Здесь, в самом сердце страны, сказочный мир еще сохранился. Вы знаете, возможно, глубоко в душах людей языческие традиции засели гораздо крепче, чем христианская вера. Боюсь, что в настоящий момент в Англии, если вы захотите увидеть настоящий рождественский праздник, вам надо обратиться к последователям Джона Весли, а не к канонической церкви.
— Я уже убедился в этом, — сказал аббат сухо.
Доктор улыбнулся.
— И все же в тесном переплетении ярких красок сказочного фольклора вы можете наблюдать золотые нити, доставшиеся нам от старой католической веры. Там будут ряженые. Большие традиционные песнопения. Если все это исчезнет, это будет непоправимая потеря для Англии. Так хотите поехать со мной?
Он ожидал получить холодный, но вежливый отказ, но, к его удивлению, аббат без колебаний ответил:
— Конечно, я поеду. Я не противник народных обычаев, и у меня есть рождественский подарок для Стеллы.
В ясный искристый полдень они выехали на бричке. Том Пирс стоял на облучке.
— Сейчас еще рано, — сказал доктор, — но мы проедем на вершину холма, и вы сможете насладиться панорамой сверху.
Дорога, которая вела к холму, шла дальше к хутору Викаборо, и когда они подъезжали, аббат не смог скрыть своего восхищения красотой старого дома.
— Я всегда думал, что наши французские замки, которые еще сохранились кое-где, самые прекрасные строения в мире. Но теперь я вижу, что английские фермы и замки им не уступают, — сказал он. — Этот дом вполне достоин быть пристанищем этого сказочного ребенка — Стеллы.
Эскулап перешел с рыси на шаг, когда они подъехали к подъему, ведущему к вершине холма.
Доктор и Том Пирс соскочили с повозки и пошли рядом. Наконец они остановились у ворот, ведущих в поле, и привязали Эскулапа к ограде. Затем трое мужчин прошли немного вперед и вверх по зеленому склону и оказались на вершине. Холм имел две вершины, одна из которых заросла утесником. Возле них примостилась сторожка смотрителя. При появлении неприятеля в море зажигался костер. В него добавляли торф, чтобы долго не потухал. Таким образом, эта новость, перепрыгивая с холма на холм, вскоре облетит всю страну.
— Ты здесь, Исак? — крикнул доктор, заглядывая в деревянную дверь сторожки, но старик, который был сегодня на дежурстве, крепко спал.
— Это не важно, — улыбнулся доктор, — С двадцать первого ноября у нас нет необходимости следить за морем с вершин холмов, благодарение Богу.
— И адмиралу Нельсону, да успокоит Боже его душу, — воинственно подхватил Том Пирс.
Аббат отрешенно перекрестился, но вряд ли он внимал беседе. Он был захвачен зрелищем Англии, раскинувшейся у его ног. Лишь очень маленькой части, одной гранью страны со многими гранями, но для него сейчас, в это мгновенье, — всей Англии.
Они стояли на вершине холма. Не совсем холма — настолько он был высок по сравнению с круглыми зелеными холмиками под ним, что казалось, вздымает их очень высоко в небо. Аббат взглянул на запад, за холмы, туда, где как раз садилось позади багряных складок вересковых пустошей солнце, а потом на восток, на спокойное море. Цвета зимних лесов, полей и пашен были нежными и восхитительными в мерцающем свете — то тут, то там над редкими фермами и хижинами вился дымок и на отдаленных склонах овцы и коровы казались игрушками, расставленными для детской игры.
Несколько припозднившихся чаек летели домой к морю, и на высоких вязах кричали грачи.
Здесь не было и намека на дикую природу, на страх — никакой резкости контраста или очертаний. В этот миг было трудно осознать, что за узкой полоской моря располагается Франция, где ему пришлось столько вынести. А здесь все это время овцы спокойно щипали траву и дым очагов лениво струился в неподвижном голубом мареве.
— Должно быть, это кажется вам излишне опрятным, — проницательно заметил доктор. — Слишком ухоженным. Слишком процветающим. Вероятно, несколько самодовольным. И в глазах беженцев из Европы жители Англии, должно быть, предстают такими же.
Аббат улыбнулся:
— Видимо, да. И тем не менее, если вы и кажетесь нам иногда подобными детям, играющим в игры на своем маленьком безопасном островке, то все же добрыми, гостеприимными детьми. И хотя большинство из вас никогда не поймут сломленных взрослых, приковылявших к вам из-за моря, вы никогда не захлопните перед нами свою дверь. И у вас есть сила, к которой трудно подступиться, но она есть. Полагаю, что если бы сюда нагрянула буря, вы все повзрослели бы за одну ночь. Местами на это намекает даже пейзаж. Взгляните вон на то дерево и на те древние седые камни.
Как раз ниже находился Беверли-Хилл. Старое дерево выглядело окоченевшим и черным на фоне нежного неба, а тяжелые камни по контрасту с движущимися фигурами пасущихся овец, казалось, с непреодолимой силой впечатывались в траву.
— Мы вернемся тем путем, — предложил доктор, — пока Том спустится на бричке по дороге.
Они сошли по зеленому склону и поравнялись с тисовым деревом. Аббат ничего не сказал, но постоял минутку, внимая очарованию этого места; его лицо было отрешенным, словно он прислушивался к отдаленному призыву охотничьего рога или барабанному бою. Доктор улыбнулся — для него это всегда было всего лишь барабанным боем.
— Наши тисы достигают приличного возраста, — пояснил он. — Хотя думаю, что этому исполнилось не более пары веков. И они всегда были священными. Сначала для друидов, а затем и для христиан.
— И везде эта геральдическая лилия, — рассеянно сказал аббат, наклонившись. — В часовне Св. Михаила, на могилах церковного двора, и здесь, на этом камне.
— Вы очень наблюдательны, — восхитился доктор. — Я впервые заметил этот знак лишь на днях. Но разве это геральдическая лилия? Я думал, что это распускающаяся гентианская… Вы опять прислушиваетесь. Вы это слышите?
— Да, — сказал аббат.
2
А тем временем Стелла и Ходж сидели возле старины Сола в уголке, у очага на кухне Викаборо. И Стелла занималась вышиванием по канве. Теперь Сол больше никогда не покидал этого уголка, разве только когда ложился спать. Во время недавней холодной мокрой погоды он вдруг быстро и окончательно поддался своей немощи — старость свалила его, как буря валит старое искривленное дерево. Он не мог ни подняться, ни сесть без посторонней помощи, и отец Спригг переносил его наверх, в постель, на руках, как ребенка. Доктор Крэйн сказал, что старик уже никогда не поправится; судя по всему, Солу гораздо больше восьмидесяти. Отец и матушка Спригг философски восприняли это сообщение и наняли нового пахаря, а теперь ухаживали за Солом, как ухаживали бы за старым преданным псом, одряхлевшим у них на службе. Они были добры, сожалели, что он заболел, но все это было естественным ходом вещей, и они не слишком терзали себя по этому поводу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
— Я уже убедился в этом, — сказал аббат сухо.
Доктор улыбнулся.
— И все же в тесном переплетении ярких красок сказочного фольклора вы можете наблюдать золотые нити, доставшиеся нам от старой католической веры. Там будут ряженые. Большие традиционные песнопения. Если все это исчезнет, это будет непоправимая потеря для Англии. Так хотите поехать со мной?
Он ожидал получить холодный, но вежливый отказ, но, к его удивлению, аббат без колебаний ответил:
— Конечно, я поеду. Я не противник народных обычаев, и у меня есть рождественский подарок для Стеллы.
В ясный искристый полдень они выехали на бричке. Том Пирс стоял на облучке.
— Сейчас еще рано, — сказал доктор, — но мы проедем на вершину холма, и вы сможете насладиться панорамой сверху.
Дорога, которая вела к холму, шла дальше к хутору Викаборо, и когда они подъезжали, аббат не смог скрыть своего восхищения красотой старого дома.
— Я всегда думал, что наши французские замки, которые еще сохранились кое-где, самые прекрасные строения в мире. Но теперь я вижу, что английские фермы и замки им не уступают, — сказал он. — Этот дом вполне достоин быть пристанищем этого сказочного ребенка — Стеллы.
Эскулап перешел с рыси на шаг, когда они подъехали к подъему, ведущему к вершине холма.
Доктор и Том Пирс соскочили с повозки и пошли рядом. Наконец они остановились у ворот, ведущих в поле, и привязали Эскулапа к ограде. Затем трое мужчин прошли немного вперед и вверх по зеленому склону и оказались на вершине. Холм имел две вершины, одна из которых заросла утесником. Возле них примостилась сторожка смотрителя. При появлении неприятеля в море зажигался костер. В него добавляли торф, чтобы долго не потухал. Таким образом, эта новость, перепрыгивая с холма на холм, вскоре облетит всю страну.
— Ты здесь, Исак? — крикнул доктор, заглядывая в деревянную дверь сторожки, но старик, который был сегодня на дежурстве, крепко спал.
— Это не важно, — улыбнулся доктор, — С двадцать первого ноября у нас нет необходимости следить за морем с вершин холмов, благодарение Богу.
— И адмиралу Нельсону, да успокоит Боже его душу, — воинственно подхватил Том Пирс.
Аббат отрешенно перекрестился, но вряд ли он внимал беседе. Он был захвачен зрелищем Англии, раскинувшейся у его ног. Лишь очень маленькой части, одной гранью страны со многими гранями, но для него сейчас, в это мгновенье, — всей Англии.
Они стояли на вершине холма. Не совсем холма — настолько он был высок по сравнению с круглыми зелеными холмиками под ним, что казалось, вздымает их очень высоко в небо. Аббат взглянул на запад, за холмы, туда, где как раз садилось позади багряных складок вересковых пустошей солнце, а потом на восток, на спокойное море. Цвета зимних лесов, полей и пашен были нежными и восхитительными в мерцающем свете — то тут, то там над редкими фермами и хижинами вился дымок и на отдаленных склонах овцы и коровы казались игрушками, расставленными для детской игры.
Несколько припозднившихся чаек летели домой к морю, и на высоких вязах кричали грачи.
Здесь не было и намека на дикую природу, на страх — никакой резкости контраста или очертаний. В этот миг было трудно осознать, что за узкой полоской моря располагается Франция, где ему пришлось столько вынести. А здесь все это время овцы спокойно щипали траву и дым очагов лениво струился в неподвижном голубом мареве.
— Должно быть, это кажется вам излишне опрятным, — проницательно заметил доктор. — Слишком ухоженным. Слишком процветающим. Вероятно, несколько самодовольным. И в глазах беженцев из Европы жители Англии, должно быть, предстают такими же.
Аббат улыбнулся:
— Видимо, да. И тем не менее, если вы и кажетесь нам иногда подобными детям, играющим в игры на своем маленьком безопасном островке, то все же добрыми, гостеприимными детьми. И хотя большинство из вас никогда не поймут сломленных взрослых, приковылявших к вам из-за моря, вы никогда не захлопните перед нами свою дверь. И у вас есть сила, к которой трудно подступиться, но она есть. Полагаю, что если бы сюда нагрянула буря, вы все повзрослели бы за одну ночь. Местами на это намекает даже пейзаж. Взгляните вон на то дерево и на те древние седые камни.
Как раз ниже находился Беверли-Хилл. Старое дерево выглядело окоченевшим и черным на фоне нежного неба, а тяжелые камни по контрасту с движущимися фигурами пасущихся овец, казалось, с непреодолимой силой впечатывались в траву.
— Мы вернемся тем путем, — предложил доктор, — пока Том спустится на бричке по дороге.
Они сошли по зеленому склону и поравнялись с тисовым деревом. Аббат ничего не сказал, но постоял минутку, внимая очарованию этого места; его лицо было отрешенным, словно он прислушивался к отдаленному призыву охотничьего рога или барабанному бою. Доктор улыбнулся — для него это всегда было всего лишь барабанным боем.
— Наши тисы достигают приличного возраста, — пояснил он. — Хотя думаю, что этому исполнилось не более пары веков. И они всегда были священными. Сначала для друидов, а затем и для христиан.
— И везде эта геральдическая лилия, — рассеянно сказал аббат, наклонившись. — В часовне Св. Михаила, на могилах церковного двора, и здесь, на этом камне.
— Вы очень наблюдательны, — восхитился доктор. — Я впервые заметил этот знак лишь на днях. Но разве это геральдическая лилия? Я думал, что это распускающаяся гентианская… Вы опять прислушиваетесь. Вы это слышите?
— Да, — сказал аббат.
2
А тем временем Стелла и Ходж сидели возле старины Сола в уголке, у очага на кухне Викаборо. И Стелла занималась вышиванием по канве. Теперь Сол больше никогда не покидал этого уголка, разве только когда ложился спать. Во время недавней холодной мокрой погоды он вдруг быстро и окончательно поддался своей немощи — старость свалила его, как буря валит старое искривленное дерево. Он не мог ни подняться, ни сесть без посторонней помощи, и отец Спригг переносил его наверх, в постель, на руках, как ребенка. Доктор Крэйн сказал, что старик уже никогда не поправится; судя по всему, Солу гораздо больше восьмидесяти. Отец и матушка Спригг философски восприняли это сообщение и наняли нового пахаря, а теперь ухаживали за Солом, как ухаживали бы за старым преданным псом, одряхлевшим у них на службе. Они были добры, сожалели, что он заболел, но все это было естественным ходом вещей, и они не слишком терзали себя по этому поводу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126