Сара и Бетти скребли пол. Кейт гладила белье.
– Оставьте, – сказала Джульетта, тяжело вздохнув. – Оставьте все это. Там, во дворе, карета леди Грейсчерч.
Кейт с глухим стуком поставила утюг обратно на плиту.
– Мэм?
– Ваша служба закончена. Не заставляйте кучера ждать. Собирайте свои вещи.
Служанки мгновенно повиновались. Это и понятно. Как бы там ни распоряжался виконт Грейсчерч, они привыкли работать в господском или вдовьем домике. Вместо этого их отослали в Мэнстон-Мингейт, в какой-то коттедж! Ощутимое понижение.
Джульетта оставалась одна в гостиной, пока не услышала, что экипаж отъехал. По всему ковру тянулись грязные следы от туфель. Ну конечно, она же ступала по мокрой дороге, когда ребенок свалился в канаву. Неужели все маленькие мальчики постоянно будут напоминать ей о погибшем брате?
По телу прошла волна острой боли. Джульетта обхватила руками грудь и сосредоточилась на дыхании. Что за глупость – после стольких лет позволять себе предаваться печальным воспоминаниям!
«Никаких слов утешения не хватит, чтобы восполнить такую потерю. Ничто никогда не залечит эту рану».
Если не эту, то какую еще потерю оплакивать? Окончание пустого флирта с распутником? Сожалеть об этом – еще большая глупость.
Распутник обещал несколько часов блаженства – не больше и не меньше. Удовольствие без последствий, без каких-либо уз. Тогда почему она не ухватилась за его предложение? Почему бы ей не целовать его снова и наслаждаться его поцелуями? Почему она должна хранить верность своему мужу? Джордж покинул ее. Неужели она должна жить здесь в одиночестве, пока не состарится и не умрет?
Джульетта встала и принялась расхаживать по комнате. Еще считала себя смелой! На самом деле только никчемная трусиха могла так жить, пять лет скрываясь в Мэнстон-Мингейт. Почему не уехала в Лондон открыто встретиться с миром? Почему не стала куртизанкой или актрисой? Побоялась реакции отца или его реальной власти? Или власти своего мужа?
Фрэнсис Эмберли, граф Фелтон мог бросить свою дочь на произвол судьбы, но никогда не стал бы терпеть публичного позора для их имени. Так что, по сути, другого выбора, кроме как уединиться в этом святилище, у нее не было. Все остальные варианты были просто из области романтических фантазий. Как и ее лояльность мужу, который так обошелся с ней. Как бессмысленные идеи о достоинстве и целомудрии. Как самонадеянное заблуждение относительно ложной гордости.
День медленно угасал. Сквозь окно в гостиную падали темные тени.
– Дурочка! – сказала Джульетта в пустой воздух. – Что тебе было терять?
– Мадам! – произнес у нее за спиной мужской голос. – Что это? Сожаления? Он игрок и такой же мот, как его отец. Но чертовски обаятелен. Вам было приятно его внимание? Вам очень хотелось пустить его к себе в постель? Говорят, в альковном искусстве ему нет равных.
Джульетта оцепенела. У нее остановилось дыхание.
«Как жена Лота, – в смятении подумала она. – Точно соляной столб!»
Это было похоже на ночной кошмар, от которого никуда не убежишь, даже если бежать, пока не лопнут легкие. Но она не спала. И ночь еще не наступила. Это происходило на самом деле.
Она приложила все силы, чтобы взять себя в руки. Подождала, пока дыхание придет в норму. Потом, не оборачиваясь, протянула руку за спичками, чтобы зажечь свечу на камине, хотя видеть лицо непрошеного гостя не было никакой необходимости. Джульетта узнала бы его голос из тысячи.
В ореоле мигающего пламени она повернулась к лорду Эдварду Вейну.
– Милорд, чем обязана этому неожиданному для меня удовольствию?
Мэрион-Холл был освещен снизу доверху. Олден поднялся по лестнице.
Каблуки отстукивали по ступенькам. Шуршало кружево. Звякнула у бедра парадная шпага. Шелестящий серебристый атлас пел свой собственный, гимн роскоши. Утонченные одежды для дворцовых приемов. Платье, говорящее о благополучии. О приверженности моде. И – благодаря мелким изощренным штрихам – намекающее на скрытое могущество.
Какая милая ирония – надеть все это, когда он взбешен и ожесточен до предела, словно ему предстоит дуэль с самой смертью!
Эхо его жестких шагов гулко прокатывалось сквозь коридоры и арки, пока наконец лакей распахнул перед ним дверь в малую гостиную.
Он вошел, охваченный сиянием свечей. Все лица повернулись в его направлении.
Прежде чем отвесить собравшимся изящнейший поклон, Олден на секунду прижал к губам изысканный носовой платок.
– Бог мой, – насмешливо протянул он, – все в сборе!
Лорд Эдвард Вейн, сэр Реджинальд Денби, а также несколько других джентльменов лениво бродили по комнате и потягивали вино. Троих из них Олден сравнительно недавно встречал во время длинных вечеров за картами – лорда Брейсфорта, графa Фенборо и молодого Кеннета Трентон-Смита.
О последнем госте, Роберте Давенби, Олден почти ничего не знал, не считая его довольно странной репутации, а также уменьшительного имени – Дав, как к нему иногда насмешливо обращались. Он был одет исключительно в светло-серое и серебристое. У него было мягкое выражение лица, но в темно-карих глазах угадывался хитрый ум. Олден встретился на миг с проницательным взглядом, прежде чем снова обратить взор на других.
«А Давенби – почему?»
Он даже на минуту не допускал, что компания подобралась стихийно.
Лорд Брейсфорт его изрядно недолюбливал. В один из вечеров он проиграл Олдену крупную сумму и в качестве платы предложил благосклонность своей супруги. Олден отказался. Назначенную дуэль, к сожалению, постигла неудача. Брейсфорт упал обморок еще до начала поединка и вынужден был ретироваться. Такое унизительное фиаско забыть непросто.
Граф Фенборо натолкнулся на шпагу Олдена, когда пытался защищать сомнительную честь своей супруги. В результате его левая рука, по-видимому, все еще оставалась в бинтах.
Трентон-Смит, проигравший Олдену кучу денег, был братом той самой особы, которая хотела стать монахиней.
Давенби, очевидно, каким-то образом был связан с лордом Эдвардом. Как именно? Олден быстро перебрал в уме все, что слышал об этом человеке. Набиралось немного, и это давало некоторую пищу для размышлений. Почему он оказался здесь в этот вечер?
Олден закрыл за собой дверь. Мужчины молча смотрели на него.
Все происходящее здесь для него ничего не значило. Кроме доброго имени Джульетты – и спасения собственного, по возможности. Он равнодушно взглянул на присутствующих.
– Будь беседа более оживленной, я подумал бы, что затесался на восточный базар. Потрясающая демонстрация дурного вкуса! Брейсфорт, право же, вам не следовало бы одеваться в красно-коричневое. Разве что у вас действительно некоторая слабость к кровопусканию…
Брейсфорт поперхнулся своим вином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
– Оставьте, – сказала Джульетта, тяжело вздохнув. – Оставьте все это. Там, во дворе, карета леди Грейсчерч.
Кейт с глухим стуком поставила утюг обратно на плиту.
– Мэм?
– Ваша служба закончена. Не заставляйте кучера ждать. Собирайте свои вещи.
Служанки мгновенно повиновались. Это и понятно. Как бы там ни распоряжался виконт Грейсчерч, они привыкли работать в господском или вдовьем домике. Вместо этого их отослали в Мэнстон-Мингейт, в какой-то коттедж! Ощутимое понижение.
Джульетта оставалась одна в гостиной, пока не услышала, что экипаж отъехал. По всему ковру тянулись грязные следы от туфель. Ну конечно, она же ступала по мокрой дороге, когда ребенок свалился в канаву. Неужели все маленькие мальчики постоянно будут напоминать ей о погибшем брате?
По телу прошла волна острой боли. Джульетта обхватила руками грудь и сосредоточилась на дыхании. Что за глупость – после стольких лет позволять себе предаваться печальным воспоминаниям!
«Никаких слов утешения не хватит, чтобы восполнить такую потерю. Ничто никогда не залечит эту рану».
Если не эту, то какую еще потерю оплакивать? Окончание пустого флирта с распутником? Сожалеть об этом – еще большая глупость.
Распутник обещал несколько часов блаженства – не больше и не меньше. Удовольствие без последствий, без каких-либо уз. Тогда почему она не ухватилась за его предложение? Почему бы ей не целовать его снова и наслаждаться его поцелуями? Почему она должна хранить верность своему мужу? Джордж покинул ее. Неужели она должна жить здесь в одиночестве, пока не состарится и не умрет?
Джульетта встала и принялась расхаживать по комнате. Еще считала себя смелой! На самом деле только никчемная трусиха могла так жить, пять лет скрываясь в Мэнстон-Мингейт. Почему не уехала в Лондон открыто встретиться с миром? Почему не стала куртизанкой или актрисой? Побоялась реакции отца или его реальной власти? Или власти своего мужа?
Фрэнсис Эмберли, граф Фелтон мог бросить свою дочь на произвол судьбы, но никогда не стал бы терпеть публичного позора для их имени. Так что, по сути, другого выбора, кроме как уединиться в этом святилище, у нее не было. Все остальные варианты были просто из области романтических фантазий. Как и ее лояльность мужу, который так обошелся с ней. Как бессмысленные идеи о достоинстве и целомудрии. Как самонадеянное заблуждение относительно ложной гордости.
День медленно угасал. Сквозь окно в гостиную падали темные тени.
– Дурочка! – сказала Джульетта в пустой воздух. – Что тебе было терять?
– Мадам! – произнес у нее за спиной мужской голос. – Что это? Сожаления? Он игрок и такой же мот, как его отец. Но чертовски обаятелен. Вам было приятно его внимание? Вам очень хотелось пустить его к себе в постель? Говорят, в альковном искусстве ему нет равных.
Джульетта оцепенела. У нее остановилось дыхание.
«Как жена Лота, – в смятении подумала она. – Точно соляной столб!»
Это было похоже на ночной кошмар, от которого никуда не убежишь, даже если бежать, пока не лопнут легкие. Но она не спала. И ночь еще не наступила. Это происходило на самом деле.
Она приложила все силы, чтобы взять себя в руки. Подождала, пока дыхание придет в норму. Потом, не оборачиваясь, протянула руку за спичками, чтобы зажечь свечу на камине, хотя видеть лицо непрошеного гостя не было никакой необходимости. Джульетта узнала бы его голос из тысячи.
В ореоле мигающего пламени она повернулась к лорду Эдварду Вейну.
– Милорд, чем обязана этому неожиданному для меня удовольствию?
Мэрион-Холл был освещен снизу доверху. Олден поднялся по лестнице.
Каблуки отстукивали по ступенькам. Шуршало кружево. Звякнула у бедра парадная шпага. Шелестящий серебристый атлас пел свой собственный, гимн роскоши. Утонченные одежды для дворцовых приемов. Платье, говорящее о благополучии. О приверженности моде. И – благодаря мелким изощренным штрихам – намекающее на скрытое могущество.
Какая милая ирония – надеть все это, когда он взбешен и ожесточен до предела, словно ему предстоит дуэль с самой смертью!
Эхо его жестких шагов гулко прокатывалось сквозь коридоры и арки, пока наконец лакей распахнул перед ним дверь в малую гостиную.
Он вошел, охваченный сиянием свечей. Все лица повернулись в его направлении.
Прежде чем отвесить собравшимся изящнейший поклон, Олден на секунду прижал к губам изысканный носовой платок.
– Бог мой, – насмешливо протянул он, – все в сборе!
Лорд Эдвард Вейн, сэр Реджинальд Денби, а также несколько других джентльменов лениво бродили по комнате и потягивали вино. Троих из них Олден сравнительно недавно встречал во время длинных вечеров за картами – лорда Брейсфорта, графa Фенборо и молодого Кеннета Трентон-Смита.
О последнем госте, Роберте Давенби, Олден почти ничего не знал, не считая его довольно странной репутации, а также уменьшительного имени – Дав, как к нему иногда насмешливо обращались. Он был одет исключительно в светло-серое и серебристое. У него было мягкое выражение лица, но в темно-карих глазах угадывался хитрый ум. Олден встретился на миг с проницательным взглядом, прежде чем снова обратить взор на других.
«А Давенби – почему?»
Он даже на минуту не допускал, что компания подобралась стихийно.
Лорд Брейсфорт его изрядно недолюбливал. В один из вечеров он проиграл Олдену крупную сумму и в качестве платы предложил благосклонность своей супруги. Олден отказался. Назначенную дуэль, к сожалению, постигла неудача. Брейсфорт упал обморок еще до начала поединка и вынужден был ретироваться. Такое унизительное фиаско забыть непросто.
Граф Фенборо натолкнулся на шпагу Олдена, когда пытался защищать сомнительную честь своей супруги. В результате его левая рука, по-видимому, все еще оставалась в бинтах.
Трентон-Смит, проигравший Олдену кучу денег, был братом той самой особы, которая хотела стать монахиней.
Давенби, очевидно, каким-то образом был связан с лордом Эдвардом. Как именно? Олден быстро перебрал в уме все, что слышал об этом человеке. Набиралось немного, и это давало некоторую пищу для размышлений. Почему он оказался здесь в этот вечер?
Олден закрыл за собой дверь. Мужчины молча смотрели на него.
Все происходящее здесь для него ничего не значило. Кроме доброго имени Джульетты – и спасения собственного, по возможности. Он равнодушно взглянул на присутствующих.
– Будь беседа более оживленной, я подумал бы, что затесался на восточный базар. Потрясающая демонстрация дурного вкуса! Брейсфорт, право же, вам не следовало бы одеваться в красно-коричневое. Разве что у вас действительно некоторая слабость к кровопусканию…
Брейсфорт поперхнулся своим вином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99