Горничная матери, торопясь, подожгла перо. Комнату заполнил едкий запах…
Олдена разбудил монотонный протяжный голос. Голос матери. О чем она говорила, было не вполне понятно. Все сливалось наподобие какой-то мелодии с бессвязным набором нот и вкраплениями фраз. В этой словесной окрошке, были кабачки, фруктовые сады и сетования на тот день, когда родился он, Олден, а также пространные обличения миссис Шервуд – такой неблагодарной, такой безнравственной. Под эти звуки он то плавно погружался в дремоту, то вновь пробуждался.
– И тогда лорд Фелтон…
– Кто? – вдруг встрепенулся Олден, окончательно проснувшись.
– Лорд Фелтон. Фрэнсис Эмберли, граф Фелтон. Олден! Ты что, в самом деле не слышал, что я тебе рассказывала?
Олден сел в постели. Он был мокрый от пота, но лихорадка отступила. Он чувствовал, что у него значительно прибавилось сил. В комнате, освещенной несколькими шандалами, было тихо. Значит, была ночь. Леди Грейсчерч сидела около его кровати.
– Мама, как давно ты здесь?
– Наконец-то я могу заполучить тебя всецело для себя самой. Это бывает так редко. Я здесь со вчерашнего дня, Олден.
– Со вчерашнего дня?! Черт побери! Я был болен все это время?
– Не стоит об этом так беспокоиться. Я сказала тому доктору, что это свойственно тебе с детства. Если у других все начинается исподволь и тянется долго, у тебя болезнь всегда развивается бурно. Зато после сильной лихорадки через несколько дней тебе становится лучше. Поэтому я отправила доктора заниматься своими делами. Я никогда не доверяла докторам, с первого дня твоего рождения. Тебе сейчас полегчало?
– Да, – ответил Олден. – Спасибо, мама. Ты не скажешь слугам, чтобы приготовили мне ванну? И попроси, чтобы открыли окна, – добавил он, так как спальня пропахла микстурой и жжеными перьями.
Леди Грейсчерч посмотрела на него и подняла брови. Разумеется, мать и не подумала звонить слугам.
– Идет дождь, – сказала она. – И сейчас ночь.
Собрав силы, Олден дотянулся с кровати до колокольчика. На звонок явился слуга. Он выслушал распоряжения и молча исчез. Окна остались закрытыми.
– Так что ты рассказывала о графе Фелтоне?
Леди Грейсчерч повернулась к Олдену:
– О ком, дорогой?
– О лорде Фелтоне. Ты ведь говорила о нем?
– Разве? Я что-то не помню.
Олден откинулся на спину и прикрыл глаза. Визит его матери был чистой случайностью, равно как изгнание слишком рьяного доктора, прежде чем тот успел умертвить своего пациента. Леди Грейсчерч жила в мире собственных представлений. Поэтому ей совсем не казалось странным, что, сидя у постели сына, она жалуется на жизнь и кормит его сплетнями.
– У лорда Фелтона была дочь, леди Элизабет Джульетта Эмберли, – сказал Олден. – Она убежала с секретарем лорда, неким Джорджем Хардкаслом. Ее мать и маленький брат позже погибли в результате несчастного случая. Их смерть, по общему признанию, была следствием ошибки леди Джульетты. Насколько мне известно, отец так и не простил ее.
– Помилуй! Я говорила не об этом. Я говорила об огромном состоянии лорда Фелтона, о той истории с золотом, зарытом в их саду. Ходят слухи, что сейчас обнаружился новый ключ к…
– Ключ к богатству.
– О чем ты, дорогой? Лорд Фелтон говорит, что он не потерпит, чтобы скопище негодяев копались в его земле в поисках богатства, зарытого со времен войны.
– Какой войны?
– С Оливером Кромвелем, естественно. Во время той позорной кампании семейные сокровища были зарыты в саду и потеряны. Такая вот романтическая история. Хотя Фелтон утверждает, что в ней нет ни грана правды.
Зарытые сокровища? Сказка для детей и глупцов. Если Джульетта носила в медальоне ключ к богатству, почему она жила в бедности в Мэнстон-Мингейт? И все же, наверное, в этом что-то есть. Не зря в глазах лорда Эдварда был хищный блеск.
Дверь открылась, и в комнату вошла вереница слуг, несших ванну и бадейки с горячей водой. Леди Грейсчерч удалилась. Олден вылез из постели и погрузился в наполненную ванну. Хорошо выспаться этой ночью – и он снова будет в отличной форме.
Для чего?
Чтобы пойти к Джульетте и, преклонив колено, попытаться ей все объяснить?
Он предал ее.
Мысль гудела в голове, словно эхо приговора. Приговора к смертной казни через повешение на лобном месте.
Он предал ее.
Он немел от осознания чудовищности своего деяния. Так мог вести себя только человек с каменным сердцем.
Но какой фат не найдет в себе мужества встать перед виселицей с бравым видом и цветными лентами у колена? Даже если душу этого человека сотрясает страх, он, презрев его, бросит дерзкий вызов судьбе. Цветного шелка Олден Грэнвилл Строн, лорд Грейсчерч, имел в избытке и долгие годы смеялся над этим презренным миром.
«Ее супруг жив».
Стало быть, придется оставить ее, как всех других, столь многочисленных женщин, и вернуться в Лондон с его удовольствиями.
Но если все так просто, тогда откуда взялось это тягостное чувство? Почему так жжет под закрытыми веками, будто он вот-вот расплачется, как ребенок?
Олден закончил купание в диком бешенстве. Чтоб им пусто было, всем этим докторам! Порезы на руке, его главной руке, вновь начали кровоточить. Черт побери, как он будет фехтовать? Ему требовалась перевязка. Облачившись в длинный халат, он прошел к окну и раздернул в стороны шторы. По стеклу бежали дождевые потоки. Ветер громыхал рамами. Отвратительная ночь.
Что сейчас делает Джульетта? Лежит в своей узкой кровати в Мэнстон-Мингейт и поливает его ругательствами?
Видимо, так. В отчаянии Олден вдруг пожелал себе со свирепой жестокостью, чтобы эти ругательства оказались действенными. Может быть, они препроводят его в ад? Или он уже сам приговорил себя к аду ужасной игрой в карты, пьянством и всеми своими «штучками»?
«В моем представлении – потеряли обе стороны, сэр. Просто вы более самолюбивы, только и всего. Вы быстрее видите приближение конца и поэтому спасаетесь первым. Несомненно, так в действительности было и с Марией. Вам никогда не хватало мужества, чтобы рисковать чем-то еще, кроме собственной гордыни».
Он содрогнулся, подумав о риске. О том риске, на который он был готов пойти, чтобы избавить Джульетту от лорда Эдварда. Но в конечном счете не спас никого и ничего, даже свое самолюбие.
«Ее супруг жив».
Олден распахнул окно и вдохнул напоенный дождем воздух. Неожиданно его внимание привлекло какое-то движение. Кто-то метнулся через лужайку. Сквозь сплошную водную завесу было трудно увидеть что-либо. Но даже в стремительно наступающей темноте он различил маленькую фигурку и бешено работающие ноги.
Он резко повернулся и позвонил в колокольчик. В дверях появился слегка смущенный лакей. Это быт тот самый слуга, что выполнял распоряжения доктора.
– Милорд…
– К дому бежит мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Олдена разбудил монотонный протяжный голос. Голос матери. О чем она говорила, было не вполне понятно. Все сливалось наподобие какой-то мелодии с бессвязным набором нот и вкраплениями фраз. В этой словесной окрошке, были кабачки, фруктовые сады и сетования на тот день, когда родился он, Олден, а также пространные обличения миссис Шервуд – такой неблагодарной, такой безнравственной. Под эти звуки он то плавно погружался в дремоту, то вновь пробуждался.
– И тогда лорд Фелтон…
– Кто? – вдруг встрепенулся Олден, окончательно проснувшись.
– Лорд Фелтон. Фрэнсис Эмберли, граф Фелтон. Олден! Ты что, в самом деле не слышал, что я тебе рассказывала?
Олден сел в постели. Он был мокрый от пота, но лихорадка отступила. Он чувствовал, что у него значительно прибавилось сил. В комнате, освещенной несколькими шандалами, было тихо. Значит, была ночь. Леди Грейсчерч сидела около его кровати.
– Мама, как давно ты здесь?
– Наконец-то я могу заполучить тебя всецело для себя самой. Это бывает так редко. Я здесь со вчерашнего дня, Олден.
– Со вчерашнего дня?! Черт побери! Я был болен все это время?
– Не стоит об этом так беспокоиться. Я сказала тому доктору, что это свойственно тебе с детства. Если у других все начинается исподволь и тянется долго, у тебя болезнь всегда развивается бурно. Зато после сильной лихорадки через несколько дней тебе становится лучше. Поэтому я отправила доктора заниматься своими делами. Я никогда не доверяла докторам, с первого дня твоего рождения. Тебе сейчас полегчало?
– Да, – ответил Олден. – Спасибо, мама. Ты не скажешь слугам, чтобы приготовили мне ванну? И попроси, чтобы открыли окна, – добавил он, так как спальня пропахла микстурой и жжеными перьями.
Леди Грейсчерч посмотрела на него и подняла брови. Разумеется, мать и не подумала звонить слугам.
– Идет дождь, – сказала она. – И сейчас ночь.
Собрав силы, Олден дотянулся с кровати до колокольчика. На звонок явился слуга. Он выслушал распоряжения и молча исчез. Окна остались закрытыми.
– Так что ты рассказывала о графе Фелтоне?
Леди Грейсчерч повернулась к Олдену:
– О ком, дорогой?
– О лорде Фелтоне. Ты ведь говорила о нем?
– Разве? Я что-то не помню.
Олден откинулся на спину и прикрыл глаза. Визит его матери был чистой случайностью, равно как изгнание слишком рьяного доктора, прежде чем тот успел умертвить своего пациента. Леди Грейсчерч жила в мире собственных представлений. Поэтому ей совсем не казалось странным, что, сидя у постели сына, она жалуется на жизнь и кормит его сплетнями.
– У лорда Фелтона была дочь, леди Элизабет Джульетта Эмберли, – сказал Олден. – Она убежала с секретарем лорда, неким Джорджем Хардкаслом. Ее мать и маленький брат позже погибли в результате несчастного случая. Их смерть, по общему признанию, была следствием ошибки леди Джульетты. Насколько мне известно, отец так и не простил ее.
– Помилуй! Я говорила не об этом. Я говорила об огромном состоянии лорда Фелтона, о той истории с золотом, зарытом в их саду. Ходят слухи, что сейчас обнаружился новый ключ к…
– Ключ к богатству.
– О чем ты, дорогой? Лорд Фелтон говорит, что он не потерпит, чтобы скопище негодяев копались в его земле в поисках богатства, зарытого со времен войны.
– Какой войны?
– С Оливером Кромвелем, естественно. Во время той позорной кампании семейные сокровища были зарыты в саду и потеряны. Такая вот романтическая история. Хотя Фелтон утверждает, что в ней нет ни грана правды.
Зарытые сокровища? Сказка для детей и глупцов. Если Джульетта носила в медальоне ключ к богатству, почему она жила в бедности в Мэнстон-Мингейт? И все же, наверное, в этом что-то есть. Не зря в глазах лорда Эдварда был хищный блеск.
Дверь открылась, и в комнату вошла вереница слуг, несших ванну и бадейки с горячей водой. Леди Грейсчерч удалилась. Олден вылез из постели и погрузился в наполненную ванну. Хорошо выспаться этой ночью – и он снова будет в отличной форме.
Для чего?
Чтобы пойти к Джульетте и, преклонив колено, попытаться ей все объяснить?
Он предал ее.
Мысль гудела в голове, словно эхо приговора. Приговора к смертной казни через повешение на лобном месте.
Он предал ее.
Он немел от осознания чудовищности своего деяния. Так мог вести себя только человек с каменным сердцем.
Но какой фат не найдет в себе мужества встать перед виселицей с бравым видом и цветными лентами у колена? Даже если душу этого человека сотрясает страх, он, презрев его, бросит дерзкий вызов судьбе. Цветного шелка Олден Грэнвилл Строн, лорд Грейсчерч, имел в избытке и долгие годы смеялся над этим презренным миром.
«Ее супруг жив».
Стало быть, придется оставить ее, как всех других, столь многочисленных женщин, и вернуться в Лондон с его удовольствиями.
Но если все так просто, тогда откуда взялось это тягостное чувство? Почему так жжет под закрытыми веками, будто он вот-вот расплачется, как ребенок?
Олден закончил купание в диком бешенстве. Чтоб им пусто было, всем этим докторам! Порезы на руке, его главной руке, вновь начали кровоточить. Черт побери, как он будет фехтовать? Ему требовалась перевязка. Облачившись в длинный халат, он прошел к окну и раздернул в стороны шторы. По стеклу бежали дождевые потоки. Ветер громыхал рамами. Отвратительная ночь.
Что сейчас делает Джульетта? Лежит в своей узкой кровати в Мэнстон-Мингейт и поливает его ругательствами?
Видимо, так. В отчаянии Олден вдруг пожелал себе со свирепой жестокостью, чтобы эти ругательства оказались действенными. Может быть, они препроводят его в ад? Или он уже сам приговорил себя к аду ужасной игрой в карты, пьянством и всеми своими «штучками»?
«В моем представлении – потеряли обе стороны, сэр. Просто вы более самолюбивы, только и всего. Вы быстрее видите приближение конца и поэтому спасаетесь первым. Несомненно, так в действительности было и с Марией. Вам никогда не хватало мужества, чтобы рисковать чем-то еще, кроме собственной гордыни».
Он содрогнулся, подумав о риске. О том риске, на который он был готов пойти, чтобы избавить Джульетту от лорда Эдварда. Но в конечном счете не спас никого и ничего, даже свое самолюбие.
«Ее супруг жив».
Олден распахнул окно и вдохнул напоенный дождем воздух. Неожиданно его внимание привлекло какое-то движение. Кто-то метнулся через лужайку. Сквозь сплошную водную завесу было трудно увидеть что-либо. Но даже в стремительно наступающей темноте он различил маленькую фигурку и бешено работающие ноги.
Он резко повернулся и позвонил в колокольчик. В дверях появился слегка смущенный лакей. Это быт тот самый слуга, что выполнял распоряжения доктора.
– Милорд…
– К дому бежит мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99