– Брысь под печку! – крикнул он остальным посланцам.
Те посыпались кубарем вниз, как ребята, забравшиеся в чужой огород и напуганные окриком сторожа.
– Стрельцы, стерегите изменщиков новгородских, – сказал Гаврила.
Спокойный и властный голос его, медный, как голос сполошного колокола Рыбницкой башни, всех отрезвил. Псковские кликуны словно вдруг провалились сквозь землю.
Толпа загудела ропотом одобрения.
К дощану подъехали на взмыленных лошадях Томила Слепой и Прохор Коза. Оба взошли на дощан.
– Псковитяне! Повстали Изборск да Порхов! Два города ныне с нами! – крикнул Коза.
Площадь закричала и заревела, полетели вверх шапки, над толпой поднялись дубины и топоры.
– Убить новгородцев!
– Убить изменников!
– Братцы, пошто убивать! – прокричал Гаврила. – Не страшен беззубый зверь. Десятерых в тюрьму, а двоих назад пошлем к боярам. Пусть правду про город расскажут да скажут Хованскому – не трудился бы, мол, слати послов!
Стрельцы окружили послов и повели их в тюрьму. Толпа раздалась.
– Каков огурец?! – злорадно спросил дворянина Иванка.
– Паршивый щенок, найдет тебя сыск государев! – воскликнул Сонин, грозя кулаком Иванке. – На всех на вас сыск и управа найдется! – крикнул он окружавшей толпе.
Иванка повернулся к нему спиной, поднял полу кафтана и хлопнул себя по мягкому месту. И вдруг сотни людей – старики и молодые, сапожники, хлебники, каменщики, стрельцы и всякий посадский люд – стали повертываться так же по пути, по которому вели дворян, и так же хлопали себя и смеялись друг другу, а когда вышли дворяне с площади, то собралась толпа малых посадских ребятишек, и ребятишки забегали вперед по дороге к тюрьме, оттопыривали худенькие и толстенькие бесштанные задки и хлопали себя ладошками. Дворяне кричали на них, бранили их грязными, нехорошими словами и грозили, что воевода Хованский не пощадит с отцами и их детей…
Наконец двоих дворян вывели к Варламским воротам и дали им «киселя» коленом…
И когда предводительствовавший толпой Иванка свистал в три пальца вдогонку убегавшим дворянам, словно обухом по затылку хватили его слова: «Тебя бы туда же с ними!»
Иванка взглянул назад: это сказала старая торговка бубликами Хавронья. Иванка знал ее с самого раннего детства. Она торговала невдалеке от дома кузнеца в Завеличье, и в морозные дни от лотка ее поднимался вкусный густой пар. Когда бывали деньги, Иванка покупал у нее бублики, и она называла его «внучек-кузнечик».
– Пошто же меня с ними? – спросил Иванка, еще не уверенный в том, что она говорит не в шутку.
– Чтоб извета не продавал да с лазутчиками не знался! – громко сказала старуха, и многие кругом оглянулись на ее слова.
Иванка больше уже не свистал, не улюлюкал и тихо побрел один в город…
8
– Где пропадал, Левонтьич? – спросил Томила у хлебника, вошедшего в Земскую избу поздней ночью вместе с Козой и Ягой.
– Дела, Иваныч, замучили… все недосуг, – избегая прямого ответа, сказал Гаврила.
– Не по обычаю деешь, все знаю: Сонина-дворянина с товарищи ставил к расспросу. Пошто не на площади, а в застенке? – спросил Томила.
– А знаешь – чего же допытываешься?! – огрызнулся хлебник. – То и в застенке, что надо было без жалости огоньком пожечь.
– И на дыбу тянули?! – с упреком спросил летописец.
– Тянули, – мрачно и кратко ответил хлебник. – По ратным делам расспрашивал, для того и тайно… – пояснил он. – Неладно во Пскове, Иваныч. Какие-то кобели Хованскому письма шлют изо Пскова, изменное пишут. Много дворян он призвал из наших уездов. Вот и помысли: станут они осадой вокруг наших стен, да каждый в свою деревеньку пошлет за бараниной – им так и год стоять мочно. Немцы и литва приходили, тем мужики ничего не давали, бывало… А ныне хозяева всех уездов налезут… Помысли!..
– Чего же ты надумал, Левонтьич? – спросил Томила.
– Того и надумал: баранины, ни говядины не давать.
– Они ж по своим деревенькам возьмут.
– Из деревенек не дам! – упорно сказал хлебник. – Стрельцов по уездам пошлю. Прохор, найдешь удальцов?
– Найдутся. Пятидесятник Копытков поедет, – сказал Коза, – да мало ль найдется!
– Пиши-ка наказ, Иваныч, – обратился Гаврила к Томиле Слепому. – Пиши: дворянских людей по вотчинам и деревенькам сговаривать на дворян, дворянские дома жечь огнем, а хлеб меж крестьян поделить… чего бишь еще? – хлебник задумался.
– Крестьянски ватажки сбирать, обучать их ратному делу псковским стрельцам и десятникам. По дорогам и в лесах засеки сечь и острожки ставить да держать ватажками караулы, – сказал Коза.
– Верно, Прохор, – одобрил хлебник.
– А тем караулам проезжих людей держать по дорогам и грамоты вынимать, а буде станут сильны, и тех насмерть бить, – подхватил Яга.
Томила Слепой, обмакнув перо, начал писать.
– А боярскому войску ни овса, ни хлеба отнюдь не давать, ни скота пригонять из уездов, а которые стрельцы и дворяне будут посыланы для припасу кормов, и тех людей побивать, – продолжал Яга.
– Так я писать не поспею, годите, други, – остановил Томила.
– А которые дворяне к войску боярскому едут, и тех побивать насмерть, – добавил Гаврила.
– Кругом побивать! – упрекнул Томила. – «Побивать, побивать, побивать…» Чисто, как палачи!..
– А что же нам деять-то с ними, Иваныч?! Впрок, что ли, солить али квасить? Они на нас лезут с ружьем ведь!
– Еще, Иваныч, пиши: Всегородняя земска изба велит, кои крестьяне с городом в мысли, и тем крестьянам травы дворянски косить, яровые на землях дворянских сеять, озимые убирать, во дворянских угодьях рыбу ловити…
– Не мочно писать, Левонтьич. Земска изба того не указывала, – перебил Томила.
– А пиши, коли так, не «Земска изба», а «велит земский староста Гаврила Демидов» травы дворянски косить, хлеб убирать и рыбу ловить, а кои помещичьи приказчики сильны учинятся крестьянам, и тех земский староста Гаврила велит слать к нему на расправу…
– Да что же ты, царь, что ль, али князь удельной?! – воскликнул Томила. – Как так писать «Гаврила велит»? Кто знает Гаврилу?!
– А кто не знал, тот узнает! Спросят – какой Гаврила, а другой скажет: «Кто никого не боится и правду любит, то и Гаврила!»
Яга и Прохор захохотали.
– Верно, Левонтьич!
– Пиши, не бойся, пиши, Иваныч, а припись я сам поставлю. Моя рука, мой и ответ! – разошелся Гаврила.
– А сколь же стрельцов посылать? – спросил Прохор.
– По пять человек с десяток ватажек, а вместе десятков пять. А в каждом пятке один за десятника старшиной, – подсчитывал хлебник. – Да еще, Томила Иваныч, ты им в наказе пиши, чтобы мужиков не грабили, не обижали, а на коих стрельцов крестьяне жалиться станут, и тем быть в городе в наказанье жестоком кнутами, – спохватился Гаврила.
Томила в общем молчанье писал наказ. Закончив, он тряхнул песку из песочницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194
Те посыпались кубарем вниз, как ребята, забравшиеся в чужой огород и напуганные окриком сторожа.
– Стрельцы, стерегите изменщиков новгородских, – сказал Гаврила.
Спокойный и властный голос его, медный, как голос сполошного колокола Рыбницкой башни, всех отрезвил. Псковские кликуны словно вдруг провалились сквозь землю.
Толпа загудела ропотом одобрения.
К дощану подъехали на взмыленных лошадях Томила Слепой и Прохор Коза. Оба взошли на дощан.
– Псковитяне! Повстали Изборск да Порхов! Два города ныне с нами! – крикнул Коза.
Площадь закричала и заревела, полетели вверх шапки, над толпой поднялись дубины и топоры.
– Убить новгородцев!
– Убить изменников!
– Братцы, пошто убивать! – прокричал Гаврила. – Не страшен беззубый зверь. Десятерых в тюрьму, а двоих назад пошлем к боярам. Пусть правду про город расскажут да скажут Хованскому – не трудился бы, мол, слати послов!
Стрельцы окружили послов и повели их в тюрьму. Толпа раздалась.
– Каков огурец?! – злорадно спросил дворянина Иванка.
– Паршивый щенок, найдет тебя сыск государев! – воскликнул Сонин, грозя кулаком Иванке. – На всех на вас сыск и управа найдется! – крикнул он окружавшей толпе.
Иванка повернулся к нему спиной, поднял полу кафтана и хлопнул себя по мягкому месту. И вдруг сотни людей – старики и молодые, сапожники, хлебники, каменщики, стрельцы и всякий посадский люд – стали повертываться так же по пути, по которому вели дворян, и так же хлопали себя и смеялись друг другу, а когда вышли дворяне с площади, то собралась толпа малых посадских ребятишек, и ребятишки забегали вперед по дороге к тюрьме, оттопыривали худенькие и толстенькие бесштанные задки и хлопали себя ладошками. Дворяне кричали на них, бранили их грязными, нехорошими словами и грозили, что воевода Хованский не пощадит с отцами и их детей…
Наконец двоих дворян вывели к Варламским воротам и дали им «киселя» коленом…
И когда предводительствовавший толпой Иванка свистал в три пальца вдогонку убегавшим дворянам, словно обухом по затылку хватили его слова: «Тебя бы туда же с ними!»
Иванка взглянул назад: это сказала старая торговка бубликами Хавронья. Иванка знал ее с самого раннего детства. Она торговала невдалеке от дома кузнеца в Завеличье, и в морозные дни от лотка ее поднимался вкусный густой пар. Когда бывали деньги, Иванка покупал у нее бублики, и она называла его «внучек-кузнечик».
– Пошто же меня с ними? – спросил Иванка, еще не уверенный в том, что она говорит не в шутку.
– Чтоб извета не продавал да с лазутчиками не знался! – громко сказала старуха, и многие кругом оглянулись на ее слова.
Иванка больше уже не свистал, не улюлюкал и тихо побрел один в город…
8
– Где пропадал, Левонтьич? – спросил Томила у хлебника, вошедшего в Земскую избу поздней ночью вместе с Козой и Ягой.
– Дела, Иваныч, замучили… все недосуг, – избегая прямого ответа, сказал Гаврила.
– Не по обычаю деешь, все знаю: Сонина-дворянина с товарищи ставил к расспросу. Пошто не на площади, а в застенке? – спросил Томила.
– А знаешь – чего же допытываешься?! – огрызнулся хлебник. – То и в застенке, что надо было без жалости огоньком пожечь.
– И на дыбу тянули?! – с упреком спросил летописец.
– Тянули, – мрачно и кратко ответил хлебник. – По ратным делам расспрашивал, для того и тайно… – пояснил он. – Неладно во Пскове, Иваныч. Какие-то кобели Хованскому письма шлют изо Пскова, изменное пишут. Много дворян он призвал из наших уездов. Вот и помысли: станут они осадой вокруг наших стен, да каждый в свою деревеньку пошлет за бараниной – им так и год стоять мочно. Немцы и литва приходили, тем мужики ничего не давали, бывало… А ныне хозяева всех уездов налезут… Помысли!..
– Чего же ты надумал, Левонтьич? – спросил Томила.
– Того и надумал: баранины, ни говядины не давать.
– Они ж по своим деревенькам возьмут.
– Из деревенек не дам! – упорно сказал хлебник. – Стрельцов по уездам пошлю. Прохор, найдешь удальцов?
– Найдутся. Пятидесятник Копытков поедет, – сказал Коза, – да мало ль найдется!
– Пиши-ка наказ, Иваныч, – обратился Гаврила к Томиле Слепому. – Пиши: дворянских людей по вотчинам и деревенькам сговаривать на дворян, дворянские дома жечь огнем, а хлеб меж крестьян поделить… чего бишь еще? – хлебник задумался.
– Крестьянски ватажки сбирать, обучать их ратному делу псковским стрельцам и десятникам. По дорогам и в лесах засеки сечь и острожки ставить да держать ватажками караулы, – сказал Коза.
– Верно, Прохор, – одобрил хлебник.
– А тем караулам проезжих людей держать по дорогам и грамоты вынимать, а буде станут сильны, и тех насмерть бить, – подхватил Яга.
Томила Слепой, обмакнув перо, начал писать.
– А боярскому войску ни овса, ни хлеба отнюдь не давать, ни скота пригонять из уездов, а которые стрельцы и дворяне будут посыланы для припасу кормов, и тех людей побивать, – продолжал Яга.
– Так я писать не поспею, годите, други, – остановил Томила.
– А которые дворяне к войску боярскому едут, и тех побивать насмерть, – добавил Гаврила.
– Кругом побивать! – упрекнул Томила. – «Побивать, побивать, побивать…» Чисто, как палачи!..
– А что же нам деять-то с ними, Иваныч?! Впрок, что ли, солить али квасить? Они на нас лезут с ружьем ведь!
– Еще, Иваныч, пиши: Всегородняя земска изба велит, кои крестьяне с городом в мысли, и тем крестьянам травы дворянски косить, яровые на землях дворянских сеять, озимые убирать, во дворянских угодьях рыбу ловити…
– Не мочно писать, Левонтьич. Земска изба того не указывала, – перебил Томила.
– А пиши, коли так, не «Земска изба», а «велит земский староста Гаврила Демидов» травы дворянски косить, хлеб убирать и рыбу ловить, а кои помещичьи приказчики сильны учинятся крестьянам, и тех земский староста Гаврила велит слать к нему на расправу…
– Да что же ты, царь, что ль, али князь удельной?! – воскликнул Томила. – Как так писать «Гаврила велит»? Кто знает Гаврилу?!
– А кто не знал, тот узнает! Спросят – какой Гаврила, а другой скажет: «Кто никого не боится и правду любит, то и Гаврила!»
Яга и Прохор захохотали.
– Верно, Левонтьич!
– Пиши, не бойся, пиши, Иваныч, а припись я сам поставлю. Моя рука, мой и ответ! – разошелся Гаврила.
– А сколь же стрельцов посылать? – спросил Прохор.
– По пять человек с десяток ватажек, а вместе десятков пять. А в каждом пятке один за десятника старшиной, – подсчитывал хлебник. – Да еще, Томила Иваныч, ты им в наказе пиши, чтобы мужиков не грабили, не обижали, а на коих стрельцов крестьяне жалиться станут, и тем быть в городе в наказанье жестоком кнутами, – спохватился Гаврила.
Томила в общем молчанье писал наказ. Закончив, он тряхнул песку из песочницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194