– О рай… – Гринберг растерянно покрутил головой и нервным движением ослабил галстук. Вопрос явно застал его врасплох.
«Удар ниже пояса», – усмехнулся Харднетт.
– Вы уже в курсе? – ответил Гринберг вопросом на вопрос.
– Уже, – подтвердил Старик и пояснил: – Должность у меня такая – всегда быть в курсе всего.
– Мы, господин Верховный Комиссар, полагаем, что данный инцидент не выходит за рамки корпоративных интересов.
– Меня не интересует, что вы там полагаете, Гринберг! На чужой планете пропали двое землян, скоро уже сутки, как вы не можете найти их своими силами и при этом не соизволите проинформировать Секретариат Комиссии. Это как понимать? Как простую безалаберность? Или как… саботаж?
Старик говорил негромко, но со зловещим придыханием. Гринберг, словно рыба в руках рыбака, беззвучно хватал ртом воздух. Он не знал, что сказать.
А Харднетт в это время наблюдал, как в лесу потемнело, потом стало еще темнее, и еще – так, мало-помалу, гаснет свет в театральном зале перед началом спектакля. В какой-то миг лес вовсе погрузился в кромешную мглу. Лишь изредка его озаряли вспышки бледно-голубого света, и тогда проявлялись черные силуэты деревьев. Эти корявые, многорукие тени выглядели жутковато.
Гринберг, уличенный в попытке сокрытия важной информации, так и не смог ничего ответить, а Старик наседал:
– Вы что, действительно не понимаете, что два чрезвычайных происшествия подряд и на одной планете – это не случайность? А? Или у вас есть на этот счет своя точка зрения? Могу заверить вас, Гринберг, какой бы она ни была, она ошибочна. – Произнеся это, Старик некоторое время молчал, что-то обдумывая, а потом предложил: – Послушайте, Гринберг, может быть, вам стоит пройти курс реабилитации в Отделе коррекции точки зрения? Как считаете?
Гринберг после этих слов Верховного Комиссара побледнел. Потом посерел. Казалось, что он вот-вот потеряет сознание и выпадет из кадра. Но Старик, прежде говорящий жестко, сыграл на контрасте. Он вдруг перестал запугивать своего впечатлительного собеседника и заговорил с ним совершенно нормально:
– Ладно, Гринберг, будем считать, что вы осознали свою ошибку. И впредь…
– Да-да, – вытирая пот со лба, обрадовано закивал вице-президент, всем своим видом старательно выражая раскаяние.
– Что «да-да»?
– Впредь, господин Верховный Комиссар, мы будем незамедлительно информировать о подобных происшествиях Секретариат Комиссии… Чрезвычайной.
– И…
– Что? – не сообразил Гринберг.
Старик подсказал:
– И приложим максимум организационных и финансовых усилий, чтобы подобные происшествия в будущем не повторялись.
– Ну да, конечно! – воскликнул Гринберг, хлопнул себя по лбу, будто только что вспомнил, и послушно повторил: – Позвольте от лица Всемирной Сырьевой Корпорации заверить вас, господин Верховный Комиссар, что мы приложим максимум организационных и финансовых усилий для того, чтобы впредь подобное не повторилось.
– Все, Гринберг, конец связи.
– Позвольте, но…
– Ваша информация, господин Гринберг, официально принята к делопроизводству. О результатах своей работы Комиссия проинформирует руководство Всемирной Сырьевой Корпорации установленным порядком в установленные сроки. Если… Если, конечно, посчитает необходимым. Всего доброго. Спасибо за сотрудничество и передавайте привет господину Стокману.
– Всего наилучшего, гос…
Вице-президент не успел попрощаться, Старик отключил коммуникатор. Терминал автоматически вывел на экран сигнал первого федерального телеканала. Шел рекламный блок. Жизнерадостного болвана, нахваливающего майонез «Полонез», сменила длинноногая красотка в медицинском халате. Завертев неотразимым задом, она начала продвигать в массы пилюли от гормонального дисбаланса. Старик, было, прислушался к ее бодрому верещанию, но потом мотнул по-собачьи головой, сбрасывая морок, и переключил канал. На втором шел последний период первого матча финальной серии по хардболу. «Буйволы Ритмы» размазывали по стенке «Ганзайских Дьяволов». Узнав счет – 18:3, Старик отключил звук и вернулся к листу. Вновь стал что-то записывать. Причем так быстро, как это делает человек, спешащий зафиксировать удачную мысль. К Харднетту Верховный Комиссар обратился, не поднимая головы:
– Как тебе, Вилли, этот красавчик из Сырьевой?
Начальник Особого отдела с трудом оторвался от созерцания изменений, происходящих за виртуальным стеклом. Тьма, только что заполнявшая таинственный лес, стала рассеиваться. Солнечный свет вновь заскользил по влажным веткам. Ветер стих. Все задышало покоем.
– Обычные дела, шеф, – переведя взгляд на Старика, произнес Харднетт.
Такое обращение не являлось нарушением субординации. Верховный сам призывал подчиненных держаться запросто. Даже требовал.
– Обычные, говоришь? – переспросил он.
– Ну да, обычные, – повторил Харднетт. – Самые что ни на есть обычные. Нас не любят. Не любят и боятся. И дел с нами иметь не хотят. Никаких. Даже тогда, когда чувствуют, что необходимо, все равно тянут до последнего. Только если совсем уж припечет, тогда снисходят. Как в данном случае. Не думают парни из Сырьевой о глобальной безопасности. Что им глобальная безопасность? Неликвид. Они о сиюминутном пекутся. О шкурном. Я не удивляюсь. Все как всегда.
Старик выслушал и согласился:
– Да, ты прав, дружище. Боятся они нас, как черти ладана. И за свои задницы трясутся. И за свой бизнес тоже трясутся. И за задницы и за бизнес… И не знают, за что трястись пуще. Им ведь и не проинформировать жутко – статья корячится. И проинформировать страшно, потому как накладно. А ну как тиберрийцы, в самом деле, насвинячили? А? Мы ведь тогда лавочку-то прикроем. Ведь так?
– Безусловно… А вы, шеф, думаете, до этого дойдет?
– Моя интуиция, а она меня ни разу еще не подводила, подсказывает, что все идет к тому. Сам-то читал последние сводки по Тиберрии?
Харднетт кивнул:
– Ознакомился, конечно. Пропал груз, куда-то исчезли двое конвойных. Все там как-то неспокойно. Сначала вертолет. Луч какой-то дурацкий… А через трое суток вот эта вот ерунда с раймондием. Уровень оперативной информации по негативу – «Черная Стрела».
– То-то и оно, – согласился с такой оценкой Верховный. – Что-то там неладно, Вилли, на этой самой Тиберрии.
– Прикажете отправить федерального агента?
Сразу Старик ничего не ответил. Какое-то время молча писал. Потом поставил точку, отложил перо и, помахивая листом, чтобы скорее высохли чернила, сказал:
– Вот что, Вилли… Я тут подумал… Слушай, а не смотаться ли тебе туда самому?
– Самому?! – изумился Харднетт.
– А что? – Верховный пожал плечами: мол, чего в том удивительного. И стал убеждать чуть ли не по-дружески:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122