, мадам, что я должна сделать, говорите смело!
И в ожидании страшных слов девушка напряженно сжалась, инстинктивно съежившись и вытянув шею… как осужденный на смерть под секирой палача.
Даже не подозревая, что творится в душе у бедняжки, Леонора невольно залюбовалась ею. И ответила прямо, так как решение было уже принято:
— Угроза для вашей матери в том, что у вас нет официальных родителей. Появись они, и все уладится само собой. Как это сделать? Достаточно, чтобы какая-нибудь женщина согласилась сказать, что вы ее дочь… и чтобы вы тоже признали эту особу своей матерью. Вот и все.
Флоранс выдохнула с радостным облегчением; такой восторг испытывает осужденный на смерть, когда в последний миг ему объявляют о помиловании. Вскочив на ноги, девушка взволнованно спросила:
— И это все?
— Это немало, — изрекла Леонора с намеренной неспешностью. — Так вы потеряете всякую надежду на то, что ваша настоящая мать когда-нибудь вас признает.
— Об этом я и не мечтала! — вскричала Флоранс.
— Вы будете полностью зависеть от ваших приемных родителей, — продолжала Галигаи. — Вам придется уважать их как родного отца и родную мать.
— Я буду почитать их, буду слушаться, — пылко заверила девушка. — Разве вы можете в этом сомневаться, мадам? Не бойтесь за меня, прошу вас. Лучше скажите, кто согласен назвать меня своей дочерью.
— Я, — ответила Леонора с царственной простотой.
— Вы, мадам?!! — остолбенела Флоранс.
— Да, я!.. — кивнула маркиза д'Анкр. — И солгу при этом лишь наполовину, поскольку вы дочь Кончино, а он мой супруг.
За несколько минут все было улажено к полному удовольствию Леоноры. Флоранс согласилась на все ее условия. А Галигаи знала, что слову девушки можно верить.
Они обо всем договорились — но Леонора оставалась холодной, явно не собираясь изливать на новообретенную дочь материнских чувств. Флоранс поняла, что любви от маркизы не дождется, да и сама не испытывала к Леоноре особой симпатии. А еще девушка осознала, что маркиза д'Анкр будет играть роль матери лишь на людях, на самом же деле Леонора и Флоранс останутся чужими друг другу.
Все это было девушке совершенно ясно.
Не сообразила она лишь одного — того, что ее связали по рукам и ногам.
Радуясь покорности Флоранс, Леонора ушла. Но собой она была недовольна. Возвращаясь в кабинет, маркиза д'Анкр думала;
«Конечно, мне нужно было обнять ее, поцеловать и нежно шепнуть: „Это я, твоя матушка!“ И произнести это надо было от души, чтобы она сердцем почувствовала… Вот что следовало сделать… я так и хотела… Только ничего у меня не вышло… Нет, не получилось… Никогда не смогу я приголубить дочь моего Кончино!.. Пусть скажет спасибо, что я до сих пор не задушила ее собственными руками!.. К тому же, я все больше убеждаюсь, что она точно знает, кто ее мать… Она бы только сделала вид, что поверила мне… И это было бы невыносимо для нас обеих… Как бы там ни было, а все уладилось. Я просто уверена, что эта малышка никогда не пойдет против Марии. А это самое главное».
Успокоившись на этот счет, Леонора вернулась в кабинет и, удобно устроившись в кресле, продолжала думать о Флоранс. На губах у маркизы играла зловещая улыбка. Галигаи прикидывала:
«Что касается свадьбы с Роспиньяком… когда все будет должным образом улажено, когда Флоранс будет признана законной дочерью Кончино Кончини, маркиза д'Анкра, и его супруги Леоноры Дори; когда крошка официально станет Флоранс Кончини, графиней де Лезиньи… то есть через несколько дней… мы объявим ей отцовскую волю… Если заупрямится… а я думаю, что так оно и будет… мы заточим ее в монастырь… как в склеп… будет знать, как бунтовать против святой отцовской воли… И не надо будет прибегать к крайним средствам… ее смерть могла бы вызвать подозрения, а так все будет тихо, пристойно… Конечно, Роспиньяк останется недоволен, но что я могу поделать, он ей не по душе… А если она согласится — в чем я сильно сомневаюсь, но кто ее знает, надо все предусмотреть — если согласится, это будет досадно, но она окажется во власти барона… И он будет счастлив… А Роспиньяк у меня в руках. Так или иначе, все окончательно улажено. И нечего больше голову ломать».
Вот какой чудовищный план измыслила коварная Леонора Галигаи. Как мы видим, женитьба Роспиньяка, о которой она столько хлопотала, была лишь розыгрышем. У маркизы д'Анкр были совсем другие цели.
Ей нужен был лишь благовидный предлог, чтобы «навсегда» избавиться от дочери Марии Медичи, заключив ее в монастырь, «как в склеп».
А бедная Флоранс в это время стояла на коленях, молитвенно сложив руки, и горячо благодарила Бога и Деву Марию «за дарованную ей милость спасти мать и самой остаться в живых»; если бы девушка знала, что ее ждет медленное угасание в мрачном монастыре, она предпочла бы получить удар кинжалом в сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103