важным было нечто совершенно иное. Нечто, чему он не мог подобрать определения.
Огромная черная птица пролетела над их головами. Пиндар пугливо проводил ее взглядом. Тьма сгущалась все больше. Птица превратилась в большой лист, сорванный ветром с дерева.
– Ты видел? – прошептал Пиндар у собеседника.
– Да, – ответил тот спокойно и тронул заплывшую глазницу.
Лист неподвижно повис над головами собеседников. Пиндар тихо вскрикнул и проснулся – так, словно его толчком выбросило из сна.
Он потер лицо ладонями, вздохнул. Всего лишь сон…
Но было в этом сне нечто более существенное, нежели просто сменяющие друг друга картинки, беспокоящие сознание.
Предупреждение? Побуждение к более решительным действиям?
Возможно, стоит сегодня разыскать Эмери (того, кого он считал за Эмери) и вместо туманных разговоров о том, что «надо бы прекратить пить и изменить образ жизни», объяснить ему прямо – с какой целью Пиндар прибыл к королевскому двору и чего он хочет от бывшего однокашника.
* * *
Ренье лениво растянулся на прохладной постели. Труделиза сидела боком на ручке кресла и кушала вишни из большого расписного глиняного блюда, стоявшего на подоконнике.
Пышные светлые волосы молодой женщины были распущены. Она то и дело убирала прядку с виска и уже успела оставить на коже несколько красноватых полосок испачканными вишневым соком пальцами. Ренье любовался матовым блеском ее кожи, нежной спиной, тонким затылком.
– Странно, что он ни о чем не догадывается, – проговорила она вдруг.
Мысли Ренье были весьма далеки от людей, которые о чем-то «догадываются», поэтому он лениво удивился:
– Кто?
– Муж. – Труделиза глянула на любовника с легкой досадой. – Мой муж. Почему-то ему и в голову не приходит, что я могу завести себе другого мужчину.
– Ну, такое редко приходит в голову, – Ренье сладко зевнул.
Она рассердилась:
– Не смейте зевать! Я говорю о том, что для меня важно!
– Труделиза, – он приподнялся на локте, как бы показывая этим серьезность своего отношения к теме разговора, – поверьте мне: чем дольше он не знает, тем лучше. А лучше всего было бы, чтобы он вовсе не узнал ни о чем.
– Да?
Она накрутила прядку на палец, потянула, отпустила. Завитой локон, пружиня, повис у виска.
– Да, – убежденно сказал Ренье. – Не открывайте ему правды. Ни под каким видом. Впрочем, вы ведь всегда можете уйти от мужа, если захотите.
– Ну нет, – протянула она, – он богатый.
– Стало быть, обманывайте его и впредь. Ему совершенно незачем знать, что он не в состоянии сделать вас полностью счастливой. Вы просто обязаны щадить его самолюбие.
– Ладно, вы меня успокоили…
Она взяла вишенку и сунула Ренье в рот.
– У нас есть еще почти час времени до его возвращения, – добавила женщина. – Я только что видела, как ее величество бежит по саду в сторону мастерских.
В одно и то же время Эскива проходила под окнами Труделизы: юная королева направлялась к мастерице, у которой брала уроки ткаческого искусства. В мастерской был установлен для королевы особый станок, а на стене висел картон, сделанный по ее собственноручному рисунку.
Узор будущего гобелена изображал скачущих лошадей с масками в виде женских лиц, надетых на лошадиные морды. Над табуном летели птицы, и каждая несла в клюве такую же маску.
Наставница держалась с ее величеством так, словно Эскива была самой обыкновенной ученицей. Запрещала ей спешить во время работы, не позволяла работать свыше одного часа, чтобы не сбивалась рука и не терял верность глаз. Придиралась к каждой ошибке.
Работа очень увлекала Эскиву, и она всегда торопилась на урок.
Ренье выплюнул вишневую косточку и, вскочив на постели, схватил Труделизу за плечи. Она вскрикнула, но было уже поздно: он уронил ее на простыни и зарылся лицом в ее душистые волосы.
Спустя полчаса Ренье, полностью одетый, уходил из апартаментов виночерпия. До возвращения мужа оставалось ровно полчаса.
Труделиза придирчиво осматривала комнату, чтобы там не оставалось никаких следов присутствия чужого человека.
– Все, дорогая, до завтра. – Ренье поцеловал ее в последний раз и выскочил из окна.
Он ничуть не удивился, когда вновь заметил поблизости Пиндара.
– Следишь за мной, а? – спросил Ренье.
Пиндар покачал головой.
– Это не то, что ты подумал.
– А что я подумал? – Ренье удивленно склонил голову набок. – Потому что я вообще ничего не подумал. Понюхай… – И сунул Пиндару свою руку.
Тот с недоумением наклонился, словно намеревался поцеловать протянутую руку, и провел носом по тыльной стороне ладони Ренье.
– Чувствуешь? – смешливо приподняв брови, спросил Ренье.
– Что? – Пиндар уставился на него, заморгал. – Что я должен чувствовать?
– Запах женской кожи.
– Просто запах кожи. Кажется, ты ел вишни.
– Проклятье, Пиндар, от тебя ничто не скроется! – Ренье захохотал. – Я лежал в постели с женщиной и ел вишни. По-твоему, у меня после этого могут быть в голове какие-то мысли? А вот и ее муж, кстати.
На дорожке сада показался виночерпий. Он шагал уверенным, спокойным шагом. Голова высоко поднята, плечи развернуты.
– Сам по себе вовсе неплох, – заметил Ренье, окинув виночерпия взором, полным почти отеческой заботы. – Мне есть чем гордиться: я выполняю львиную долю его обязанностей. И вот погляди, как хорошо он выглядит. Свеж, бодр и полон сил.
Виночерпий рассеянно приветствовал двоих придворных.
Ренье поклонился, Пиндар последовал его примеру.
– Не смотри на него так пристально, – прошипел Ренье приятелю. – Он может заподозрить.
Пиндар хмыкнул.
– И что он сделает, если заподозрит?
– Понятия не имею. Никогда не знаешь, чего ожидать от добродетельного человека. Другое дело – мы, развратники и пьяницы. Мы предсказуемы, щедры и милосердны.
Пиндар принужденно засмеялся.
– Пожалуйста, не причисляй к числу развратников и пьяниц меня. Я бываю щедр, я почти всегда милосерден. Возможно, я даже предсказуем. Но…
– Ладно, ладно, понял. – Ренье махнул рукой. – Ну вот, Труделиза потеряна для любви до следующего дня, а впереди долгий вечер, и мне надо бы как-нибудь убить время.
– Чем займешься? – полюбопытствовал Пиндар.
– Пойду играть в кости. У меня остался кредит в одной таверне, так что сегодня вечером я рассчитываю изрядно повеселиться.
– И тебе на самом деле весело? – спросил Пиндар.
– Что есть веселье в полном смысле этого слова? – спросил Ренье. И сам ответил: – По-настоящему весело бывает только счастливому человеку. А счастье требует сочетания слишком большого количества независимых друг от друга факторов.
– Кстати, раз уж мы заговорили о сочетании разных факторов, – спохватился Пиндар. – Завтра твой любезный виночерпий вернется на час раньше обычного времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Огромная черная птица пролетела над их головами. Пиндар пугливо проводил ее взглядом. Тьма сгущалась все больше. Птица превратилась в большой лист, сорванный ветром с дерева.
– Ты видел? – прошептал Пиндар у собеседника.
– Да, – ответил тот спокойно и тронул заплывшую глазницу.
Лист неподвижно повис над головами собеседников. Пиндар тихо вскрикнул и проснулся – так, словно его толчком выбросило из сна.
Он потер лицо ладонями, вздохнул. Всего лишь сон…
Но было в этом сне нечто более существенное, нежели просто сменяющие друг друга картинки, беспокоящие сознание.
Предупреждение? Побуждение к более решительным действиям?
Возможно, стоит сегодня разыскать Эмери (того, кого он считал за Эмери) и вместо туманных разговоров о том, что «надо бы прекратить пить и изменить образ жизни», объяснить ему прямо – с какой целью Пиндар прибыл к королевскому двору и чего он хочет от бывшего однокашника.
* * *
Ренье лениво растянулся на прохладной постели. Труделиза сидела боком на ручке кресла и кушала вишни из большого расписного глиняного блюда, стоявшего на подоконнике.
Пышные светлые волосы молодой женщины были распущены. Она то и дело убирала прядку с виска и уже успела оставить на коже несколько красноватых полосок испачканными вишневым соком пальцами. Ренье любовался матовым блеском ее кожи, нежной спиной, тонким затылком.
– Странно, что он ни о чем не догадывается, – проговорила она вдруг.
Мысли Ренье были весьма далеки от людей, которые о чем-то «догадываются», поэтому он лениво удивился:
– Кто?
– Муж. – Труделиза глянула на любовника с легкой досадой. – Мой муж. Почему-то ему и в голову не приходит, что я могу завести себе другого мужчину.
– Ну, такое редко приходит в голову, – Ренье сладко зевнул.
Она рассердилась:
– Не смейте зевать! Я говорю о том, что для меня важно!
– Труделиза, – он приподнялся на локте, как бы показывая этим серьезность своего отношения к теме разговора, – поверьте мне: чем дольше он не знает, тем лучше. А лучше всего было бы, чтобы он вовсе не узнал ни о чем.
– Да?
Она накрутила прядку на палец, потянула, отпустила. Завитой локон, пружиня, повис у виска.
– Да, – убежденно сказал Ренье. – Не открывайте ему правды. Ни под каким видом. Впрочем, вы ведь всегда можете уйти от мужа, если захотите.
– Ну нет, – протянула она, – он богатый.
– Стало быть, обманывайте его и впредь. Ему совершенно незачем знать, что он не в состоянии сделать вас полностью счастливой. Вы просто обязаны щадить его самолюбие.
– Ладно, вы меня успокоили…
Она взяла вишенку и сунула Ренье в рот.
– У нас есть еще почти час времени до его возвращения, – добавила женщина. – Я только что видела, как ее величество бежит по саду в сторону мастерских.
В одно и то же время Эскива проходила под окнами Труделизы: юная королева направлялась к мастерице, у которой брала уроки ткаческого искусства. В мастерской был установлен для королевы особый станок, а на стене висел картон, сделанный по ее собственноручному рисунку.
Узор будущего гобелена изображал скачущих лошадей с масками в виде женских лиц, надетых на лошадиные морды. Над табуном летели птицы, и каждая несла в клюве такую же маску.
Наставница держалась с ее величеством так, словно Эскива была самой обыкновенной ученицей. Запрещала ей спешить во время работы, не позволяла работать свыше одного часа, чтобы не сбивалась рука и не терял верность глаз. Придиралась к каждой ошибке.
Работа очень увлекала Эскиву, и она всегда торопилась на урок.
Ренье выплюнул вишневую косточку и, вскочив на постели, схватил Труделизу за плечи. Она вскрикнула, но было уже поздно: он уронил ее на простыни и зарылся лицом в ее душистые волосы.
Спустя полчаса Ренье, полностью одетый, уходил из апартаментов виночерпия. До возвращения мужа оставалось ровно полчаса.
Труделиза придирчиво осматривала комнату, чтобы там не оставалось никаких следов присутствия чужого человека.
– Все, дорогая, до завтра. – Ренье поцеловал ее в последний раз и выскочил из окна.
Он ничуть не удивился, когда вновь заметил поблизости Пиндара.
– Следишь за мной, а? – спросил Ренье.
Пиндар покачал головой.
– Это не то, что ты подумал.
– А что я подумал? – Ренье удивленно склонил голову набок. – Потому что я вообще ничего не подумал. Понюхай… – И сунул Пиндару свою руку.
Тот с недоумением наклонился, словно намеревался поцеловать протянутую руку, и провел носом по тыльной стороне ладони Ренье.
– Чувствуешь? – смешливо приподняв брови, спросил Ренье.
– Что? – Пиндар уставился на него, заморгал. – Что я должен чувствовать?
– Запах женской кожи.
– Просто запах кожи. Кажется, ты ел вишни.
– Проклятье, Пиндар, от тебя ничто не скроется! – Ренье захохотал. – Я лежал в постели с женщиной и ел вишни. По-твоему, у меня после этого могут быть в голове какие-то мысли? А вот и ее муж, кстати.
На дорожке сада показался виночерпий. Он шагал уверенным, спокойным шагом. Голова высоко поднята, плечи развернуты.
– Сам по себе вовсе неплох, – заметил Ренье, окинув виночерпия взором, полным почти отеческой заботы. – Мне есть чем гордиться: я выполняю львиную долю его обязанностей. И вот погляди, как хорошо он выглядит. Свеж, бодр и полон сил.
Виночерпий рассеянно приветствовал двоих придворных.
Ренье поклонился, Пиндар последовал его примеру.
– Не смотри на него так пристально, – прошипел Ренье приятелю. – Он может заподозрить.
Пиндар хмыкнул.
– И что он сделает, если заподозрит?
– Понятия не имею. Никогда не знаешь, чего ожидать от добродетельного человека. Другое дело – мы, развратники и пьяницы. Мы предсказуемы, щедры и милосердны.
Пиндар принужденно засмеялся.
– Пожалуйста, не причисляй к числу развратников и пьяниц меня. Я бываю щедр, я почти всегда милосерден. Возможно, я даже предсказуем. Но…
– Ладно, ладно, понял. – Ренье махнул рукой. – Ну вот, Труделиза потеряна для любви до следующего дня, а впереди долгий вечер, и мне надо бы как-нибудь убить время.
– Чем займешься? – полюбопытствовал Пиндар.
– Пойду играть в кости. У меня остался кредит в одной таверне, так что сегодня вечером я рассчитываю изрядно повеселиться.
– И тебе на самом деле весело? – спросил Пиндар.
– Что есть веселье в полном смысле этого слова? – спросил Ренье. И сам ответил: – По-настоящему весело бывает только счастливому человеку. А счастье требует сочетания слишком большого количества независимых друг от друга факторов.
– Кстати, раз уж мы заговорили о сочетании разных факторов, – спохватился Пиндар. – Завтра твой любезный виночерпий вернется на час раньше обычного времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145