- Вот что я хотел сказать вам, майор. Вы очень ответственный работник разведки, занимающий такой важный пост, неужели вы думаете, что мы, работники советской разведки, так глупы, что поверим вам с полуслова? Наивно, очень наивно работаете, господин фон Шенк. Вы сейчас имели возможность убедиться в том, что мы знаем гораздо больше, чем предполагаете вы. Мы знаем, кто такой этот «Смит» и почему его так бережно охраняет Гиммлер и оберегает ваш штаб… Мы знаем… а вы - нет, - полковник поднялся с места. - Никогда не думайте, что противник глупее вас… вы помните, это основное правило всякой разведки. И вы помните, кто первый сказал эти золотые слова?
- Наполеон, - смущенно пробормотал немец.
- Именно он!.. А Бонапарт был отличным разведчиком. Итак, даю вам вот эту бумагу, ручку, перо и надеюсь, что через полчаса у меня будет подтверждение того, что мы с вами знаем об этом «Смите». Честное признание будет очень полезно и для вас самих, майор, - сказал полковник и, пододвинув к ошеломленному Шенку бумагу, взяв со стола книгу, стал читать.
Шенк посмотрел по сторонам, задумался, вздохнул и, схватив перо, принялся с ожесточением писать страницу за страницей, изредка поднимая глаза на полковника. Но тот, по-видимому, читал очень интересную книгу и даже ни разу не взглянул на него.
- Что вы читаете, полковник? - наконец спросил Шенк.
- »Три мушкетера» Дюма. Перечитываю уже в четвертый раз. Когда кончите ваши записи, майор, я дам вам эту книгу на немецком или французском языке, - продолжая читать, сказал полковник.
Шенк молча пожал плечами и с новым ожесточением заскрипел пером, уже не поглядывая на полковника.
Закончив свой доклад, он внимательно перечитал его и, немного подумав, решительно подписал: «Майор генерального штаба, барон фон Шенк».
Полковник, отложив в сторону Дюма, взял подписанные Шенком показания и также внимательно прочел их.
- Да, я теперь вижу, что вы чистосердечно и ясно написали все то, что знали сами. Как видите, это не удивляет нас. Мы знали это еще задолго до вас. Можете быть уверены, что ваше признание облегчит вашу дальнейшую судьбу.
Немец встал и, вытянувшись во фронт, щелкнул каблуками.
- Что делать, господин полковник! Война проиграна, это ясно, и теперь каждый из нас должен думать о себе.
Полковник ничего не ответил. Он позвонил и, кивнув головой на пленного, сказал конвоиру:
- Отвести обратно!
И, снова взяв Дюма, стал читать похождения мушкетеров. По тому, как удовлетворенно блестели его глаза, и по тому, что прошло уже больше пятнадцати минут, а раскрытая страница книги так и не была перевернута, было ясно, что мысли полковника очень далеки от любовных и авантюрных приключений кавалера д'Артаньяна.

Воздушная почта принесла письмо от Аркатова. На этот раз бравый капитан прислал не письмо, а небольшую записку.

«Шлем боевой фронтовой привет нашим дорогим начальникам и друзьям. Двинулись вперед и от того места, где были с вами, сейчас находимся далеко. Все здоровы, кланяются и ждут весточки от вас. Я сегодня вылетаю в один пункт. Нашелся Юльский, тот самый капрал, который в деле с привидениями играет немаловажную роль, поэтому спешу информировать вас и генерала, так как его исчезновение вызвало немало упреков по моему адресу.
Вечером опрошу его. На этих днях ждите очередного подробного доклада о ходе дела.
Намекните хоть немного, где вы находитесь, на каком фронте или может быть в самой Москве? Это не любопытство, но ведь дело наше общее, и я хотел бы, если вы в столице, хоть на часок заглянуть к вам, чтобы лично доложить обо всем, а также рассказать и о друзьях-товарищах, которые шлют вам обоим искренний, солдатский привет.
Аркатов.
P.S. А ведь Ян Кружельник оказался действительно ни в чем не повинным человеком, и я напрасно обругал его в прошлом письме. Он еще у меня, но уже не как подследственный, а как необходимый для дальнейшего хода дела человек.
Признаюсь, прошляпил, но в нашей работе важно уметь сознаться, что ты ошибся, и вовремя исправить ошибку, помня, что имеешь дело с живыми людьми».
- Правильная приписка, - сказал генерал. - Ошибиться может каждый, но не у всякого хватает мужества признаться в ошибке. Подчас это куда труднее, чем лежать под огнем минометов врага. А вот то, что они нашли Юльского, - замечательно. Мне кажется, что теперь вся интрига, закрученная и повернутая против нас, со стремительной быстротой развернется в обратную сторону. Напишите сегодня же Аркатову письмо. Поблагодарите товарищей за теплые чувства. Я не люблю нежностей, но солдатская дружба выше всякой другой. Я бы даже ввел особую медаль…
- …»Солдатской дружбы», - засмеялся я.
- А что? - серьезно сказал генерал. - Разве это мелочь? Вы обратите внимание на то, как маленький, плохонький человек, попадая в боевые порядки батальона и роты, в среду обстрелянных, бывалых солдат, преображается в их семье… Да, да, именно, во фронтовой семье. Все: и люди, и опасности, и жизнь на переднем крае, и сознание, что он защищает свою родину, свой дом, - делают его другим - чистым, честным, спаянным с остальными. И если он уцелеет, то никогда не растеряет потом эти высокие качества. Дружба среди фронтовиков не возникает случайно и не подогревается избитыми казенными словами. Нет, она вырастает органически и закономерно из всего солдатского окопного бытия.
Я молча кивнул головой.
- А теперь пойдем по своим кабинетам и будем помнить, что нас подслушивают враги. Должен уведомить вас, что Косоуров, этот «маленький человечек» встреченный вами у госпожи Барк, - полковник филиппинской армии, господин Джеффри Сайкс, - генерал улыбнулся и многозначительно покачал головой.
Я пришел к себе, сел за стол и принялся за работу. Раза два приходили с бумагами адъютант и машинистка.
Я написал ответное письмо Аркатову и просил его обязательно сообщить нам о показаниях Юльского и держать нас в курсе о начинавшем проясняться деле с «привидениями».

«…Вы не угадали, где мы. Ни в одном из указанных вами пунктов нас нет. Мы еще дальше от вас и гораздо ближе к «дому с привидениями», чем были на фронте. Мы находимся в самой гуще этого дела. Вы идете к развязке событий с одного конца, мы с другого, но ликвидация его еще далеко. Оно гораздо сложнее, чем думал я о нем, находясь вместе с вами. Надеюсь, что мы увидимся и именно для того, чтобы окончательно распутать его. Привет товарищам от генерала и меня».
Я запечатал конверт и, отослав воздушной почтой, засел за работу.
На следующий день Юльский снова был вызван на допрос. Арестованный опять утверждал, что он англичанин, и требовал найти господина Сайкса, который может подтвердить это.
- Никакого Юльского или Годлевского не знаю. Я англичанин, и все, что показал до сих пор, правда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80