Но даже и при таких условиях результаты, по-моему, превосходны.
– Да, – чуть рассеянно произнес Эмери. – Они нужны мне все. Правда, не хватает нескольких нот.
Эмери метнулся к своим переносным клавикордам и проиграл десяток тактов недавно сочиненного фрагмента.
– Слышите? – обернулся он к Гавру. – Вот здесь и здесь. У вас эти ноты отсутствуют.
Гавр почувствовал себя оскорбленным.
– Как я уже говорил, – с достоинством произнес он, – я не слишком богат… Что могу себе позволить, то могу. Лично я считаю свой оркестр одним из лучших в Королевстве. Впрочем, можете поискать в другом месте.
– Зачем же в другом, если мы уже нашли? – удивился Эмери. Он не понимал причину недовольства своего собеседника. Они ведь говорят о музыке! О том, как достичь совершенства в исполнении музыки! Какие могут быть здесь личные обиды?
– А мне показалось, что вы не удовлетворены найденным, – упрямо произнес Гавр.
И тут вмешалась Уида:
– Любезный господин Гавр, мне нужен ваш оркестр, и я его забираю.
Гавр поперхнулся.
– Как? – вырвалось у него. – Я ведь только что объяснял, что они – крестьяне, им нужно работать на поле, иначе…
– Иначе – что? – прищурилась Уида.
– Да спасут меня небеса, милостивая госпожа, но если землю не обрабатывать, не будет урожая!
Как всякий лошадник, Уида с полнейшим пренебрежением относилась к проблемам землепашества. Она только рукой махнула.
– Урожай все равно будет… Не у вас, так у соседа.
И, заметив, какое лицо сделалось у бедного Гавра, рассмеялась:
– Я заранее куплю у вас урожай, хотите? – спросила она. – Заплачу за убытки. Вперед. И за найм ваших крепостных тоже. Желаете составить договор? Мой супруг регент приедет к вам, как только сможет, и вы подпишете с ним все надлежащие бумаги.
– Но как я могу быть уверен… – пробормотал, ошалев, Гавр.
Эмери напустился на него:
– Вы ставите под сомнение обещание супруги регента?
Гавр поднял глаза на придворного композитора и еле слышно ответил:
– Да.
– Я обещаю вам лично проследить за тем, чтобы она не забыла. Это вас устроит?
– Да, – с облегчением вздохнул Гавр. – Я верю, что вы не подведете. Вы – музыкант.
– Вот и сладилось, – весело объявила Уида. – Когда понадобится, за вашими людьми приедут из столицы.
– Пойду скажу им, – решил Гавр.
– Я сама.
Опередив мужчин, Уида вышла в просторный зал, где ждали музыканты. Все тринадцать человек. Уида остановилась в тени дверного проема и, никем не замеченная, осмотрела их еще раз. Огрубевшие руки, очень простая и не вполне чистая одежда. Полное отсутствие одухотворенности на лицах. Просто хозяин велел им дудеть в эти длинные трубы, вот они и дудят. А попробовали бы не дудеть! И наверняка ни один из них не слышит музыки по-настоящему.
Уида выступила из тени и предстала перед оркестрантами. Они не сразу обратили на нее внимание. Некоторые продолжали болтать между собой, двое или трое, прислонившись к стене, просто отдыхали, полузакрыв глаза.
– Эй, – негромко произнесла Уида.
Они сразу же встрепенулись, обратили к ней настороженные взгляды.
– Я – супруга регента, – сказала Уида и быстро остановила тех, кто выказал явное намерение упасть на колени. – Не королева, – пояснила она, – только супруга регента. Я нанимаю вас. Вы должны будете отправиться в столицу, как только за вами прибудет мой доверенный чиновник. Исполните симфонию на празднике Знака Королевской Руки – и можете возвращаться домой.
Они молча смотрели на нее. Эти покорные туповатые взгляды начали раздражать Уиду. Она прикрикнула:
– Ступайте и ждите, пока вас позовут! Вы едете в столицу, говорят вам!
И топнула ногой, после чего вышла из залы в гневе.
Оставшись наедине с Эмери, Уида тяжело вздохнула:
– По-моему, дело почти безнадежное. Вот проблема, с которой я прежде никогда не сталкивалась: могут ли холопы исполнять музыку.
– Музыка сама по себе освобождает, – задумчиво проговорил Эмери. – Другое дело, что ни один из этих оркестрантов не ощущает себя творцом. Вот что плохо.
– Ты намерен научить их быть творцами? – Уида прищурилась. – А как на это посмотрит их замечательный хозяйственный господин?
– Какое мне дело до того, что подумает Гавр! – рассердился Эмери. – Мы говорим о музыке.
– Мы говорим о его крепостных людях, – резонно возразила Уида. – О том, что ты намерен научить их быть свободными в музыке.
– Мне нужно, чтобы они исполнили на празднике мое сочинение, – твердо заявил Эмери. – И они исполнят его. И это исполнение будет совершенно.
– А потом?
– Что – потом? – удивился Эмери.
– Потом, когда они вернутся к Гавру, – пояснила Уида.
– Будут хорошо играть для Гавра, только и всего, – сказал Эмери.
– Твой премудрый дядя Адобекк, помнится, говаривал: «Нет ничего хуже, чем холоп, умеющий читать или обладающий каким-нибудь талантом. Эдакая полуразвитая душа. Где свет – она уже знает, но как добраться до него – ведать не ведает, и страдает молча, как животное, голодное и раненое».
Эмери нахмурился. Кажется, нечто в таком роде дядя Адобекк действительно говорил…
Адобекк! Вот уже почти пятнадцать лет, как он безвылазно сидит у себя в замке. В эту родовую твердыню Эмери наезжал раз в два-три года – проведать дядюшку, узнать пикантные подробности о чьем-либо прошлом, спросить совета.
Тень Адобекка продолжала незримо витать над его племянниками. Ренье совершал набеги на родовое гнездо значительно реже, чем его добродетельный брат, но и он – Эмери знал об этом достоверно – заглядывал к дядюшке.
И тот, к кому относилась процитированная Уидой тирада касательно «голодного животного» – холоп, получивший образование, – неизменно следовал за дядей Адобекком. Его телохранитель, его собеседник, хранитель Адобекковой мудрости и исполнитель Адобекковых капризов. Некто рыжий по имени Радихена.
Эмери предпочитал не встречаться с Радихеной, и дядя, зная об этом, приказывал тому не показываться на глаза, пока племянник гостит в замке. Но присутствие Радихены все равно ощущалось. Некто постоянно следовал за Адобекком, куда бы тот ни пошел. Некто всегда оставался начеку и наготове.
Со свойственной ей бестактностью Уида добавила:
– Ты, конечно, помнишь этого Радихену? Парня, который зарезал любовницу моего Талиессина? Интересно, каким он теперь стал.
– По-прежнему рыжий, – буркнул Эмери. – И таскается за Адобекком, как преданная до гроба тень.
– Любопытно.
– Нет, если учесть, что Адобекк спас ему жизнь.
– О, вырвать жертву из когтистых лап моего Талиессина – задача не из легких! И все же великий Адобекк с этим справился, – проговорила Уида, странно усмехаясь. – Я должна быть благодарна Радихене. Будь Эйле жива, я была бы сейчас совсем другой. Ходила бы в темных строгих одеждах, не покидая дворца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Да, – чуть рассеянно произнес Эмери. – Они нужны мне все. Правда, не хватает нескольких нот.
Эмери метнулся к своим переносным клавикордам и проиграл десяток тактов недавно сочиненного фрагмента.
– Слышите? – обернулся он к Гавру. – Вот здесь и здесь. У вас эти ноты отсутствуют.
Гавр почувствовал себя оскорбленным.
– Как я уже говорил, – с достоинством произнес он, – я не слишком богат… Что могу себе позволить, то могу. Лично я считаю свой оркестр одним из лучших в Королевстве. Впрочем, можете поискать в другом месте.
– Зачем же в другом, если мы уже нашли? – удивился Эмери. Он не понимал причину недовольства своего собеседника. Они ведь говорят о музыке! О том, как достичь совершенства в исполнении музыки! Какие могут быть здесь личные обиды?
– А мне показалось, что вы не удовлетворены найденным, – упрямо произнес Гавр.
И тут вмешалась Уида:
– Любезный господин Гавр, мне нужен ваш оркестр, и я его забираю.
Гавр поперхнулся.
– Как? – вырвалось у него. – Я ведь только что объяснял, что они – крестьяне, им нужно работать на поле, иначе…
– Иначе – что? – прищурилась Уида.
– Да спасут меня небеса, милостивая госпожа, но если землю не обрабатывать, не будет урожая!
Как всякий лошадник, Уида с полнейшим пренебрежением относилась к проблемам землепашества. Она только рукой махнула.
– Урожай все равно будет… Не у вас, так у соседа.
И, заметив, какое лицо сделалось у бедного Гавра, рассмеялась:
– Я заранее куплю у вас урожай, хотите? – спросила она. – Заплачу за убытки. Вперед. И за найм ваших крепостных тоже. Желаете составить договор? Мой супруг регент приедет к вам, как только сможет, и вы подпишете с ним все надлежащие бумаги.
– Но как я могу быть уверен… – пробормотал, ошалев, Гавр.
Эмери напустился на него:
– Вы ставите под сомнение обещание супруги регента?
Гавр поднял глаза на придворного композитора и еле слышно ответил:
– Да.
– Я обещаю вам лично проследить за тем, чтобы она не забыла. Это вас устроит?
– Да, – с облегчением вздохнул Гавр. – Я верю, что вы не подведете. Вы – музыкант.
– Вот и сладилось, – весело объявила Уида. – Когда понадобится, за вашими людьми приедут из столицы.
– Пойду скажу им, – решил Гавр.
– Я сама.
Опередив мужчин, Уида вышла в просторный зал, где ждали музыканты. Все тринадцать человек. Уида остановилась в тени дверного проема и, никем не замеченная, осмотрела их еще раз. Огрубевшие руки, очень простая и не вполне чистая одежда. Полное отсутствие одухотворенности на лицах. Просто хозяин велел им дудеть в эти длинные трубы, вот они и дудят. А попробовали бы не дудеть! И наверняка ни один из них не слышит музыки по-настоящему.
Уида выступила из тени и предстала перед оркестрантами. Они не сразу обратили на нее внимание. Некоторые продолжали болтать между собой, двое или трое, прислонившись к стене, просто отдыхали, полузакрыв глаза.
– Эй, – негромко произнесла Уида.
Они сразу же встрепенулись, обратили к ней настороженные взгляды.
– Я – супруга регента, – сказала Уида и быстро остановила тех, кто выказал явное намерение упасть на колени. – Не королева, – пояснила она, – только супруга регента. Я нанимаю вас. Вы должны будете отправиться в столицу, как только за вами прибудет мой доверенный чиновник. Исполните симфонию на празднике Знака Королевской Руки – и можете возвращаться домой.
Они молча смотрели на нее. Эти покорные туповатые взгляды начали раздражать Уиду. Она прикрикнула:
– Ступайте и ждите, пока вас позовут! Вы едете в столицу, говорят вам!
И топнула ногой, после чего вышла из залы в гневе.
Оставшись наедине с Эмери, Уида тяжело вздохнула:
– По-моему, дело почти безнадежное. Вот проблема, с которой я прежде никогда не сталкивалась: могут ли холопы исполнять музыку.
– Музыка сама по себе освобождает, – задумчиво проговорил Эмери. – Другое дело, что ни один из этих оркестрантов не ощущает себя творцом. Вот что плохо.
– Ты намерен научить их быть творцами? – Уида прищурилась. – А как на это посмотрит их замечательный хозяйственный господин?
– Какое мне дело до того, что подумает Гавр! – рассердился Эмери. – Мы говорим о музыке.
– Мы говорим о его крепостных людях, – резонно возразила Уида. – О том, что ты намерен научить их быть свободными в музыке.
– Мне нужно, чтобы они исполнили на празднике мое сочинение, – твердо заявил Эмери. – И они исполнят его. И это исполнение будет совершенно.
– А потом?
– Что – потом? – удивился Эмери.
– Потом, когда они вернутся к Гавру, – пояснила Уида.
– Будут хорошо играть для Гавра, только и всего, – сказал Эмери.
– Твой премудрый дядя Адобекк, помнится, говаривал: «Нет ничего хуже, чем холоп, умеющий читать или обладающий каким-нибудь талантом. Эдакая полуразвитая душа. Где свет – она уже знает, но как добраться до него – ведать не ведает, и страдает молча, как животное, голодное и раненое».
Эмери нахмурился. Кажется, нечто в таком роде дядя Адобекк действительно говорил…
Адобекк! Вот уже почти пятнадцать лет, как он безвылазно сидит у себя в замке. В эту родовую твердыню Эмери наезжал раз в два-три года – проведать дядюшку, узнать пикантные подробности о чьем-либо прошлом, спросить совета.
Тень Адобекка продолжала незримо витать над его племянниками. Ренье совершал набеги на родовое гнездо значительно реже, чем его добродетельный брат, но и он – Эмери знал об этом достоверно – заглядывал к дядюшке.
И тот, к кому относилась процитированная Уидой тирада касательно «голодного животного» – холоп, получивший образование, – неизменно следовал за дядей Адобекком. Его телохранитель, его собеседник, хранитель Адобекковой мудрости и исполнитель Адобекковых капризов. Некто рыжий по имени Радихена.
Эмери предпочитал не встречаться с Радихеной, и дядя, зная об этом, приказывал тому не показываться на глаза, пока племянник гостит в замке. Но присутствие Радихены все равно ощущалось. Некто постоянно следовал за Адобекком, куда бы тот ни пошел. Некто всегда оставался начеку и наготове.
Со свойственной ей бестактностью Уида добавила:
– Ты, конечно, помнишь этого Радихену? Парня, который зарезал любовницу моего Талиессина? Интересно, каким он теперь стал.
– По-прежнему рыжий, – буркнул Эмери. – И таскается за Адобекком, как преданная до гроба тень.
– Любопытно.
– Нет, если учесть, что Адобекк спас ему жизнь.
– О, вырвать жертву из когтистых лап моего Талиессина – задача не из легких! И все же великий Адобекк с этим справился, – проговорила Уида, странно усмехаясь. – Я должна быть благодарна Радихене. Будь Эйле жива, я была бы сейчас совсем другой. Ходила бы в темных строгих одеждах, не покидая дворца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145