Так Ксенодот и поступил, однако же последний талант золота он, несмотря ни на что, все-таки захотел подарить мне на память или же на всякий непредвиденный случай. Он послал своего верного скопца, чтобы тот забрал золото из тайника возле устья реки, потом мы завернули голову в воловью шкуру и закопали возле моего источника, чтобы Ксенодот тоже знал это место на случай моей смерти. Мы расстались друзьями, поднимая всю ночь перед его отъездом чаши за успехи этрусков и великого царя. На следующий день Ксенодот отправился обратно в Карфаген; ехал он окружным путем, огибая Сицилию, так как Гелон в Сиракузах успел уже закрыть Мессинский пролив.
Совет в Карфагене избрал вождем Гамилькара и признал его единоличным правителем на все время войны: Он был сыном известного мореплавателя Ханнона, того самого, чьи корабли изучали океан по другую сторону Геракловых столпов вплоть до моря водорослей и проплыли на север от Оловянных островов так далеко, что наткнулись на льды. Гамилькар очень стремился к славе, это был одаренный полководец, который в течение зимы вербовал отряды во всех колониях Карфагена вплоть до Иберии, так что теперь в карфагенском войске служили солдаты из многих стран с разным цветом кожи. Но все эти люди были вооружены кто во что горазд, привыкли к различной тактике боя и зачастую не понимали друг друга и подаваемых им команд, потому что говорили на разных языках. Вдобавок ко всему им требовалось много пищи, причем одни ели то, на что другие смотрели с отвращением. Да и вообще в лагере карфагенян были слишком часты беспорядки.
Греки же все были вооружены одинаково и хорошо подготовлены к борьбе в подвижных боевых порядках в открытом поле, а их гоплиты сражались в металлических доспехах и имели металлические щиты. В течение зимы Гелон и Ферон соперничали между собой в строительстве триер в Сиракузах и Агригенте. Когда наступила весна, в Сиракузах стояли наготове сто новых триер. Великий царь достиг своей цели хотя бы потому, что ни один корабль и ни один человек не был послан с Сицилии или из Италии на помощь собственно Греции, хотя Афины и Спарта много раз просили об этом.
Мне больше нечего было бы добавить о подготовке к войне в приморских этрусских городах, если бы не удивительное событие, случившееся весной: римский сенат совершенно неожиданно разорвал соглашение с жителями Вейи и велел бросить окровавленное копье на их территорию. Предлог для этого был выбран совершенно надуманный — частые нарушения границы, хотя споры пастухов о пастбищах случались каждую весну и обычно улаживались полюбовно, на переговорах. Нападение Рима на Вейи привело к тому, что город не смог выслать обещанные отряды на помощь Карфагену; Рим же после победы над вольсками был настолько могущественным, что сумел выставить целых две армии, одна из которых воевала неподалеку от Цере и Тарквиний. Греки сумели сохранить переговоры, которые они вели с римскими консулами и влиятельными сенаторами втайне, и я узнал обо всем лишь тогда, когда вопрос о войне был делом решенным. Разумеется, в таких обстоятельствах ни о каких многочисленных этрусских отрядах и речи быть не могло — количество воинов, собиравшихся отправиться в Сицилию, было очень и очень невелико. Совет Тарквиний не решился послать конницу на судах, ну а Цере — тем более.
Только в самом конце лета вышли мы в море, чтобы встретиться у берегов Сицилии с карфагенским флотом. У нас было сорок легких военных судов, две триеры и две тысячи человек на грузовых кораблях — главным образом гоплитов, владеющих оружием так, как это было принято у греков. Карфагенские моряки прекрасно выполняли свою задачу, и мы смогли беспрепятственно доплыть до Гимеры, не опасаясь встречи с греческими судами, и там вытащить наши суда на берег. Гамилькар прежде всего захватил порт и устье реки, чтобы высадить свои войска и со всех сторон обложить город. В наемной карфагенской армии насчитывалось более тридцати тысяч человек, и их огромный лагерь раскинулся вплоть до окрестностей Гимеры. Однако это войско тащило за собой множество людей, не имеющих никакого отношения к армии. Это были рабы, женщины в обозе, жрецы, предсказатели, торговцы, скопцы, танцовщики, музыканты и просто бродяги, которые только и делали, что кричали, ссорились и выпрашивали у солдат подачки.
В соседнем лесу строила свою стоянку тысяча сиканов. Сегестяне, которые по распоряжению Гамилькара присоединились к ним, не переставали удивляться, откуда это у лесных жителей такие замечательные металлические щиты и мечи, но особо не возмущались, потому что сиканы добровольно выступили на их стороне и намеревались сражаться с греками.
Я оставил предводителя этрусков у Гамилькара и его приближенных и поспешил прямиком к отряду сиканов. Только мимоходом взглянул я с некоторой грустью на хорошо мне знакомые стены Гимеры. В одном броске копья от них карфагеняне уже построили осадные башни и установили боевые тараны… но тут я увидел одетых в звериные шкуры сиканов, их лица и руки в боевой черной, красной и белой раскраске, и у меня потеплело на сердце. Они очень удивились, когда я заговорил с ними на их языке, и поспешно отвели меня к жертвенному камню, который успели уже освятить. Вокруг него собрались вожди разных племен с деревянными масками на лицах. Среди них я заметил очень стройного мальчика, который носил на плече мой собственный старый щит, так что я сразу же узнал его, несмотря на его маску волка, и поспешил прижать к груди.
Хиулсу не было еще и тринадцати лет. В этом возрасте ребята всегда очень подозрительны и боятся, что кто-то попытается унизить их достоинство. Сын Дориэя неприязненно отодвинулся от меня, а вожди сиканских племен стали возмущаться тем, что я так бесцеремонно обращаюсь с их Эркле. Но когда Хиулс понял, кто я такой, он снял деревянную маску, велел принести для меня мясо и жир и вежливо поблагодарил за присланное оружие, дошедшее к нему тайными путями.
Он заявил:
— Гамилькар из Карфагена — великий воин, и на его стороне могущественный Ваал и другие боги. Впервые сиканы выйдут из леса, чтобы поддержать его в войне с греками. Мы, однако, служим только нашим богам и не связаны ни с карфагенянами, ни с кем-то еще. Война пойдет на пользу моим людям, потому что мы научимся сражаться по-настоящему на настоящем поле боя и обязательно примем участие в дележе добычи. Но сразу после победы мы вернемся в свои леса и горы.
— Ты — Эркле, — сказал я. — И ты сам должен принимать решения за свой народ. Я не хочу навязывать тебе никаких советов, ибо ты — царь.
Когда Хиулс понял, что я не собираюсь опекать и воспитывать его, да к тому же ничего не требую за оружие, он совершенно успокоился, заулыбался и уселся, скрестив ноги, на положенный наземь щит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147