Я - Эвелина Барк, журналистка, а это - сэр Генри Марккрайт, лейтенант воздушного флота… - она смолкает, выжидательно глядя на меня.
В свою очередь представляюсь и я, раскланиваясь с офицером и его дамой.
- А теперь прошу вас, полковник, передайте этим господам, что я хочу купить у них шкуру, она очень подойдет к коврам моей гостиной.
Я перевожу озадаченно слушающим меня охотникам. Продажа шкуры, по-видимому, не входит в их планы, помолчав, они вполголоса советуются между собой о цене. Добровольные помощники из толпы громко подают голоса:
- Бери побольше, не жалей этих иностранцев…
- У них риалы мешками лежат… - просовывая голову между спорящими охотниками, шепчет один из толпы.
- Проси двести туманов, - возбужденно кричит второй.
- Триста! Разве за двести найдешь такую! - убежденно говорит какой-то зевака и, восхищенно чмокая губами, гладит шкуру зверя.
- О чем они так галдят? - спрашивает англичанка.
- Боятся продешевить, никак не найдут сходную цену.
- Пятьдесят туманов, - вдруг неуверенно говорит старший из охотников и вопросительно смотрит на меня.
Я перевожу его слова.
- Только-то? Да у нас за такую сумму я бы не купила шкурки порядочной кошки, - смеется дама и, вынув из перламутрового кошелька деньги, отдает ошалевшему от удивления, приготовившемуся к долгому спору и торговле охотнику.
- Ах, пах-пах! - с сожалением качает головой один из советчиков. - Ай, дурная голова, чего спешил! Говорил тебе, проси триста… Ищи теперь второй раз такого счастья…
Солдат, провожавший даму, перебрасывает через плечо тяжелую шкуру тигра с оскаленной мордой и под смех и улюлюканье толпы несет ее к выходу, где на площади ждет даму ее экипаж.
- Вы позволите, полковник, еще немного воспользоваться вашей любезностью? Здесь, на Востоке, европейцы должны помогать друг другу.
- Я к вашим услугам, мадам, - говорю я, к своему удивлению не видя возле себя Сеоева.
Голос у женщины приятный, грудной и, кажется, тот самый, который так недавно я слышал в Баку и затем на палубе нашего парохода. Я не ошибаюсь, я мог бы отличить его из тысячи других женских голосов. Мы идем мимо торговцев, истошными криками расхваливающих свой товар.
- Хурма! Ах, пах-пах!.. Вот хурма, так хурма! Сам английский шах не сдал такой… Да я ему, неверной собаке, ни за какие деньги и не отдам ее, а вам, правоверные, только за два шая, только за два шая!.. - размахивая руками, кричит торговец фруктами.
- Какая забавная фигура, - указывая на продавца хурмы, говорит дама. - Переведите, пожалуйста, что он говорит.
Я слегка замялся, желая смягчить фразу, так красочно сказанную иранцем.
- Не стесняйтесь. На Востоке я научилась слышать самые разнообразные выражения, - заметя мое смущение, говорит спутница. - Все это забавно и интересно. Я, правда, и раньше бывала в Багдаде и Бомбее, но здесь впервые, и этот Восток очень отличается от Месопотамии и Индии, - внимательно разглядывая ряды, рассказывает дама. - Ведь сюда я приехала не через Багдад или Мохаммеру, а из… - она смеется, - Баку. Да, да, из вашей страны. Я была больше десяти дней в Москве и уж оттуда выехала в Тегеран.
Я не ошибся, это была она. Ее простые правдивые слова несколько успокоили меня.
Журналистка очень красива, ей, наверно, не больше 32 - 33 лет. Она белокура, чуточку полна, на щеке крохотная, изящная родинка. Кожа ее белая, оттененная золотистой копной волос.
Лейтенант молчалив, учтив и скучен, во всяком случае, кроме двух-трех банальных фраз, он не сказал ничего.
- Так переведите, пожалуйста, что он говорит, - просит дама.
Я перевожу. Она звонко смеется, а ее молчаливый спутник воинственно поводит глазами в сторону продолжающего расхваливать свой товар продавца.
- Я немедленно же запишу эту превосходную фразу, - смеясь говорит дама и, достав маленькую записную книжку, что-то пишет, потом небрежно кладет книжку в боковой карманчик своего тонкого шелкового плаща-накидки.
Мы с трудом выбираемся к одному из выходов на площадь. Здесь дама и ее кавалер благодарят меня, прощаясь со мной. В стороне, у фонтана, стоит небольшой автомобиль. При виде моих спутников шофер дает сигнал и медленно едет навстречу.
- Еще раз благодарю вас, сэр, и уверена, что встретимся вскоре, ведь Тегеран невелик, а европейцев в нем не так уж много. Во всяком случае в четверг от трех до четырех часов дня я дома и буду рада видеть вас у себя, - и она протягивает мне маленькую изящную визитную карточку с приписанным ниже от руки адресом.
Мои неожиданные знакомые уехали. Я иду обратно к базару. Неожиданное исчезновение Сеоева удивляет меня. Всегда такой точный и исполнительный, он непонятно как затерялся в толпе именно в тот момент, когда был особенно нужен мне.
Я снова вхожу в крытый рынок. Ко мне, запыхавшись, подбегает с радостными, сияющими глазами иранец. Он низко кланяется и, вытаскивая из-под полы своего аба изящную с золотым обрезом и перламутровым тиснением маленькую записную книжку, говорит:
- Саиб серхенг (господин полковник). По милости аллаха я нашел утерянную ханум вещь и поспешил за вами. Другие люди спрятали бы находку, но я, ага, честный человек и как можно скорее побежал искать вас. - Он улыбается жалкой, просящей улыбкой.
Я беру книжку и, достав пять риалов, отдаю их иранцу.
- Да не уменьшится тень ваша на земле, дорогой саиб, раб ваш всегда будет помнить о щедрости господина, - витиевато, старинной фразой отвечает бедняк и, еще раз поклонившись, исчезает в толпе ротозеев, окруживших и слушающих нас.
Спрятав находку в карман, я иду дальше, и в ту же секунду вижу Сеоева, энергично шагающего навстречу. Великан продирается сквозь толпу пешеходов, словно по дремучему кустарнику. Люди отодвигаются, сторонятся и отступают, пропуская сержанта.
- Куда вы исчезли, Сеоев, я прямо не пойму, как это случилось? - спрашиваю я.
- Надо было, товарищ полковник, - оглядывая прохожих, вполголоса говорит он. - Пойдемте к выходу, мне надо поговорить с вами.
По его тону, быстрым наблюдающим взглядам и строгому, деловому тону голоса я понимаю, что сержант чем-то взволнован.
Первым попавшим переулком мы выходим из-под сводов базара на воздух. Сеоев оглядывается и потом тихо говорит:
- Товарищ полковник, вы знали раньше эту женщину, которая заговорила с вами?
- Нет, а что?
- Почему она обратилась к вам по-английски? О чем она просила вас? - все тем же тоном продолжает сержант.
- Она хотела купить тигровую шкуру у охотников и, не зная персидского языка, случайно обратилась ко мне.
- »Случайно», - повторяет Сеоев. - Товарищ полковник, она лучше меня знает по-фарсидски, и, кроме того, она говорит по-русски не хуже вас.
- Как… и по-русски?
- Точно! Я ее встречал еще три года назад в Багдаде и Мохаммере, а в Тегеране она жила несколько месяцев перед самой войной с немцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
В свою очередь представляюсь и я, раскланиваясь с офицером и его дамой.
- А теперь прошу вас, полковник, передайте этим господам, что я хочу купить у них шкуру, она очень подойдет к коврам моей гостиной.
Я перевожу озадаченно слушающим меня охотникам. Продажа шкуры, по-видимому, не входит в их планы, помолчав, они вполголоса советуются между собой о цене. Добровольные помощники из толпы громко подают голоса:
- Бери побольше, не жалей этих иностранцев…
- У них риалы мешками лежат… - просовывая голову между спорящими охотниками, шепчет один из толпы.
- Проси двести туманов, - возбужденно кричит второй.
- Триста! Разве за двести найдешь такую! - убежденно говорит какой-то зевака и, восхищенно чмокая губами, гладит шкуру зверя.
- О чем они так галдят? - спрашивает англичанка.
- Боятся продешевить, никак не найдут сходную цену.
- Пятьдесят туманов, - вдруг неуверенно говорит старший из охотников и вопросительно смотрит на меня.
Я перевожу его слова.
- Только-то? Да у нас за такую сумму я бы не купила шкурки порядочной кошки, - смеется дама и, вынув из перламутрового кошелька деньги, отдает ошалевшему от удивления, приготовившемуся к долгому спору и торговле охотнику.
- Ах, пах-пах! - с сожалением качает головой один из советчиков. - Ай, дурная голова, чего спешил! Говорил тебе, проси триста… Ищи теперь второй раз такого счастья…
Солдат, провожавший даму, перебрасывает через плечо тяжелую шкуру тигра с оскаленной мордой и под смех и улюлюканье толпы несет ее к выходу, где на площади ждет даму ее экипаж.
- Вы позволите, полковник, еще немного воспользоваться вашей любезностью? Здесь, на Востоке, европейцы должны помогать друг другу.
- Я к вашим услугам, мадам, - говорю я, к своему удивлению не видя возле себя Сеоева.
Голос у женщины приятный, грудной и, кажется, тот самый, который так недавно я слышал в Баку и затем на палубе нашего парохода. Я не ошибаюсь, я мог бы отличить его из тысячи других женских голосов. Мы идем мимо торговцев, истошными криками расхваливающих свой товар.
- Хурма! Ах, пах-пах!.. Вот хурма, так хурма! Сам английский шах не сдал такой… Да я ему, неверной собаке, ни за какие деньги и не отдам ее, а вам, правоверные, только за два шая, только за два шая!.. - размахивая руками, кричит торговец фруктами.
- Какая забавная фигура, - указывая на продавца хурмы, говорит дама. - Переведите, пожалуйста, что он говорит.
Я слегка замялся, желая смягчить фразу, так красочно сказанную иранцем.
- Не стесняйтесь. На Востоке я научилась слышать самые разнообразные выражения, - заметя мое смущение, говорит спутница. - Все это забавно и интересно. Я, правда, и раньше бывала в Багдаде и Бомбее, но здесь впервые, и этот Восток очень отличается от Месопотамии и Индии, - внимательно разглядывая ряды, рассказывает дама. - Ведь сюда я приехала не через Багдад или Мохаммеру, а из… - она смеется, - Баку. Да, да, из вашей страны. Я была больше десяти дней в Москве и уж оттуда выехала в Тегеран.
Я не ошибся, это была она. Ее простые правдивые слова несколько успокоили меня.
Журналистка очень красива, ей, наверно, не больше 32 - 33 лет. Она белокура, чуточку полна, на щеке крохотная, изящная родинка. Кожа ее белая, оттененная золотистой копной волос.
Лейтенант молчалив, учтив и скучен, во всяком случае, кроме двух-трех банальных фраз, он не сказал ничего.
- Так переведите, пожалуйста, что он говорит, - просит дама.
Я перевожу. Она звонко смеется, а ее молчаливый спутник воинственно поводит глазами в сторону продолжающего расхваливать свой товар продавца.
- Я немедленно же запишу эту превосходную фразу, - смеясь говорит дама и, достав маленькую записную книжку, что-то пишет, потом небрежно кладет книжку в боковой карманчик своего тонкого шелкового плаща-накидки.
Мы с трудом выбираемся к одному из выходов на площадь. Здесь дама и ее кавалер благодарят меня, прощаясь со мной. В стороне, у фонтана, стоит небольшой автомобиль. При виде моих спутников шофер дает сигнал и медленно едет навстречу.
- Еще раз благодарю вас, сэр, и уверена, что встретимся вскоре, ведь Тегеран невелик, а европейцев в нем не так уж много. Во всяком случае в четверг от трех до четырех часов дня я дома и буду рада видеть вас у себя, - и она протягивает мне маленькую изящную визитную карточку с приписанным ниже от руки адресом.
Мои неожиданные знакомые уехали. Я иду обратно к базару. Неожиданное исчезновение Сеоева удивляет меня. Всегда такой точный и исполнительный, он непонятно как затерялся в толпе именно в тот момент, когда был особенно нужен мне.
Я снова вхожу в крытый рынок. Ко мне, запыхавшись, подбегает с радостными, сияющими глазами иранец. Он низко кланяется и, вытаскивая из-под полы своего аба изящную с золотым обрезом и перламутровым тиснением маленькую записную книжку, говорит:
- Саиб серхенг (господин полковник). По милости аллаха я нашел утерянную ханум вещь и поспешил за вами. Другие люди спрятали бы находку, но я, ага, честный человек и как можно скорее побежал искать вас. - Он улыбается жалкой, просящей улыбкой.
Я беру книжку и, достав пять риалов, отдаю их иранцу.
- Да не уменьшится тень ваша на земле, дорогой саиб, раб ваш всегда будет помнить о щедрости господина, - витиевато, старинной фразой отвечает бедняк и, еще раз поклонившись, исчезает в толпе ротозеев, окруживших и слушающих нас.
Спрятав находку в карман, я иду дальше, и в ту же секунду вижу Сеоева, энергично шагающего навстречу. Великан продирается сквозь толпу пешеходов, словно по дремучему кустарнику. Люди отодвигаются, сторонятся и отступают, пропуская сержанта.
- Куда вы исчезли, Сеоев, я прямо не пойму, как это случилось? - спрашиваю я.
- Надо было, товарищ полковник, - оглядывая прохожих, вполголоса говорит он. - Пойдемте к выходу, мне надо поговорить с вами.
По его тону, быстрым наблюдающим взглядам и строгому, деловому тону голоса я понимаю, что сержант чем-то взволнован.
Первым попавшим переулком мы выходим из-под сводов базара на воздух. Сеоев оглядывается и потом тихо говорит:
- Товарищ полковник, вы знали раньше эту женщину, которая заговорила с вами?
- Нет, а что?
- Почему она обратилась к вам по-английски? О чем она просила вас? - все тем же тоном продолжает сержант.
- Она хотела купить тигровую шкуру у охотников и, не зная персидского языка, случайно обратилась ко мне.
- »Случайно», - повторяет Сеоев. - Товарищ полковник, она лучше меня знает по-фарсидски, и, кроме того, она говорит по-русски не хуже вас.
- Как… и по-русски?
- Точно! Я ее встречал еще три года назад в Багдаде и Мохаммере, а в Тегеране она жила несколько месяцев перед самой войной с немцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80