В действительности же спасительницей их стала Леонора Галигаи, отвратившая гаев парижан от Кончини и его защитников. Она верно рассчитала, что, услышав о прибытии короля, народ неминуемо бросится навстречу юному монарху, позабыв о ненавистном фаворите и его прихвостнях. В народе любовь всегда сильнее ненависти. Впрочем, Кончини не знал, что своим спасением он обязан жене. Следуя указаниям, полученным от Леоноры Галигаи, Стокко умолчал перед Кончини о том, что это она прислала его на помощь супругу.
Раз уж мы оказались возле Кончини и его приспешников, то давайте последуем за ними и дальше.
Все они вернулись во дворец маршала д'Анкра, располагавшийся непосредственно рядом с Лувром. В своем кабинете Кончини собрал совещание. На него были приглашены: капитан его гвардии Роспиньяк, д'Эйно, де Лонгваль, де Роктайи, де Лувиньяк, каждый из которых командовал десятком гвардейцев, а также де Базорж, де Монреваль, де Шалабр и де Понтраль — дворяне, снискавшие своим поведением особое доверие Кончини.
— Господа, — отрывисто произнес фаворит королевы, — полагаю, никто из вас не считает, что оскорбление, нанесенное нам сегодня утром, может остаться безнаказанным?
Его слова были встречены бурей негодования. Несколько минут Кончини с мрачным удовлетворением наблюдал за своими сторонниками, а затем, властным движением руки призвав их к спокойствию, продолжил:
— Несколько показательных казней, надеюсь, сумеют внушить жителям этого города надлежащее к нам почтение. Уверен, что заполнить десяток-другой пустующих виселиц не составит большого труда. Так как это дело касается прежде всего меня, то я и беру его на себя. Не менее сурово следует покарать и того дерзкого наглеца, что осмелился перечить нам. Он должен быть наказан так, чтобы никому не вздумалось последовать его примеру. Это необходимо, ибо страх перед нами прямо пропорционален оказываемому нам уважению. Я уверен, что вы возьмете на себя труд выследить виновного, схватить его и доставить ко мне.
Последние слова Кончини потонули в бурном потоке угроз и отборнейшей брани. Разумеется, больше всех кричали и угрожали Роктай и Лонгваль, коим довелось на себе испытать крепость кулаков Одэ де Вальвера.
— Я не успокоюсь, пока не выпущу кишки этому мерзавцу! — скрежетал зубами Лонгваль.
— А я, — вторил ему Роктай, — всажу ему кинжал в самое сердце.
— Спокойствие, господа, — призвал их к порядку Кончини, — вы забываете, что он нужен мне живым. Живым, слышите?
И так как оба врага Вальвера упорно продолжали ворчать, он громко повторил:
— Живым! Таков мой приказ!
И со зловещей улыбкой прибавил:
— Будьте спокойны, наказание, которое я приготовил для него, так ужасно, что вы даже не можете себе вообразить.
Слова эти прозвучали столь многообещающе, что Роктай и Лонгваль поняли: Кончини отнюдь не намерен шутить.
— Черт побери, монсеньор, — расхохотались они, — теперь, когда мы узнали ваши намерения относительно этого молокососа, мы готовы притащить его вам в целости и сохранности. Вы правы, удар шпаги был бы для него слишком легким наказанием.
— Пора на охоту, — скомандовал Кончини, — на охоту, мои отважные ищейки! Выследите мне зверя, загоните его в силки… а уж забить его предоставьте мне, — и Кончини недобро усмехнулся.
Повелительным жестом он отпустил собравшихся, оставив у себя только Роспиньяка. Едва лишь шумные голоса и громкий хохот удалявшихся дворян стихли в анфиладе комнат, как Кончини подскочил к Роспиньяку и вцепился ему в плечи. Лицо его исказилось от злобы, нижняя губа отвисла, глаза налились кровью. Тряся своего капитана словно грушу, он заорал:
— Роспиньяк, ты отвечаешь мне за своих людей… за то, чтобы они доставили ко мне этого молодого негодяя… Отвечаешь головой!
И так как Роспиньяк смотрел на него со все возрастающим недоумением, он тут же открыл капитану секрет своей неожиданной и страшной ненависти к первому встречному задире:
— Он тоже любит ее!.. Ты понимаешь, Роспиньяк?! А вдруг это из-за него она презирает меня, а?.. Вдруг она…
Кончини едва не задохнулся от злости.
— По-моему, вы преувеличиваете, монсеньор… — помолчав, ответил Роспиньяк.
И холодно добавил:
— Будьте уверены, он от вас не уйдет, обещаю вам.
— Ты верный слуга, Роспиньяк, — поощрил барона Кончини. — Иди и не сомневайся: твое состояние обеспечено.
Роспиньяк поклонился и вышел. Догнав своих людей, он присоединился к ним. Однако мысли его отнюдь не соответствовали его, только что произнесенным перед Кончини, словам:
«Что ж, твои деньги пригодятся мне, очень пригодятся. А этот юнец — и впрямь наш соперник, но ты его не получишь, потому что он принадлежит мне, мне, и больше никому!.. Я сам расправлюсь с ним. Ты же, Кончини, слеп и глуп, ты сделал меня поверенным своих сердечных дел, а сам даже не заметил, что я тоже влюблен в эту девушку и люблю ее не меньше, чем ты! Да я скорее вырву твое сердце, чем отдам ее тебе! Но сначала ты у меня раскошелишься… а уж потом мы сведем с тобой наши амурные счеты. Я призову на помощь сатану, и победа наверняка останется за мной! Цветочница будет принадлежать мне, или же она не достанется никому!»
Роспиньяк подозвал четырех своих лейтенантов: Лонгваля, Роктая, Эйно и Лувиньяка.
— Господа, — сказал он, — вернемся на улицу Сент-Оноре и займемся поисками очаровательной цветочницы Мюгетты.
— Ого, — удивился вечно сомневающийся Роктай, — а мне-то показалось, что монсеньор приказал нам отыскать того дерзкого мальчишку.
— Разумеется, — улыбнулся Роспиньяк. — Но видите ли, Роктай, если мы найдем цветочницу, мы найдем и мальчишку. Похоже, что он всегда ошивается поблизости.
Теперь мы предлагаем вам, читатель, вернуться к Стокко, преданному рыцарю и доверенному лицу Леоноры Галигаи, жены Кончини.
Направляясь к своей хозяйке, он думал примерно о том же, о чем только что размышлял Роспиньяк. В уме он производил следующие подсчеты:
«Тысяча ливров за молодого человека… Считаем, что они уже у меня в кармане… Отлично… Затем пять тысяч ливров за девчонку… Эти денежки будет не так-то просто заработать!.. Тут мне придется исхитриться! Черт побери! Итак, всего шесть тысяч ливров… Прибавим к этому сумму, которую я получу от синьоры Леоноры… Что ж, денек начался неплохо… Если и остальные дни будут такими, то скоро я сколочу неплохое состояньице!..»
Угрюмая и неприятная физиономия Стокко оживилась, на ней появилось мечтательное выражение. Однако вскоре оно исчезло, а лицо вновь приобрело прежний отталкивающий вид, чему немало способствовали вечно кривившая рот ехидная усмешка и горящие, словно раскаленные уголья, глаза, сидящие в глубоких глазницах.
— Что он приказал тебе? — спросила Леонора.
— Узнать имя и место жительства того молодого человека, что волочится за малюткой-цветочницей, — ответил Стокко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122