— Дуэль? Что это вам вздумалось, бригадир? Мы с другом просто отрабатывали некоторые приемы, ничего больше.
— В четыре часа утра? И перед дамой, которая, судя по ее виду, не находит это таким забавным? — сказал, бригадир, поднимая глаза к растерявшейся Марианне.
Она очень быстро сообразила, что прибытие жандармов представляет собой подлинную катастрофу: дуэль у нее, ночью, между Чернышевым и Фурнье, после того, что уже произошло в театре, — это обеспеченный скандал, гнев императора, строго следящего за респектабельностью своего окружения с тех пор, как женился на эрцгерцогине, суровое наказание виновных и окончательно испорченная репутация Марианны. Не считая того, что участие русского в этом деле, царского курьера, грозило дипломатическими осложнениями.
Необходимо попытаться уладить это, и немедленно! И поскольку бригадир, спрыгнув наконец со стены, потребовал от соперников следовать за ним в ближайший комиссариат полиции, она окликнула его:
— Минутку, бригадир! Я спускаюсь! Нам удобней будет поговорить в салоне.
— Я не вижу, о чем мы можем говорить, сударыня.
Дуэли официально запрещены. И к несчастью для этих господ, делая обход, мы услышали звон оружия. Дело ясное!
— Может быть, меньше, чем вы думаете! Но все-таки окажите любезность выслушать меня. К тому же необходимо открыть выход, если вы не собираетесь увести этих господ, снова перебираясь через стену.
Спускаясь по лестнице так быстро, как позволял ожог на бедре, Марианна старалась что — нибудь придумать. Очевидно, бригадир не поверил довольно наивному объяснению Фурнье. Надо найти другой выход, но Марианне трудно было изменить ход мыслей, полностью занятых Язоном и угрожавшей ему опасностью. Она сгорала от желания мчаться к нему и предупредить, а эта глупая история с дуэлью задерживала ее и бог знает на сколько времени!
Когда она вышла в сад, ночь уже не была такой темной, на горизонте появилась светлая полоса, а схватка между жандармами и правонарушителями разгоралась. Фурнье отчаянно вырывался из рук двоих представителей порядка, которые никак не могли с ним справиться, в то время как бригадир прилагал трогательные усилия, пытаясь одолеть стену, что при отсутствии лошади, помогшей в первом случае, оказалось слишком трудным для человека его комплекции, да еще обутого в огромные сапоги… Чернышев исчез, и с улицы доносился затихающий стук копыт…
Видя бесплодность своих усилий, бригадир вернулся к Фурнье, который продолжал оказывать доблестное сопротивление. Жандарм кипел от ярости.
— Хватит утруждаться! Ваш сообщник уже далеко! Но мы найдем его, а что касается вас, парень, вы расплатитесь за обоих!
— Я вам не парень! — взорвался Фурнье. — Я генерал Фурнье-Сарловез и буду вам признателен, если вы запомните это!
— Извините, мой генерал, я не мог знать! Но, к моему величайшему сожалению, вы все равно остаетесь моим пленником! Я предпочел бы задержать другого и не могу попять, почему вы облегчили ему бегство, внезапно бросившись на моих людей.
Фурнье насмешливо улыбнулся жандарму:
— Я же сказал, что это мой друг! Почему вы не хотите мне поверить?
— Потому что вы не решитесь дать честное слово офицера, что не дрались на дуэли, мой генерал!
Фурнье промолчал. Марианна решила, что пришла пора вмешаться ей. Она взяла бригадира за руку.
— А если я попрошу вас, сударь, сделать вид, что ничего не произошло? Я — княгиня Сант'Анна, верный друг императора. Мы в самых лучших отношениях с герцогом де Ровиго, — добавила она, вспомнив приглашение Савари, — к тому же ведь нет ни убитых, ни раненых. Мы могли бы…
— Тысяча сожалений, госпожа княгиня, но я вынужден исполнить мой долг. Кроме того, что мои люди не поймут и я вынужден буду убеждать их сомнительными доказательствами, я не хотел бы разделить судьбу одного из моих коллег, который в подобной ситуации проявил снисходительность…
Об этом стало известно, и он был разжалован. Господин герцог де Ровиго проявляет в вопросах дисциплины неумолимую строгость. Но… ведь это не секрет для госпожи княгини, раз она хорошо знает его! Мой генерал, вы готовы следовать за мной?
Не желая признать себя побежденной, Марианна хотела продолжить уговоры и, может быть, допустила бы большую глупость, предложив этому человеку деньги, ибо была в отчаянии при мысли, что генерал снова попадет в тюрьму за то, что защитил ее. Фурнье догадался о ее намерении и вмешался.
— Я следую за вами! — сказал он громко, затем тише, обернувшись к Марианне:
— Не волнуйтесь, княгиня! Я не первый раз дерусь на дуэли, и император хорошо знает меня.
Я предпочел позволить убежать казаку. С ним дело приняло бы совсем нежелательную окраску. В худшем случае я отделаюсь несколькими днями тюрьмы и кратким отдыхом в моем милом Сарла.
Марианна обладала слишком тонким слухом, чтобы не уловить легкое сожаление, звучавшее в голосе гусара. Сарла, может быть, и таил для него прелесть родного края, но это значило также и бездействие, удаление от полей сражений, для которых он был создан и на которые он вот-вот должен был попасть в Испании, если бы не эта глупая история. Конечно, Марианна вспомнила также и о том, что ей рассказывал Жан Ледрю об ужасах безнадежной войны в той стране, но она знала, что никакие испытания не могли охладить пыл первого рубаки империи, а, наоборот, только подогрели бы его непреодолимую страсть к битвам.
Непроизвольно она протянула ему руки.
— Я постараюсь увидеть императора»— пообещала она. — Я расскажу ему, что произошло и чем я вам обязана.
Он поймет. Я также поставлю в известность Фортюнэ. Но я спрашиваю себя: поймет ли она все это правильно?
— Если бы дело шло о другой женщине — безусловно, нет! — смеясь, сказал Фурнье. — Но в этом случае она не только поймет, но и одобрит мои действия. Благодарю за обещанную вами протекцию. Возможно, я буду в ней нуждаться.
— Это я должна благодарить вас!..
Несколько минут спустя Фурнье-Сарловез, засунув руки в карманы, переступил порог особняка д'Ассельна под изумленным и возмущенным взглядом мажордома Жерома, который, еще не совсем очнувшись от сна, с каким-то священным трепетом поглядывал на жандармов. Один из них привел оставленную Фурнье на улице лошадь. Генерал так непринужденно вскочил в седло, словно собирался на парад, затем кончиками пальцев послал воздушный поцелуй наблюдавшей за его отъездом Марианне.
— До свидания, княгиня! И особенно не огорчайтесь.
Вы не представляете себе, как опьяняет сознание, что идешь в тюрьму ради такой прекрасной женщины!
Небольшая группа удалялась навстречу рождающемуся дню. Заря заиграла розовыми бликами на белых камнях дома, а из соседних садов вместе с первым пением птиц распространялась свежесть и легкая дымка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88