» Особенно неприятно было врать в то время, как дочь прикладывала к носу влажное полотенце, а жена демонстрировала безграничную любовь.
Я сел перед телевизором и попытался сосредоточиться на игре любимого баскетбольного клуба. Но не мог – мысли постоянно разбегались. Я вспомнил, что в «Индиана пейсерз» есть игрок, похожий на… Темный, но не негр, а латиноамериканец. Его фамилия Лопес. Стоит в задней линии. Конечно, он повыше ростом, но здорово смахивает…
– Какой счет? – спросила Анна. Она в девять лет перестала смотреть со мной баскетбольные матчи, но теперь проявляла внимание к искалеченному отцу.
– Мы продуваем. – Самый верный ответ, пусть даже я не знаю истинного счета.
В этот момент в углу экрана появились цифры: ньюйоркцы проигрывали четыре очка.
– Восемьдесят шесть на восемьдесят два, – прочитала Анна.
– Разрыв небольшой, – отозвался я. – Хороший результат.
– Папа?
– Да?
– Ты когда-нибудь играл в баскетбол?
– Конечно.
– В команде?
– Нет.
– А как?
– С друзьями, в парке.
С Гарри Миллером, Брайаном Тимински, Билли Сейденом. Мы вместе росли, и они были моими закадычными дружками, но постепенно все исчезли с горизонта. Много лет назад. Я встретил как-то Билли Сейдена в супермаркете, но не подошел и не поздоровался.
Я обнял Анну, хотел ей сказать насчет любви и жизни. Как эти вещи уходят, если их не держать, и как надо ревностно оберегать то, что тебе важно. Но не смог подобрать нужных слов.
Потому что зазвонил телефон.
Анна подняла трубку после второго звонка.
– Тебя.
– Кто?
– Какой-то латинос.
Сошедший с рельсов. 13
– Привет, Чарлз.
Этот голос совершенно не вязался с домашней обстановкой. Он принадлежал пропахшему кровью гостиничному номеру. Он звучал дико в моем безопасном пристанище. Или я ошибаюсь и родные стены больше не гарантируют безопасности?
– Привет.
– Ты как, Чарлз?
– Что тебе надо?
– Ты в порядке, Чарлз?
– В полном. Что ты хочешь?
– Ты уверен, что ты в порядке?
– Уверен.
– Не дуришь? Не побежишь к копам?
Лусинда была права: он хотел выяснить, не обращались ли мы в полицию.
– Знаю-знаю, ты обещал и все такое. Но мы с тобой еще не так хорошо знакомы. Понимаешь, что я имею в виду?
– Я не обращался в полицию, – ответил я.
Приходилось говорить тихо. Я выставил Анну за дверь, но кто знает, в какой момент дочь захочет вернуться! И не следует забывать о Диане – она могла поднять трубку параллельного телефона, заинтересовавшись, с кем я говорю.
– Это хорошо, Чарлз.
– Что ты хочешь? – спросил я.
– Чего я хочу?
– Послушай…
– Я хочу, чтобы ты со мной не дурил. Расскажешь копам, придется рассказать и своей благоверной. Объяснить, как ты натягивал эту Лусинду. Ты этого хочешь, Чарлз?
Он выложил все напрямик. Растолковал самую суть дела, если я чего-то еще не понял.
– Я не собираюсь в полицию, – повторил я.
– Это хорошо, Чарлз. Но вот что еще: мне нужно немного взаймы.
Вот оно. Именно об этом Лусинда собиралась спросить меня по телефону. «А что, если он…» – и осеклась. Если бы она завершила фразу, то сказала бы: «А что, если он потребует денег?»
– Знаешь, мне очень неприятно клянчить, – продолжал Васкес, – но я немного поиздержался.
– Не знаю, за кого ты меня принимаешь…
– Мне нужно совсем немного, Чарлз, я прошу небольшую ссуду. Скажем, десять штук.
– У меня нет десяти штук.
– У тебя нет десяти штук?..
– Нет.
Я решил, что разговор закончен, но не тут-то было.
– Черт… Это проблема.
– Я не держу наличность просто так.
– Настоящая проблема, Чарлз. Видишь ли, мне в самом деле нужна эта сумма.
– У меня ее нет…
– В таком случае тебе лучше ее достать.
Он не сказал, что будет, если я не дам ему денег.
– Все деньги в деле. Я не могу взять и…
– Ты меня не слушаешь, Чарлз. Я говорю, а ты не слушаешь. Мне нужно десять штук. Понял? Это условие. Ты же, черт возьми, большой начальник, Чарлз. Это написано на твоей визитке. Шишка. Старший режиссер. Можно сказать, сеньор, – произнес он на испанский манер. – Да еще ответственный вице-президент. Впечатляет. И ты мне вправляешь мозги, что у тебя нет десяти штук? Кого ты пытаешься дурить?
«Никого», – подумал я.
– Чарлз?
– Да.
– Мне плевать, куда ты пристроил наличность. Я хочу десять штук. Ты меня понял?
– Да.
– А если понял, скажи, что дашь мне десять штук.
– Хочешь куриного бульона? – крикнула с кухни Диана.
– Я достану, – поспешил прошептать я в трубку.
– Что ты достанешь?
– Десять тысяч.
– Прекрасно. Спасибо. Неловко просить, но знаешь, как бывает в жизни…
– Где?
– Я тебе перезвоню. Договорились, Чарлз?
– Только звони на работу.
– Ну уж нет. Мне понравилось звонить сюда. Я позвоню тебе домой. Ты меня понял, Чарлз?
Щелк. Отбой.
* * *
Лусинда хотела знать: «Что, если он потребует денег?»
И хотя он отнял у нас деньги – помнишь, как он сказал: «Видишь? Вот твои деньги! Они уже у меня!» – это еще не все наши средства.
Он будет вымогать до тех пор, пока мы не обратимся в полицию.
Ньюйоркцы проиграли.
Диана спросила, чем я расстроен, и я объяснил, что недоволен поражением любимой команды – очень серьезным для нее поражением.
– Бедный ребенок, – проговорила она.
То же сказала Лусинда в поезде, когда похлопала меня по руке и прошептала на ухо что-то насчет моей сексуальности. Бедный ребенок.
Наверное, я и был таким до того, как стал клоуном.
Васкес требовал десять тысяч долларов.
У меня не было десяти тысяч наличными. Деньги не хранились под матрасом и не нарастали на банковском счете. Мое достояние составляло примерно сто пятьдесят тысяч в ценных бумагах, которые лежали дома в шкафу на мансарде. Акции, которые компания благодаря доброте Элиота регулярно выделяла мне каждый год.
Мы с Дианой дали название этому капиталу – его предназначение не оставляло никаких сомнений. Не развлекательный фонд, не пенсионный фонд и даже не фонд на черный день. Фонд Анны. Вот как мы его назвали. Фонд Анны – что бы и когда бы ни произошло в будущем. Нечто вроде преграды на пути возможного несчастья.
Например, операции.
Или десяти операций. Или других вещей, о которых я не хотел думать.
Фонд Анны – в нем каждая бумажка для нее.
Но что я мог поделать, как не заплатить?
Я лежал в кровати с Дианой. Жена уже задремала, хотя было довольно рано – начало десятого. Двадцать шесть третьеклассников отнимали у нее много сил. А еще мое приключение – чего ей это будет стоить? А если ей станет известно… если она обнаружит… если я не выдержу и признаюсь – нет, не нарушу данное Лусинде слово, не заявлю в полицию, а расскажу только Диане.
Тогда не придется отдавать Васкесу деньги. Если только…
Если только он не пригрозит другим: «Твоя жена в курсе – отлично. Но муж-то Лусинды не знает. Муж твоей телки…» А Лусинда поклялась, что он ни за что не узнает, как она отправилась в гостиницу с первым встречным и как получила секса гораздо больше, чем рассчитывала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Я сел перед телевизором и попытался сосредоточиться на игре любимого баскетбольного клуба. Но не мог – мысли постоянно разбегались. Я вспомнил, что в «Индиана пейсерз» есть игрок, похожий на… Темный, но не негр, а латиноамериканец. Его фамилия Лопес. Стоит в задней линии. Конечно, он повыше ростом, но здорово смахивает…
– Какой счет? – спросила Анна. Она в девять лет перестала смотреть со мной баскетбольные матчи, но теперь проявляла внимание к искалеченному отцу.
– Мы продуваем. – Самый верный ответ, пусть даже я не знаю истинного счета.
В этот момент в углу экрана появились цифры: ньюйоркцы проигрывали четыре очка.
– Восемьдесят шесть на восемьдесят два, – прочитала Анна.
– Разрыв небольшой, – отозвался я. – Хороший результат.
– Папа?
– Да?
– Ты когда-нибудь играл в баскетбол?
– Конечно.
– В команде?
– Нет.
– А как?
– С друзьями, в парке.
С Гарри Миллером, Брайаном Тимински, Билли Сейденом. Мы вместе росли, и они были моими закадычными дружками, но постепенно все исчезли с горизонта. Много лет назад. Я встретил как-то Билли Сейдена в супермаркете, но не подошел и не поздоровался.
Я обнял Анну, хотел ей сказать насчет любви и жизни. Как эти вещи уходят, если их не держать, и как надо ревностно оберегать то, что тебе важно. Но не смог подобрать нужных слов.
Потому что зазвонил телефон.
Анна подняла трубку после второго звонка.
– Тебя.
– Кто?
– Какой-то латинос.
Сошедший с рельсов. 13
– Привет, Чарлз.
Этот голос совершенно не вязался с домашней обстановкой. Он принадлежал пропахшему кровью гостиничному номеру. Он звучал дико в моем безопасном пристанище. Или я ошибаюсь и родные стены больше не гарантируют безопасности?
– Привет.
– Ты как, Чарлз?
– Что тебе надо?
– Ты в порядке, Чарлз?
– В полном. Что ты хочешь?
– Ты уверен, что ты в порядке?
– Уверен.
– Не дуришь? Не побежишь к копам?
Лусинда была права: он хотел выяснить, не обращались ли мы в полицию.
– Знаю-знаю, ты обещал и все такое. Но мы с тобой еще не так хорошо знакомы. Понимаешь, что я имею в виду?
– Я не обращался в полицию, – ответил я.
Приходилось говорить тихо. Я выставил Анну за дверь, но кто знает, в какой момент дочь захочет вернуться! И не следует забывать о Диане – она могла поднять трубку параллельного телефона, заинтересовавшись, с кем я говорю.
– Это хорошо, Чарлз.
– Что ты хочешь? – спросил я.
– Чего я хочу?
– Послушай…
– Я хочу, чтобы ты со мной не дурил. Расскажешь копам, придется рассказать и своей благоверной. Объяснить, как ты натягивал эту Лусинду. Ты этого хочешь, Чарлз?
Он выложил все напрямик. Растолковал самую суть дела, если я чего-то еще не понял.
– Я не собираюсь в полицию, – повторил я.
– Это хорошо, Чарлз. Но вот что еще: мне нужно немного взаймы.
Вот оно. Именно об этом Лусинда собиралась спросить меня по телефону. «А что, если он…» – и осеклась. Если бы она завершила фразу, то сказала бы: «А что, если он потребует денег?»
– Знаешь, мне очень неприятно клянчить, – продолжал Васкес, – но я немного поиздержался.
– Не знаю, за кого ты меня принимаешь…
– Мне нужно совсем немного, Чарлз, я прошу небольшую ссуду. Скажем, десять штук.
– У меня нет десяти штук.
– У тебя нет десяти штук?..
– Нет.
Я решил, что разговор закончен, но не тут-то было.
– Черт… Это проблема.
– Я не держу наличность просто так.
– Настоящая проблема, Чарлз. Видишь ли, мне в самом деле нужна эта сумма.
– У меня ее нет…
– В таком случае тебе лучше ее достать.
Он не сказал, что будет, если я не дам ему денег.
– Все деньги в деле. Я не могу взять и…
– Ты меня не слушаешь, Чарлз. Я говорю, а ты не слушаешь. Мне нужно десять штук. Понял? Это условие. Ты же, черт возьми, большой начальник, Чарлз. Это написано на твоей визитке. Шишка. Старший режиссер. Можно сказать, сеньор, – произнес он на испанский манер. – Да еще ответственный вице-президент. Впечатляет. И ты мне вправляешь мозги, что у тебя нет десяти штук? Кого ты пытаешься дурить?
«Никого», – подумал я.
– Чарлз?
– Да.
– Мне плевать, куда ты пристроил наличность. Я хочу десять штук. Ты меня понял?
– Да.
– А если понял, скажи, что дашь мне десять штук.
– Хочешь куриного бульона? – крикнула с кухни Диана.
– Я достану, – поспешил прошептать я в трубку.
– Что ты достанешь?
– Десять тысяч.
– Прекрасно. Спасибо. Неловко просить, но знаешь, как бывает в жизни…
– Где?
– Я тебе перезвоню. Договорились, Чарлз?
– Только звони на работу.
– Ну уж нет. Мне понравилось звонить сюда. Я позвоню тебе домой. Ты меня понял, Чарлз?
Щелк. Отбой.
* * *
Лусинда хотела знать: «Что, если он потребует денег?»
И хотя он отнял у нас деньги – помнишь, как он сказал: «Видишь? Вот твои деньги! Они уже у меня!» – это еще не все наши средства.
Он будет вымогать до тех пор, пока мы не обратимся в полицию.
Ньюйоркцы проиграли.
Диана спросила, чем я расстроен, и я объяснил, что недоволен поражением любимой команды – очень серьезным для нее поражением.
– Бедный ребенок, – проговорила она.
То же сказала Лусинда в поезде, когда похлопала меня по руке и прошептала на ухо что-то насчет моей сексуальности. Бедный ребенок.
Наверное, я и был таким до того, как стал клоуном.
Васкес требовал десять тысяч долларов.
У меня не было десяти тысяч наличными. Деньги не хранились под матрасом и не нарастали на банковском счете. Мое достояние составляло примерно сто пятьдесят тысяч в ценных бумагах, которые лежали дома в шкафу на мансарде. Акции, которые компания благодаря доброте Элиота регулярно выделяла мне каждый год.
Мы с Дианой дали название этому капиталу – его предназначение не оставляло никаких сомнений. Не развлекательный фонд, не пенсионный фонд и даже не фонд на черный день. Фонд Анны. Вот как мы его назвали. Фонд Анны – что бы и когда бы ни произошло в будущем. Нечто вроде преграды на пути возможного несчастья.
Например, операции.
Или десяти операций. Или других вещей, о которых я не хотел думать.
Фонд Анны – в нем каждая бумажка для нее.
Но что я мог поделать, как не заплатить?
Я лежал в кровати с Дианой. Жена уже задремала, хотя было довольно рано – начало десятого. Двадцать шесть третьеклассников отнимали у нее много сил. А еще мое приключение – чего ей это будет стоить? А если ей станет известно… если она обнаружит… если я не выдержу и признаюсь – нет, не нарушу данное Лусинде слово, не заявлю в полицию, а расскажу только Диане.
Тогда не придется отдавать Васкесу деньги. Если только…
Если только он не пригрозит другим: «Твоя жена в курсе – отлично. Но муж-то Лусинды не знает. Муж твоей телки…» А Лусинда поклялась, что он ни за что не узнает, как она отправилась в гостиницу с первым встречным и как получила секса гораздо больше, чем рассчитывала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60