Этот Ларри из рук вон плохо разыгрывал женщину. Он ведь ужасно волосатый. Ни разу не видела, чтобы из неглиже высовывалось столько кудряшек. Надо бы ему в салон сходить, чтобы там над ним хорошенько поработали воском.
– Господи, – выдохнул Марк.
Рокси крепче вцепилась в руль и уставилась прямо перед собой.
Марк глубоко вздохнул:
– Мне так жаль, что тебе пришлось через все это пройти одной.
– Я была не одна. Танди была рядом.
– Верно. – Танди порылась в хозяйственной сумке и достала оттуда банку острого соуса и пакет с мясными палочками. – Я жила у нее неделю главным образом потому, что боялась, вдруг она кого-нибудь пристрелит, а я этого не увижу.
– Я рад, что мама ни о чем не знает, – убежденно и с некоторой горячностью заявил Марк.
Танди обмакнула мясную палочку в соус и задумчиво зачавкала..
– Пожалуй. Ничего плохого не хочу сказать о вашей маме, но она порядочная сука.
– Танди! – с укором сказала Рокси.
– Ну, так оно и есть, только не из тех, что громко лают. Она скорее из тех, кто кусает исподтишка, а такие, они хуже всех. – Танди похлопала Рокси по руке: – Но вы не волнуйтесь. Я ничего плохого миз Тремейн не скажу. В лицо то есть. Я ведь еду к ней по доброте душевной, чтобы помочь несчастной больной женщине.
– Ты едешь в Глори, потому что я плачу тебе тройное жалованье.
– И поэтому тоже, – весело согласилась Танди.
– В общем, когда мы приедем к матери, ни слова о Брайане и моем разводе. Идет?
– Гм… Я, конечно, не сахар, но ябедой никогда не была. Разве я стала звонить вашей маме, когда вы едва не спалили дом?
– Подождите минутку, – слабым голосом вмешался Марк. – Рокси, ты подожгла свой дом?
Рокси вновь злобно взглянула на Танди.
– Это произошло случайно. Я сложила клюшки для гольфа Брайана во дворе перед домом и подожгла их. Огонь каким-то образом перекинулся на дом.
– Аж парадная дверь загорелась! – Танди заерзала на сиденье. – И горели не только клюшки для гольфа. Она положила в костер всю одежду мистера Паркера, его любимые фотографии, два кресла, в которых он любил сидеть, его диплом юриста в рамочке и кровать из гостевой комнаты, где, как выяснилось, он и веселился со своим волосатым дружком.
– Господи! – едва слышно простонал Марк.
– Да уж. На ставнях первого этажа вся краска облезла. Пожарная бригада два часа огонь тушила. Президент ассоциации домовладельцев грозился подать на миз Рокси в суд, но она сказала ему, чтобы он лопнул. – Танди просияла. – Никогда в жизни я так никем не гордилась.
– Он сам напросился, – запальчиво заявила Рокси. – Никакого особого урона пожар никому не нанес. Я наняла рабочих, и они заново покрасили ставни. Во дворе заново раскатали газон, и сейчас и дом, и двор выглядят как новенькие. – Марк то ли зарычал, то ли застонал. – Но это было раньше, когда я злилась.
– Это было в субботу, – сказала Танди. – В прошлую субботу.
Марк положил руку Рокси на плечо:
– Почему бы тебе не рассказать мне, что происходит? Ты была со мной, поддерживала меня, когда ушла Арни. Если бы ты мне позволила, я бы тоже смог быть с тобой рядом.
Настал ужасный миг, когда слезы слишком близко подступили к глазам, но она справилась с ними и благодарно пожала руку брата. Хватит слез. Слезы для хлюпиков и маменькиных дочек.
– Спасибо, но ты все равно ничего не мог бы сделать. – Она снова положила руку на руль. – Мне сейчас хорошо. Лучше, чем когда-либо.
Танди фыркнула.
«Мустанг» Рокси повернул на длинную, обсаженную цветами подъездную дорогу, которая огибала холм перед похожим на свадебный торт особняком в викторианском стиле.
– Черт возьми! – Танди высунулась в окно. – Это дом из «Унесенных ветром»?
Марк фыркнул:
– Скорее из «Невесты Франкенштейна».
Рокси припарковала машину и, выйдя из нее, опасливо посмотрела на окно материнской спальни с белыми кружевными шторами в сборку. По спине побежали мурашки, и она непроизвольно одернула топ, прикрывая верхний край татуировки с раскинутыми орлиными крыльями.
Из открытого окна доносилось пение. Рокси задрала голову.
– Не может быть, чтобы ей было совсем плохо, раз она слушает музыку.
– Это проигрыш перед шоу, – презрительно заметил Марк. – «Скрипач на крыше» – это не музыка.
Танди наклонилась, чтобы взять свои сумки.
– «Скрипач на крыше»? Я смотрела.
– Это любимый фильм мамы.
Танди уставилась на Рокси, открыв рот:
– Ой, я не знала, что ваша мама еврейка!
Рокси покачала головой:
– Маме нравится фильм, но…
– К тому же, – Танди цепко ухватилась за тему, – мистер Тремейн назвал ее невестой Франкенштейна. Каждый знает, что все фамилии, заканчивающиеся на «штейн», – еврейские.
– Мама не…
– Жаль, я не знала, что ваша мама кушает кошерную пищу. – Танди собрала свои сумки. – Я, пожалуй, оставлю свои шкварки здесь.
– Тебе ни к чему…
Но было уже слишком поздно. Танди вышла из машины и направилась к парадной двери.
Рокси задумчиво посмотрела вслед своей домработнице, а затем повернулась к брату:
– Марк Тремейн, ты создаешь проблемы.
Он ответил ей искренней улыбкой:
– Всегда к вашим услугам, сударыня.
Рокси вздохнула. Она никогда не умела воспринимать мать с непосредственной непринужденностью брата. Конечно, Марк любил мать, а мать любила Марка, но это не мешало им скрещивать копья по любому поводу, а мирить их приходилось Рокси.
– Надо было бы купить маме цветов.
– Да, – сказал Марк, открыв багажник и выгружая пузатые пакеты Танди, набитые, похоже, сплошь велюровыми спортивными штанами, и один особенно длинный, напоминающий зеленую толстую кишку. – Ибо того, что мы побросали все свои дела и примчались сюда, чтобы она нами помыкала как хотела, явно недостаточно.
– Мама будет ждать большего.
– Рокси, она всегда будет ждать большего. – Марк протянул ей два чемодана. – Нашей маме невозможно угодить.
Рокси взяла чемоданы и пошла к дому. Брат был прав, мать никогда не бывает довольна. Рокси остановилась у подножия лестницы и огляделась. Трудно поверить в то, что она вернулась домой. В груди теснило. Она чувствовала это тиснение всякий раз, как приезжала в Глори.
Марк обогнал Рокси.
– Хватит тянуть время. Мама наверняка, слышала нашу машину.
В холле их встретил спустившийся со второго этажа доктор Уилсон.
Доктор, которому сейчас уже было за шестьдесят, выглядел таким же высоким, худым и сутулым, как и пятнадцать лет назад. И глаза его были все те же – голубые и ироничные, и взгляд оставался твердым и пристальным. Вот только волосы его, некогда русые, совсем поседели.
Доктор поставил на столик черный саквояж.
– Марк Тремейн! Гадал, когда вы приедете.
Марк улыбнулся:
– Как поживаете, док?
– Спасибо, не жалуюсь, – Уилсон скользнул взглядом по Танди, – Я как раз заходил проведать… – Глаза его стали квадратными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Господи, – выдохнул Марк.
Рокси крепче вцепилась в руль и уставилась прямо перед собой.
Марк глубоко вздохнул:
– Мне так жаль, что тебе пришлось через все это пройти одной.
– Я была не одна. Танди была рядом.
– Верно. – Танди порылась в хозяйственной сумке и достала оттуда банку острого соуса и пакет с мясными палочками. – Я жила у нее неделю главным образом потому, что боялась, вдруг она кого-нибудь пристрелит, а я этого не увижу.
– Я рад, что мама ни о чем не знает, – убежденно и с некоторой горячностью заявил Марк.
Танди обмакнула мясную палочку в соус и задумчиво зачавкала..
– Пожалуй. Ничего плохого не хочу сказать о вашей маме, но она порядочная сука.
– Танди! – с укором сказала Рокси.
– Ну, так оно и есть, только не из тех, что громко лают. Она скорее из тех, кто кусает исподтишка, а такие, они хуже всех. – Танди похлопала Рокси по руке: – Но вы не волнуйтесь. Я ничего плохого миз Тремейн не скажу. В лицо то есть. Я ведь еду к ней по доброте душевной, чтобы помочь несчастной больной женщине.
– Ты едешь в Глори, потому что я плачу тебе тройное жалованье.
– И поэтому тоже, – весело согласилась Танди.
– В общем, когда мы приедем к матери, ни слова о Брайане и моем разводе. Идет?
– Гм… Я, конечно, не сахар, но ябедой никогда не была. Разве я стала звонить вашей маме, когда вы едва не спалили дом?
– Подождите минутку, – слабым голосом вмешался Марк. – Рокси, ты подожгла свой дом?
Рокси вновь злобно взглянула на Танди.
– Это произошло случайно. Я сложила клюшки для гольфа Брайана во дворе перед домом и подожгла их. Огонь каким-то образом перекинулся на дом.
– Аж парадная дверь загорелась! – Танди заерзала на сиденье. – И горели не только клюшки для гольфа. Она положила в костер всю одежду мистера Паркера, его любимые фотографии, два кресла, в которых он любил сидеть, его диплом юриста в рамочке и кровать из гостевой комнаты, где, как выяснилось, он и веселился со своим волосатым дружком.
– Господи! – едва слышно простонал Марк.
– Да уж. На ставнях первого этажа вся краска облезла. Пожарная бригада два часа огонь тушила. Президент ассоциации домовладельцев грозился подать на миз Рокси в суд, но она сказала ему, чтобы он лопнул. – Танди просияла. – Никогда в жизни я так никем не гордилась.
– Он сам напросился, – запальчиво заявила Рокси. – Никакого особого урона пожар никому не нанес. Я наняла рабочих, и они заново покрасили ставни. Во дворе заново раскатали газон, и сейчас и дом, и двор выглядят как новенькие. – Марк то ли зарычал, то ли застонал. – Но это было раньше, когда я злилась.
– Это было в субботу, – сказала Танди. – В прошлую субботу.
Марк положил руку Рокси на плечо:
– Почему бы тебе не рассказать мне, что происходит? Ты была со мной, поддерживала меня, когда ушла Арни. Если бы ты мне позволила, я бы тоже смог быть с тобой рядом.
Настал ужасный миг, когда слезы слишком близко подступили к глазам, но она справилась с ними и благодарно пожала руку брата. Хватит слез. Слезы для хлюпиков и маменькиных дочек.
– Спасибо, но ты все равно ничего не мог бы сделать. – Она снова положила руку на руль. – Мне сейчас хорошо. Лучше, чем когда-либо.
Танди фыркнула.
«Мустанг» Рокси повернул на длинную, обсаженную цветами подъездную дорогу, которая огибала холм перед похожим на свадебный торт особняком в викторианском стиле.
– Черт возьми! – Танди высунулась в окно. – Это дом из «Унесенных ветром»?
Марк фыркнул:
– Скорее из «Невесты Франкенштейна».
Рокси припарковала машину и, выйдя из нее, опасливо посмотрела на окно материнской спальни с белыми кружевными шторами в сборку. По спине побежали мурашки, и она непроизвольно одернула топ, прикрывая верхний край татуировки с раскинутыми орлиными крыльями.
Из открытого окна доносилось пение. Рокси задрала голову.
– Не может быть, чтобы ей было совсем плохо, раз она слушает музыку.
– Это проигрыш перед шоу, – презрительно заметил Марк. – «Скрипач на крыше» – это не музыка.
Танди наклонилась, чтобы взять свои сумки.
– «Скрипач на крыше»? Я смотрела.
– Это любимый фильм мамы.
Танди уставилась на Рокси, открыв рот:
– Ой, я не знала, что ваша мама еврейка!
Рокси покачала головой:
– Маме нравится фильм, но…
– К тому же, – Танди цепко ухватилась за тему, – мистер Тремейн назвал ее невестой Франкенштейна. Каждый знает, что все фамилии, заканчивающиеся на «штейн», – еврейские.
– Мама не…
– Жаль, я не знала, что ваша мама кушает кошерную пищу. – Танди собрала свои сумки. – Я, пожалуй, оставлю свои шкварки здесь.
– Тебе ни к чему…
Но было уже слишком поздно. Танди вышла из машины и направилась к парадной двери.
Рокси задумчиво посмотрела вслед своей домработнице, а затем повернулась к брату:
– Марк Тремейн, ты создаешь проблемы.
Он ответил ей искренней улыбкой:
– Всегда к вашим услугам, сударыня.
Рокси вздохнула. Она никогда не умела воспринимать мать с непосредственной непринужденностью брата. Конечно, Марк любил мать, а мать любила Марка, но это не мешало им скрещивать копья по любому поводу, а мирить их приходилось Рокси.
– Надо было бы купить маме цветов.
– Да, – сказал Марк, открыв багажник и выгружая пузатые пакеты Танди, набитые, похоже, сплошь велюровыми спортивными штанами, и один особенно длинный, напоминающий зеленую толстую кишку. – Ибо того, что мы побросали все свои дела и примчались сюда, чтобы она нами помыкала как хотела, явно недостаточно.
– Мама будет ждать большего.
– Рокси, она всегда будет ждать большего. – Марк протянул ей два чемодана. – Нашей маме невозможно угодить.
Рокси взяла чемоданы и пошла к дому. Брат был прав, мать никогда не бывает довольна. Рокси остановилась у подножия лестницы и огляделась. Трудно поверить в то, что она вернулась домой. В груди теснило. Она чувствовала это тиснение всякий раз, как приезжала в Глори.
Марк обогнал Рокси.
– Хватит тянуть время. Мама наверняка, слышала нашу машину.
В холле их встретил спустившийся со второго этажа доктор Уилсон.
Доктор, которому сейчас уже было за шестьдесят, выглядел таким же высоким, худым и сутулым, как и пятнадцать лет назад. И глаза его были все те же – голубые и ироничные, и взгляд оставался твердым и пристальным. Вот только волосы его, некогда русые, совсем поседели.
Доктор поставил на столик черный саквояж.
– Марк Тремейн! Гадал, когда вы приедете.
Марк улыбнулся:
– Как поживаете, док?
– Спасибо, не жалуюсь, – Уилсон скользнул взглядом по Танди, – Я как раз заходил проведать… – Глаза его стали квадратными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67