До скорой встречи, милая дама!
День уходил в оранжевом неистовстве заката за холмами Сен-Клу, где легкий бриз неторопливо вращал крылья ветряных мельниц. На променаде Лоншана было очень людно, целый сверкающий мир блестящих красивых всадников, светлых туалетов и разноцветных мундиров. Здесь можно было увидеть только пышные перья, кружева, драгоценности и позолоту в этот предвечерний час, когда хорошим тоном считалось показаться в бесконечных вереницах экипажей, которые шагом поднимались или спускались, часто часов до 11 вечера, по длинной аллее, как вошло в моду у старинных богатых посетительниц аббатства Лоншан, смазливых кокеток и певичек в царствование Людовика XVI и пользовалось не меньшей популярностью у щеголих Директории после революционных мук.
Вечер был такой приятный, что Марианна решила продлить удовольствие и возвращаться домой не спеша. Она сегодня обновила сюрприз Аркадиуса к ее возвращению: новый экипаж — открытую коляску, заказанную им у каретника Келлера. С ее зелеными бархатными подушками и сверкающей медью коляска выглядела роскошной и оказалась очень удобной. Многие поглядывали на великолепный экипаж и ту, кто его занимал: женщины с любопытством, мужчины с видимым восхищением, вызванным как полулежавшей на подушках очаровательной молодой женщиной, так и четверкой белоснежных липицанов, которыми уверенно управлял надутый от гордости в новой, черной с золотом ливрее Гракх. Некоторые гуляющие, узнав Марианну, адресовали ей поклоны или улыбки. Среди них были м-м Рекамье, баронесса де Жокур, графиня Кильманзег и княгиня де Талейран, которая, встретив ее карету, бурно приветствовала ее с видом собственницы. Очевидно, сиятельная дама считала себя в какой-то мере первооткрывательницей этой новой звезды высшего парижского общества. Некоторые мужчины подъезжали, чтобы, сняв шляпу, поцеловать ей руку, в то время как их лошади шли вплотную к коляске, но у Марианны не было желания вести праздные разговоры, и она ограничивалась улыбкой, приветливым словом и не удерживала их, даже красавца князя Понятовского, готового повернуть обратно, чтобы сопровождать ее, несмотря на то что он ехал в Сен-Клу, где его ждал император. Она предпочла отдаться убаюкивающему покачиванию коляски, вдыхая тепловатый воздух, напоенный сладким ароматом цветущих акаций и каштанов. Ее равнодушный взгляд скользил по пестрому потоку, оживляясь, увидев знакомое лицо.
Однако когда движение было приостановлено людьми князя Камбасерес, сияющего в своем обычном раззолоченном одеянии, над которым возвышались тройной подбородок старого бонвивана и напудренный парик 1780 года, чтобы сделать проход для их хозяина, внимание Марианны остановилось на одном всаднике, который резко выделялся среди всей этой блестящей толпы. Не столько, впрочем, костюмом, сколько характерной примечательностью лица и всего его облика. Он приближался по боковой аллее, уверенно управляя красивым золотистым гнедым, приветствуя улыбавшихся ему многочисленных женщин, и образовавшийся затор, похоже, ничуть его не беспокоил.
По обтягивавшему торс темно-зеленому мундиру с красными нашивками, по украшавшему высокий воротник кресту Святого Александра и особой форме большой черной треуголки с султаном из перьев Марианна догадалась, несмотря на алевший на его груди крест Почетного легиона, что это русский офицер. Без сомнения, это был один из атташе царского посла, старого князя Куракина, которого она часто встречала у Талейрана. Но этого офицера она никогда не видела, тогда как лица других, таких как Нессельроде или Румянцев, были ей уже знакомы. Это же лицо запоминалось с первого взгляда.
Прежде всего он был превосходным кавалеристом. Это чувствовалось по той легкости, с какой он сидел в седле, своеобразному изяществу, не исключавшему, однако, силы, и по совершенным линиям мускулистых ног, обтянутых белой кожей лосин. Фигура его также была весьма примечательной: очень широкие плечи и узкая талия. Но самым необычным казалось его лицо блондина с тонкими бакенбардами, торчавшими на щеках, словно золотые стружки, со строгими чертами греческой статуи, но с чуть раскосыми, дикими, ярко-зелеными глазами, выдававшими азиатскую кровь. Было что-то татарское в этом человеке, который по мере приближения к коляске все больше замедлял ход своего коня…
Он кончил тем, что полностью остановился в нескольких шагах от Марианны, но… только для того, чтобы уделить внимание ее лошадям. Он внимательно осмотрел каждую в отдельности от ушей до хвоста, немного отступил, чтобы полюбоваться всей упряжкой, снова приблизился… Марианна подумала, что он даже спешится, чтобы поближе рассмотреть их, когда его взгляд упал на молодую женщину. И снова начались» смотрины «.
Словно влитый в седло, метрах в двух от Марианны, офицер стал разглядывать ее с вниманием энтомолога, открывшего редкое насекомое. Его дерзкий оценивающий взгляд перешел с густых темных волос к лицу, уже окрасившемуся негодованием, затем к гибкой колонне шеи, к плечам и груди, немедленно закрытой черно-золотым кашемиром. Возмущенная, с неприятным ощущением выставленной на продажу рабыни, она испепелила взглядом грубияна; но, погруженный в созерцание, он, похоже, и не заметил этого. Более того, он достал из кармана монокль и вставил его в глаз, чтобы восхищаться с большим удобством.
Марианна быстро нагнулась вперед и кончиком зонтика коснулась плеча Гракха.
— Делай что хочешь, — сказала она ему, — но уедем отсюда! Видимо, этот субъект решил торчать здесь до Страшного суд».
Юный кучер бросил взгляд на незнакомца и рассмеялся.
— Видать, у вашего светлейшего сиятельства появился новый поклонник! Посмотрим, что я смогу сделать. Впрочем, похоже, что мы сейчас поедем.
Действительно, длинная шеренга карет пришла в движение. Гракх стронул лошадей, но русский офицер остался на месте. Он только повернулся слегка в седле, не спуская глаз с кареты и ее хозяйки. Тогда разъяренная Марианна бросила ему: , — Наглец!
— — Не надо сердиться, госпожа княгиня! — заметил Гракх. — Это русский, и всем известно, что русские не знают правил. Они дикари! Этот, наверно, не свяжет трех слов по — французски. И он просто не может показать иначе, как вы ему понравились.
Марианна ничего не ответила. Офицер, безусловно, говорил по-французски. Изучение этого языка было обязательной частью воспитания для русского дворянства, а он явно родился не в дымной избе. В нем чувствовалась порода, хотя его поведение не делало чести его воспитанию. В конце концов, главное заключалось в том, чтобы избавиться от него.
Хорошо еще, что он ехал в противоположном направлении.
Но когда ее коляска проехала под шедевром Кусту — трехарочной решеткой, представлявшей ворота Майо и открывавшей ограду Булонского леса, она услышала голос Гракха, спокойно объявившего, что русский офицер по-прежнему здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
День уходил в оранжевом неистовстве заката за холмами Сен-Клу, где легкий бриз неторопливо вращал крылья ветряных мельниц. На променаде Лоншана было очень людно, целый сверкающий мир блестящих красивых всадников, светлых туалетов и разноцветных мундиров. Здесь можно было увидеть только пышные перья, кружева, драгоценности и позолоту в этот предвечерний час, когда хорошим тоном считалось показаться в бесконечных вереницах экипажей, которые шагом поднимались или спускались, часто часов до 11 вечера, по длинной аллее, как вошло в моду у старинных богатых посетительниц аббатства Лоншан, смазливых кокеток и певичек в царствование Людовика XVI и пользовалось не меньшей популярностью у щеголих Директории после революционных мук.
Вечер был такой приятный, что Марианна решила продлить удовольствие и возвращаться домой не спеша. Она сегодня обновила сюрприз Аркадиуса к ее возвращению: новый экипаж — открытую коляску, заказанную им у каретника Келлера. С ее зелеными бархатными подушками и сверкающей медью коляска выглядела роскошной и оказалась очень удобной. Многие поглядывали на великолепный экипаж и ту, кто его занимал: женщины с любопытством, мужчины с видимым восхищением, вызванным как полулежавшей на подушках очаровательной молодой женщиной, так и четверкой белоснежных липицанов, которыми уверенно управлял надутый от гордости в новой, черной с золотом ливрее Гракх. Некоторые гуляющие, узнав Марианну, адресовали ей поклоны или улыбки. Среди них были м-м Рекамье, баронесса де Жокур, графиня Кильманзег и княгиня де Талейран, которая, встретив ее карету, бурно приветствовала ее с видом собственницы. Очевидно, сиятельная дама считала себя в какой-то мере первооткрывательницей этой новой звезды высшего парижского общества. Некоторые мужчины подъезжали, чтобы, сняв шляпу, поцеловать ей руку, в то время как их лошади шли вплотную к коляске, но у Марианны не было желания вести праздные разговоры, и она ограничивалась улыбкой, приветливым словом и не удерживала их, даже красавца князя Понятовского, готового повернуть обратно, чтобы сопровождать ее, несмотря на то что он ехал в Сен-Клу, где его ждал император. Она предпочла отдаться убаюкивающему покачиванию коляски, вдыхая тепловатый воздух, напоенный сладким ароматом цветущих акаций и каштанов. Ее равнодушный взгляд скользил по пестрому потоку, оживляясь, увидев знакомое лицо.
Однако когда движение было приостановлено людьми князя Камбасерес, сияющего в своем обычном раззолоченном одеянии, над которым возвышались тройной подбородок старого бонвивана и напудренный парик 1780 года, чтобы сделать проход для их хозяина, внимание Марианны остановилось на одном всаднике, который резко выделялся среди всей этой блестящей толпы. Не столько, впрочем, костюмом, сколько характерной примечательностью лица и всего его облика. Он приближался по боковой аллее, уверенно управляя красивым золотистым гнедым, приветствуя улыбавшихся ему многочисленных женщин, и образовавшийся затор, похоже, ничуть его не беспокоил.
По обтягивавшему торс темно-зеленому мундиру с красными нашивками, по украшавшему высокий воротник кресту Святого Александра и особой форме большой черной треуголки с султаном из перьев Марианна догадалась, несмотря на алевший на его груди крест Почетного легиона, что это русский офицер. Без сомнения, это был один из атташе царского посла, старого князя Куракина, которого она часто встречала у Талейрана. Но этого офицера она никогда не видела, тогда как лица других, таких как Нессельроде или Румянцев, были ей уже знакомы. Это же лицо запоминалось с первого взгляда.
Прежде всего он был превосходным кавалеристом. Это чувствовалось по той легкости, с какой он сидел в седле, своеобразному изяществу, не исключавшему, однако, силы, и по совершенным линиям мускулистых ног, обтянутых белой кожей лосин. Фигура его также была весьма примечательной: очень широкие плечи и узкая талия. Но самым необычным казалось его лицо блондина с тонкими бакенбардами, торчавшими на щеках, словно золотые стружки, со строгими чертами греческой статуи, но с чуть раскосыми, дикими, ярко-зелеными глазами, выдававшими азиатскую кровь. Было что-то татарское в этом человеке, который по мере приближения к коляске все больше замедлял ход своего коня…
Он кончил тем, что полностью остановился в нескольких шагах от Марианны, но… только для того, чтобы уделить внимание ее лошадям. Он внимательно осмотрел каждую в отдельности от ушей до хвоста, немного отступил, чтобы полюбоваться всей упряжкой, снова приблизился… Марианна подумала, что он даже спешится, чтобы поближе рассмотреть их, когда его взгляд упал на молодую женщину. И снова начались» смотрины «.
Словно влитый в седло, метрах в двух от Марианны, офицер стал разглядывать ее с вниманием энтомолога, открывшего редкое насекомое. Его дерзкий оценивающий взгляд перешел с густых темных волос к лицу, уже окрасившемуся негодованием, затем к гибкой колонне шеи, к плечам и груди, немедленно закрытой черно-золотым кашемиром. Возмущенная, с неприятным ощущением выставленной на продажу рабыни, она испепелила взглядом грубияна; но, погруженный в созерцание, он, похоже, и не заметил этого. Более того, он достал из кармана монокль и вставил его в глаз, чтобы восхищаться с большим удобством.
Марианна быстро нагнулась вперед и кончиком зонтика коснулась плеча Гракха.
— Делай что хочешь, — сказала она ему, — но уедем отсюда! Видимо, этот субъект решил торчать здесь до Страшного суд».
Юный кучер бросил взгляд на незнакомца и рассмеялся.
— Видать, у вашего светлейшего сиятельства появился новый поклонник! Посмотрим, что я смогу сделать. Впрочем, похоже, что мы сейчас поедем.
Действительно, длинная шеренга карет пришла в движение. Гракх стронул лошадей, но русский офицер остался на месте. Он только повернулся слегка в седле, не спуская глаз с кареты и ее хозяйки. Тогда разъяренная Марианна бросила ему: , — Наглец!
— — Не надо сердиться, госпожа княгиня! — заметил Гракх. — Это русский, и всем известно, что русские не знают правил. Они дикари! Этот, наверно, не свяжет трех слов по — французски. И он просто не может показать иначе, как вы ему понравились.
Марианна ничего не ответила. Офицер, безусловно, говорил по-французски. Изучение этого языка было обязательной частью воспитания для русского дворянства, а он явно родился не в дымной избе. В нем чувствовалась порода, хотя его поведение не делало чести его воспитанию. В конце концов, главное заключалось в том, чтобы избавиться от него.
Хорошо еще, что он ехал в противоположном направлении.
Но когда ее коляска проехала под шедевром Кусту — трехарочной решеткой, представлявшей ворота Майо и открывавшей ограду Булонского леса, она услышала голос Гракха, спокойно объявившего, что русский офицер по-прежнему здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88