В одной руке он держал кожаный саквояж, а в другой – потертый портфель. Крепко зажав в зубах нещадно дымящую сигару, он посматривал по сторонам. Большая черная шляпа, низко надвинутая на глаза, придавала ему зловещий вид. Иеремия быстрыми шагами подошел к ожидавшей его коляске, забросил в нее вещи и вскочил на козлы. Усевшись рядом с мальчиком, правившим лошадью, Терстон отобрал у него вожжи.
– Доброе утро, сэр.
– Здравствуй, сынок. – Иеремия выпустил огромный клуб дыма и подстегнул лошадей, тут же побежавших мерной красивой рысью.
Сидя на козлах, Терстон молча обдумывал сделку, которую предстояло заключить в Атланте. А мальчик тем временем с безмолвным восхищением разглядывал хозяина: его прищуренные глаза с глубокими складками вокруг, лоб, изборожденный морщинами от размышлений, элегантную шляпу, широкие плечи, большие руки и подчеркнуто аккуратную одежду. Мальчику казалось, что Иеремия чересчур чистенький, однако он знал, что Терстон начинал простым рудокопом. Он с трудом представлял, как такой мощный, огромный человек протискивался в узкие штреки. Он казался мальчишке настоящим гигантом.
Они успели проехать полдороги до Напы, когда Иеремия обернулся и с улыбкой спросил:
– Сколько тебе лет, сынок?
– Четырнадцать... – Мальчику нравилось просто сидеть рядом с Терстоном.
Он с наслаждением вдыхал терпкий дым сигары, запах которой, как ему казалось, подчеркивал мужественность человека.
– Будет в мае.
– Не трудно тебе работать на приисках?
– Трудно, сэр. – Голос мальчика слегка дрожал.
Впрочем, Иеремию не слишком интересовала жизнь этого паренька. Просто он вспомнил самого себя в четырнадцатилетнем возрасте.
– В твои годы я тоже работал на руднике. Это нелегкий труд для мальчишки... Да для кого угодно. Тебе нравится твоя работа?
Мальчик долго молчал, а потом вдруг решил ответить честно. Он доверял этому сильному и доброму человеку с сигарой.
– Нет, сэр, не нравится. Она слишком грязная. Я хочу заняться чем-нибудь другим, когда вырасту.
– Чем, например? – Иеремия с любопытством посмотрел на мальчишку.
Ему понравилась его откровенность.
– Чем-нибудь почище. Может, буду работать в банке. Отец говорит, что это занятие для слабаков, но мне оно, наверное, подойдет. Я люблю арифметику и считаю в уме быстрее, чем другие на бумаге.
– Правда? – Иеремия старался сохранять серьезное выражение лица, но в глазах таилась смешинка.
Целеустремленность мальчишки внезапно тронула его.
– А ты не смог бы помогать мне по субботам?
– Помогать вам? – Мальчик не верил своим ушам. – Да, конечно, сэр!
– В субботу я работаю до обеда, потому что в конторе тихо и мне никто не мешает. Когда я вернусь, приходи ко мне в первую же субботу утром. Ты будешь помогать разбираться с бухгалтерией. Я считаю медленнее тебя. – Иеремия засмеялся.
Черные глаза мальчишки расширились, став огромными.
– Что ты на это скажешь?
– Отлично!.. Здорово!.. – Мальчик затрясся от радости, однако тут же взял себя в руки, вспомнив, что мужчине не положено проявлять свои чувства.
Это показалось Иеремии занятным. Мальчишка ему понравился. Он вообще любил детей, и они любили его. Погоняя лошадей, он невольно вспомнил о детях Мэри-Эллен. Они казались ему очень милыми и неплохо воспитанными. Иеремия понимал, что на плечах Мэри-Эллен лежит немало забот, но она никогда не позволяла помогать ей. Честно говоря, он ничего не сделал для ее детей. Иеремия встречался с ними только иногда, на каком-нибудь пикнике в воскресенье. Его не было рядом с Мэри-Эллен, когда той приходилось ухаживать за больными детьми или когда она давала им шлепки за шалости в школе. Он видел их только по воскресеньям, и то не слишком часто. Иеремия старался понять, не допустил ли он ошибку, однако сама Мэри-Эллен, похоже, не ждала от него никакой помощи. Она не требовала больше того, что получала: два дня в маленьком домике в Калистоге. Слияние тел и ни с чем не сравнимое наслаждение... Иеремия вдруг спохватился и тревожно посмотрел на мальчика, словно тот мог прочитать его мысли.
– Сынок, тебе нравятся девочки?
Он не помнил, как звали мальчика, но не хотел спрашивать его об этом. Достаточно и того, что он хорошо знал отца ребенка, одного из самых надежных рабочих на его рудниках. Кажется, у него было еще девятеро, большей частью девочки. Этот паренек работал на прииске вместе с тремя старшими братьями.
Прежде чем ответить на вопрос, мальчишка пожал плечами:
– Они слишком глупые. У меня семь сестер, и почти все они круглые дуры.
Этот ответ заставил Иеремию рассмеяться.
– Не все женщины глупы. Поверь, малыш, таких гораздо меньше, чем нам кажется. Гораздо меньше!
Продолжая хохотать, он затянулся сигарой. Ни Ханну, ни Мэри-Эллен, ни большинство других женщин, которых он знал, никак нельзя было назвать глупыми. Наоборот, все они были настолько хитры, что умели скрывать свой ум от окружающих. Иеремии нравилась эта черта женского характера – притворная беззащитность и простота, под которыми скрывался острый как бритва ум. Эта игра развлекала его. И тут Иеремия внезапно понял, почему он не захотел жениться на Мэри-Эллен. Она не играла. Она была прямой, откровенной, любящей и чертовски сексуальной, но в ней не было тайны. Он всегда точно знал, чего хочет от этой красавицы, а остальное его не волновало... Ему не приходилось ломать голову над ее загадками, открывать для себя что-то новое, под кружевами ее нарядов не скрывалось никаких маленьких тайн, которые так привлекали Иеремию. В последние годы ему стали все больше нравиться сложности, и однажды он подумал, не признак ли это подкрадывающейся старости. Мысль показалась Иеремии забавной. Он посмотрел на мальчика с многозначительной улыбкой.
– На свете нет ничего лучше красивой женщины, парень. – Он опять засмеялся. – Разве что цветущий луг на склоне холма. – Иеремия бросил взгляд на один из таких холмов неподалеку от дороги, и у него защемило сердце.
Очень не хотелось уезжать отсюда. Ему будет не хватать этих мест, он будет тосковать, пока не вернется обратно.
– Ты любишь эту землю, сынок?
Похоже, вопрос не произвел на мальчика должного впечатления. Он не понял, что имел в виду Иеремия, и решил на всякий случай промолчать. Он и так вел себя сегодня слишком дерзко и теперь боялся, как бы мистер Терстон не передумал насчет помощи по субботам.
– Да.
Но по его ничего не выражающему тону Иеремия догадался, что мальчик не понял, о чем идет речь. Земля... почва... Иеремия до сих пор помнил, как в детстве его охватывала дрожь, когда он зачерпывал горсть чернозема и сжимал ее в кулаке.
«Это твое, сынок... Все твое... Так что всегда относись к этому бережно...»
В ушах Иеремии звучал голос отца. Он начинал с малого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
– Доброе утро, сэр.
– Здравствуй, сынок. – Иеремия выпустил огромный клуб дыма и подстегнул лошадей, тут же побежавших мерной красивой рысью.
Сидя на козлах, Терстон молча обдумывал сделку, которую предстояло заключить в Атланте. А мальчик тем временем с безмолвным восхищением разглядывал хозяина: его прищуренные глаза с глубокими складками вокруг, лоб, изборожденный морщинами от размышлений, элегантную шляпу, широкие плечи, большие руки и подчеркнуто аккуратную одежду. Мальчику казалось, что Иеремия чересчур чистенький, однако он знал, что Терстон начинал простым рудокопом. Он с трудом представлял, как такой мощный, огромный человек протискивался в узкие штреки. Он казался мальчишке настоящим гигантом.
Они успели проехать полдороги до Напы, когда Иеремия обернулся и с улыбкой спросил:
– Сколько тебе лет, сынок?
– Четырнадцать... – Мальчику нравилось просто сидеть рядом с Терстоном.
Он с наслаждением вдыхал терпкий дым сигары, запах которой, как ему казалось, подчеркивал мужественность человека.
– Будет в мае.
– Не трудно тебе работать на приисках?
– Трудно, сэр. – Голос мальчика слегка дрожал.
Впрочем, Иеремию не слишком интересовала жизнь этого паренька. Просто он вспомнил самого себя в четырнадцатилетнем возрасте.
– В твои годы я тоже работал на руднике. Это нелегкий труд для мальчишки... Да для кого угодно. Тебе нравится твоя работа?
Мальчик долго молчал, а потом вдруг решил ответить честно. Он доверял этому сильному и доброму человеку с сигарой.
– Нет, сэр, не нравится. Она слишком грязная. Я хочу заняться чем-нибудь другим, когда вырасту.
– Чем, например? – Иеремия с любопытством посмотрел на мальчишку.
Ему понравилась его откровенность.
– Чем-нибудь почище. Может, буду работать в банке. Отец говорит, что это занятие для слабаков, но мне оно, наверное, подойдет. Я люблю арифметику и считаю в уме быстрее, чем другие на бумаге.
– Правда? – Иеремия старался сохранять серьезное выражение лица, но в глазах таилась смешинка.
Целеустремленность мальчишки внезапно тронула его.
– А ты не смог бы помогать мне по субботам?
– Помогать вам? – Мальчик не верил своим ушам. – Да, конечно, сэр!
– В субботу я работаю до обеда, потому что в конторе тихо и мне никто не мешает. Когда я вернусь, приходи ко мне в первую же субботу утром. Ты будешь помогать разбираться с бухгалтерией. Я считаю медленнее тебя. – Иеремия засмеялся.
Черные глаза мальчишки расширились, став огромными.
– Что ты на это скажешь?
– Отлично!.. Здорово!.. – Мальчик затрясся от радости, однако тут же взял себя в руки, вспомнив, что мужчине не положено проявлять свои чувства.
Это показалось Иеремии занятным. Мальчишка ему понравился. Он вообще любил детей, и они любили его. Погоняя лошадей, он невольно вспомнил о детях Мэри-Эллен. Они казались ему очень милыми и неплохо воспитанными. Иеремия понимал, что на плечах Мэри-Эллен лежит немало забот, но она никогда не позволяла помогать ей. Честно говоря, он ничего не сделал для ее детей. Иеремия встречался с ними только иногда, на каком-нибудь пикнике в воскресенье. Его не было рядом с Мэри-Эллен, когда той приходилось ухаживать за больными детьми или когда она давала им шлепки за шалости в школе. Он видел их только по воскресеньям, и то не слишком часто. Иеремия старался понять, не допустил ли он ошибку, однако сама Мэри-Эллен, похоже, не ждала от него никакой помощи. Она не требовала больше того, что получала: два дня в маленьком домике в Калистоге. Слияние тел и ни с чем не сравнимое наслаждение... Иеремия вдруг спохватился и тревожно посмотрел на мальчика, словно тот мог прочитать его мысли.
– Сынок, тебе нравятся девочки?
Он не помнил, как звали мальчика, но не хотел спрашивать его об этом. Достаточно и того, что он хорошо знал отца ребенка, одного из самых надежных рабочих на его рудниках. Кажется, у него было еще девятеро, большей частью девочки. Этот паренек работал на прииске вместе с тремя старшими братьями.
Прежде чем ответить на вопрос, мальчишка пожал плечами:
– Они слишком глупые. У меня семь сестер, и почти все они круглые дуры.
Этот ответ заставил Иеремию рассмеяться.
– Не все женщины глупы. Поверь, малыш, таких гораздо меньше, чем нам кажется. Гораздо меньше!
Продолжая хохотать, он затянулся сигарой. Ни Ханну, ни Мэри-Эллен, ни большинство других женщин, которых он знал, никак нельзя было назвать глупыми. Наоборот, все они были настолько хитры, что умели скрывать свой ум от окружающих. Иеремии нравилась эта черта женского характера – притворная беззащитность и простота, под которыми скрывался острый как бритва ум. Эта игра развлекала его. И тут Иеремия внезапно понял, почему он не захотел жениться на Мэри-Эллен. Она не играла. Она была прямой, откровенной, любящей и чертовски сексуальной, но в ней не было тайны. Он всегда точно знал, чего хочет от этой красавицы, а остальное его не волновало... Ему не приходилось ломать голову над ее загадками, открывать для себя что-то новое, под кружевами ее нарядов не скрывалось никаких маленьких тайн, которые так привлекали Иеремию. В последние годы ему стали все больше нравиться сложности, и однажды он подумал, не признак ли это подкрадывающейся старости. Мысль показалась Иеремии забавной. Он посмотрел на мальчика с многозначительной улыбкой.
– На свете нет ничего лучше красивой женщины, парень. – Он опять засмеялся. – Разве что цветущий луг на склоне холма. – Иеремия бросил взгляд на один из таких холмов неподалеку от дороги, и у него защемило сердце.
Очень не хотелось уезжать отсюда. Ему будет не хватать этих мест, он будет тосковать, пока не вернется обратно.
– Ты любишь эту землю, сынок?
Похоже, вопрос не произвел на мальчика должного впечатления. Он не понял, что имел в виду Иеремия, и решил на всякий случай промолчать. Он и так вел себя сегодня слишком дерзко и теперь боялся, как бы мистер Терстон не передумал насчет помощи по субботам.
– Да.
Но по его ничего не выражающему тону Иеремия догадался, что мальчик не понял, о чем идет речь. Земля... почва... Иеремия до сих пор помнил, как в детстве его охватывала дрожь, когда он зачерпывал горсть чернозема и сжимал ее в кулаке.
«Это твое, сынок... Все твое... Так что всегда относись к этому бережно...»
В ушах Иеремии звучал голос отца. Он начинал с малого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133