Глядя на его спокойное лицо и медлительные движения, можно было подумать, что речь идет об обычных повседневных делах. Действительно, отдавая конверт Фаусте, д'Альбаран, слегка растягивая слова, лаконично произнес:
— Срочная почта.
Фауста взяла письмо и, обернувшись к Ангулему, любезно спросила:
— Вы позволите, герцог?
Герцог кивнул в знак согласия. Сохраняя прежнюю безмятежность, Фауста сломала печать, развернула лист и прочла его. Она осталась невозмутимой и бесстрастной, однако содержание этого послания заставило ее похолодеть.
Письмо было составлено д'Альбараном; он сам и доставил его своей госпоже. В нем говорилось:
«Некий человек постучал в дверь с черного хода и назвал имя Ла Горель. Это не был Ландри Кокнар, то есть единственный посетитель, имеющий право пользоваться данным паролем, поэтому караульные отвели его в известную Вам приемную и отправились предупредить меня. Когда я пришел, незнакомец уже исчез. Так как он не мог выйти из дворца, я отправился на его поиски и в конце концов обнаружил его сейчас: он находится в чулане без окон и подслушивает Ваш разговор. Я приказал запереть его там и принять прочие меры предосторожности. Несмотря на то, что незнакомец старательно кутался в плащ, один из караульных утверждает, что узнал в нем шевалье де Пардальяна».
Надо было обладать удивительной выдержкой Фаусты, дабы, узнав столь неожиданную и столь неприятную новость, сохранить полнейшую невозмутимость. И тем не менее руки выдали волнение: ее тонкие пальцы судорожно скомкали роковую записку. Но это было единственным проявлением чувств, которое она себе позволила. А так как лицо ее было по-прежнему спокойным, то герцог Ангулемский, не подозревая о надвигающейся страшной грозе, с улыбкой поинтересовался:
— Плохие новости, принцесса?
Улыбнувшись в ответ, Фауста задумчиво произнесла:
— Пока не знаю.
Однако она уже приняла решение и была готова действовать.
— Все просто замечательно, — сказала она д'Альбарану, — я сейчас иду.
Одновременно взор ее повелел испанцу быть готовым ко всему.
XXVII
ПАРДАЛЬЯН И ФАУСТА
Она встала и величественной походкой медленно направилась к двери, за которой прятался Пардальян.
— О, черт! — выругался шевалье. — Она идет сюда! Неужели дыхание выдало меня?
Фауста и д'Альбаран так хороша сыграли свои роли, что Пардальян не заметил, что его убежище раскрыто. Он был уверен, что лишь нелепая случайность направила Фаусту в его сторону. Не желая, чтобы его наблюдательный пост был обнаружен, и понимая, что разговор Фаусты и герцога еще не окончен, шевалье тихо отступил и толкнул дверь.
«Ого! Меня заперли снаружи! — удивленно подумал он. — А я ничего не слышал!..»
Однако Пардальян был совершенно спокоен. Насмешливо улыбнувшись, он прошептал:
— Я все понял: это ловушка… Держу пари, что в записке, доставленной этим верзилой, говорилось обо мне и о моем убежище. Что ж, попробуем выкрутиться… и по возможности остаться в живых».
Он повернулся и стал лицом к той двери, возле которой располагался его наблюдательный пост. Одновременно он распахнул назад плащ, чтобы тот не стеснял движений, и удостоверился, что шпага легко вынимается из ножен.
— Надо быть готовым ко всему, — проворчал себе под нос Пардальян.
Фауста подошла к двери и резким движением широко раскрыла ее. В темный чулан хлынул свет. Стоя у порога, Фауста произнесла:
— Выходите же, Пардальян. Такому человеку, как вы, не пристало прятаться по углам.
И улыбаясь пленительнейшей улыбкой, она плавно повела рукой, приглашая Пардальяна выйти.
Пардальян шагнул вперед, церемонно поклонился и вежливо сказал:
— Тысячу благодарностей, принцесса.
Оказавшись в комнате, он осмотрелся и саркастически хмыкнул:
— Признаться, я и впрямь чувствовал себя очень неуютно. Но что поделаешь, принцесса: у меня не было возможности подобающим образом попросить вас оказать мне честь и принять в вашу славную компанию.
— Но почему же? — медоточивым голосом спросила Фауста.
И, посерьезнев, прибавила:
— Уверяю вас, Пардальян, если бы вы мне сказали, что желаете присутствовать на моих переговорах с герцогом Ангулемским, я бы с удовольствием выполнила вашу просьбу.
— Нисколько не сомневаюсь, сударыня, раз вы сами это говорите, — не менее серьезно ответил Пардальян.
Затем он вновь перешел на свой излюбленный насмешливый тон:
— Однако позвольте заметить, что в таком случае мне вряд ли довелось бы услышать те слова, что долетели до моего чулана.
Фауста молча кивнула в знак согласия.
Воцарилась тишина: противники внимательно изучали друг друга. (Посторонний наверняка решил бы, что присутствует при встрече двух старых друзей после долгой разлуки.) Затем Пардальян, окинув рассеянным взором комнату и сделав вид, что не замечает ни герцога Ангулемского, ни д'Альбарана, прикинул, чем из мебели можно будет воспользоваться во время предстоящей схватки, положил руку на эфес шпаги и принялся ждать.
Герцог Ангулемский был потрясен внезапным появлением Пардальяна: он предполагал, что шевалье находится за много лье отсюда. Впрочем, он быстро опомнился и решил, что лучше ему пока оставаться в тени. Однако вскоре наступила тишина, и тогда герцог подумал, что ему пора выступить на сцену. Он с улыбкой бросился к шевалье:
— Пардальян, друг мой, брат мой, как я счастлив видеть вас!
Смерив герцога холодным взором, Пардальян молча поклонился.
Искренняя радость герцога мгновенно улетучилась. Он все понял.
— Ах, вот как? — с упреком воскликнул он. — Так-то вы меня встречаете, Пардальян? Разве вы не хотите пожать мне руку?
— Это слишком большая честь для такого бродяги, как я, — пожимать руку будущему королю Франции Карлу X, — ледяным тоном ответил Пардальян.
Герцог до крови закусил себе губу. Его матово-бледное лицо — лицо человека, долго не бывавшего на свежем воздухе — внезапно стало багровым. Не выказывая признаков гнева, он столь же холодно спросил:
— Так, значит, мы станем врагами?
— Это зависит только от вас, — бесстрастно ответил Пардальян и, обернувшись к Фаусте, спросил: — Не кажется ли вам, сударыня, что нам необходимо поговорить?
— Совершенно необходимо, — подтвердила Фауста.
Не долго думая, она приказала д'Альбарану, недвижно стоявшему в углу, словно солдат на параде:
— Д'Альбаран, проводи нас в угловую башню.
Пардальяну же она объяснила:
— Вы доказали мне, что к этой комнате легко подобраться и услышать все то, о чем в ней говорят, поэтому мы пройдем в кабинет, расположенный в угловой башне: я хочу быть уверена, что никто не станет нас подслушивать. Разговор должен остаться только между нами.
— Здесь ли, там ли, — с усмешкой пожал плечами Пардальян, — мне все равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
— Срочная почта.
Фауста взяла письмо и, обернувшись к Ангулему, любезно спросила:
— Вы позволите, герцог?
Герцог кивнул в знак согласия. Сохраняя прежнюю безмятежность, Фауста сломала печать, развернула лист и прочла его. Она осталась невозмутимой и бесстрастной, однако содержание этого послания заставило ее похолодеть.
Письмо было составлено д'Альбараном; он сам и доставил его своей госпоже. В нем говорилось:
«Некий человек постучал в дверь с черного хода и назвал имя Ла Горель. Это не был Ландри Кокнар, то есть единственный посетитель, имеющий право пользоваться данным паролем, поэтому караульные отвели его в известную Вам приемную и отправились предупредить меня. Когда я пришел, незнакомец уже исчез. Так как он не мог выйти из дворца, я отправился на его поиски и в конце концов обнаружил его сейчас: он находится в чулане без окон и подслушивает Ваш разговор. Я приказал запереть его там и принять прочие меры предосторожности. Несмотря на то, что незнакомец старательно кутался в плащ, один из караульных утверждает, что узнал в нем шевалье де Пардальяна».
Надо было обладать удивительной выдержкой Фаусты, дабы, узнав столь неожиданную и столь неприятную новость, сохранить полнейшую невозмутимость. И тем не менее руки выдали волнение: ее тонкие пальцы судорожно скомкали роковую записку. Но это было единственным проявлением чувств, которое она себе позволила. А так как лицо ее было по-прежнему спокойным, то герцог Ангулемский, не подозревая о надвигающейся страшной грозе, с улыбкой поинтересовался:
— Плохие новости, принцесса?
Улыбнувшись в ответ, Фауста задумчиво произнесла:
— Пока не знаю.
Однако она уже приняла решение и была готова действовать.
— Все просто замечательно, — сказала она д'Альбарану, — я сейчас иду.
Одновременно взор ее повелел испанцу быть готовым ко всему.
XXVII
ПАРДАЛЬЯН И ФАУСТА
Она встала и величественной походкой медленно направилась к двери, за которой прятался Пардальян.
— О, черт! — выругался шевалье. — Она идет сюда! Неужели дыхание выдало меня?
Фауста и д'Альбаран так хороша сыграли свои роли, что Пардальян не заметил, что его убежище раскрыто. Он был уверен, что лишь нелепая случайность направила Фаусту в его сторону. Не желая, чтобы его наблюдательный пост был обнаружен, и понимая, что разговор Фаусты и герцога еще не окончен, шевалье тихо отступил и толкнул дверь.
«Ого! Меня заперли снаружи! — удивленно подумал он. — А я ничего не слышал!..»
Однако Пардальян был совершенно спокоен. Насмешливо улыбнувшись, он прошептал:
— Я все понял: это ловушка… Держу пари, что в записке, доставленной этим верзилой, говорилось обо мне и о моем убежище. Что ж, попробуем выкрутиться… и по возможности остаться в живых».
Он повернулся и стал лицом к той двери, возле которой располагался его наблюдательный пост. Одновременно он распахнул назад плащ, чтобы тот не стеснял движений, и удостоверился, что шпага легко вынимается из ножен.
— Надо быть готовым ко всему, — проворчал себе под нос Пардальян.
Фауста подошла к двери и резким движением широко раскрыла ее. В темный чулан хлынул свет. Стоя у порога, Фауста произнесла:
— Выходите же, Пардальян. Такому человеку, как вы, не пристало прятаться по углам.
И улыбаясь пленительнейшей улыбкой, она плавно повела рукой, приглашая Пардальяна выйти.
Пардальян шагнул вперед, церемонно поклонился и вежливо сказал:
— Тысячу благодарностей, принцесса.
Оказавшись в комнате, он осмотрелся и саркастически хмыкнул:
— Признаться, я и впрямь чувствовал себя очень неуютно. Но что поделаешь, принцесса: у меня не было возможности подобающим образом попросить вас оказать мне честь и принять в вашу славную компанию.
— Но почему же? — медоточивым голосом спросила Фауста.
И, посерьезнев, прибавила:
— Уверяю вас, Пардальян, если бы вы мне сказали, что желаете присутствовать на моих переговорах с герцогом Ангулемским, я бы с удовольствием выполнила вашу просьбу.
— Нисколько не сомневаюсь, сударыня, раз вы сами это говорите, — не менее серьезно ответил Пардальян.
Затем он вновь перешел на свой излюбленный насмешливый тон:
— Однако позвольте заметить, что в таком случае мне вряд ли довелось бы услышать те слова, что долетели до моего чулана.
Фауста молча кивнула в знак согласия.
Воцарилась тишина: противники внимательно изучали друг друга. (Посторонний наверняка решил бы, что присутствует при встрече двух старых друзей после долгой разлуки.) Затем Пардальян, окинув рассеянным взором комнату и сделав вид, что не замечает ни герцога Ангулемского, ни д'Альбарана, прикинул, чем из мебели можно будет воспользоваться во время предстоящей схватки, положил руку на эфес шпаги и принялся ждать.
Герцог Ангулемский был потрясен внезапным появлением Пардальяна: он предполагал, что шевалье находится за много лье отсюда. Впрочем, он быстро опомнился и решил, что лучше ему пока оставаться в тени. Однако вскоре наступила тишина, и тогда герцог подумал, что ему пора выступить на сцену. Он с улыбкой бросился к шевалье:
— Пардальян, друг мой, брат мой, как я счастлив видеть вас!
Смерив герцога холодным взором, Пардальян молча поклонился.
Искренняя радость герцога мгновенно улетучилась. Он все понял.
— Ах, вот как? — с упреком воскликнул он. — Так-то вы меня встречаете, Пардальян? Разве вы не хотите пожать мне руку?
— Это слишком большая честь для такого бродяги, как я, — пожимать руку будущему королю Франции Карлу X, — ледяным тоном ответил Пардальян.
Герцог до крови закусил себе губу. Его матово-бледное лицо — лицо человека, долго не бывавшего на свежем воздухе — внезапно стало багровым. Не выказывая признаков гнева, он столь же холодно спросил:
— Так, значит, мы станем врагами?
— Это зависит только от вас, — бесстрастно ответил Пардальян и, обернувшись к Фаусте, спросил: — Не кажется ли вам, сударыня, что нам необходимо поговорить?
— Совершенно необходимо, — подтвердила Фауста.
Не долго думая, она приказала д'Альбарану, недвижно стоявшему в углу, словно солдат на параде:
— Д'Альбаран, проводи нас в угловую башню.
Пардальяну же она объяснила:
— Вы доказали мне, что к этой комнате легко подобраться и услышать все то, о чем в ней говорят, поэтому мы пройдем в кабинет, расположенный в угловой башне: я хочу быть уверена, что никто не станет нас подслушивать. Разговор должен остаться только между нами.
— Здесь ли, там ли, — с усмешкой пожал плечами Пардальян, — мне все равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122