— уже серьёзно спросил Хлопуша, поверив объяснениям хозяина.
— Опять все рыщут! — с досадою отозвался умётчик. — Донской казак бежал из казанской тюрьмы да, кажись, увёл лошадей и с телегой.
— Удалец казак! — заметил Хлопуша. — А ну, за его здоровьице выпьем, — сказал он, наливая вино.
Оба рассмеялись.
— Да зато теперь у всех гостей велят смотреть бумаги… Может, податься тебе?.. — намекнул хозяин.
— А ты не старайся, Ерёмина Курица! Бумаг у нас на пятерых будет довольно. И ты меня не выпроваживай, братец, не на простого напал! Мы с есаульцем моим у тебя на недельку пристанем.
Задав коням корму, в избу вошёл Салават.
— Здорово, хозяин! — приветствовал он в дверях.
— Здравствуй, малый, как звать-то?
— Аль ты его не признал? — напомнил Хлопуша. — Ахметку помнишь? Теперь Салават зовётся.
— Ну, коль старый знакомец, входи да садись ко столу. Возро-ос! И вправду ведь не признать, как возрос!
Салават опустился на скамью у края стола.
— Ближе двигайся к чарке, малый! — сказал хозяин, доставая третью кружку.
— А ну его! — с деланой неприязнью махнул рукою Хлопуша. — Не угощай. Сердит я на него.
— За что серчаешь? — весело спросил хозяин.
— Водки пить не хочет.
— У башкирцев строгий закон на водку. Кумыс — другое дело, али чай… Так, что ли, парень?
— Кумыс пьём, чай пьём, — согласился Салават. — А водку пьёшь — потом дурак какой-то!
Все засмеялись.
— Ну, сказывай, где бывал, что на свете видал, прибрался из каких краёв — ведь сто лет не казался, — спрашивал хозяин Хлопушу, видя, что от него легко не отделаешься и сразу из дома не выпроводишь.
— С Волги едем… Заветное дело там было, — уклонился гость от прямого ответа.
— В бурлаки, что ли, ходил наймоваться? — с насмешкой спросил умётчик.
— А когда в палачи?! — злобно усмехнулся в ответ Хлопуша.
— Ерёмина курица! Что ты! Христос с тобой! Не к лицу бы оно знатному ватаману такому! — Хозяин даже перекрестился на образ.
Он знал, что Хлопуша и беглый каторжник, и бродяга, и конокрад, и разбойник, и всё же готов был принимать его в своём доме, кормить и поить и стукаться чаркою за его здоровье, но палача он не мог вынести у себя за столом. Озлобленная усмешка Хлопуши сказала ему, что слово «палач» сорвалось с языка его гостя не в шутку… Ерёмина Курица поставил обратно на стол поднятую было заново чарку и отложил кусок хлеба с солью, приготовленный для закуски. Палач! Омерзительное это слово в народе могло вызывать лишь презрение, ненависть к человеку, которого так называют… Не может быть!
— Тьфу ты, бес, напужал! Ну, шутни-ик! — попробовал отмахнуться от этого слова хозяин.
— А я не шучу, — упрямо сказал Хлопуша. — Сам-то не верю, как быдто во сне… Да поделом и наука мне — взялся не за своё: вишь, захотел со рваной ноздрей ко царю во помощники…
Хозяин умёта вздрогнул и незаметно скользнул взглядом по двери соседней горницы.
— Как так к царю?.. К какому царю?.. Ведь у нас на престоле не царь, а царица!.. — забормотал умётчик в растерянности.
— Э, да брось — «на престоле»! Мало ли кто на престоле!.. — отмахнулся с досадой безносый гость. — Загадали по слуху мы с молодцом на Волгу. Народ расслышал, что там государь объявился… — таинственно сообщил Хлопуша, понизив голос. — Пошли мы в Самару. Мыслили — государю нужны удальцы. Народ-то по Волге вокруг, ну, скажи ты, — кипит! Повсюду слух: «Объявился!» А где объявился — никто и не знает того. Ну, мы стали рыскать, слухи пытать… И дознались, что государя злодеи схватили и в остроге томят… Аж в груди загорелось! — воскликнул Хлопуша и с яростью стукнул по столу кулаком. — Ну, мол, нет! Уж мы не дадимся в обиду. Сколько лет ожидали, томились. Тюрьму разорим, а государя отымем… Мыслил я — на своих плечищах на каторжных донесу его сам до престола… — Хлопуша вскочил со скамьи, глаза его разгорелись. — А кто бы за мной не пошёл?! Мыслил так: из тюрьмы его вынесу, света, на площадь да гаркну: «Народ! Вот ваш государь законный! За нужды ваши, за горе, за слезы заступа!..» Как знамя нёс бы… Ты подумай — Россия! Вон что!.. А как добраться? Как вызволить?!
Ерёмина Курица был увлечён рассказом Хлопуши, весь подался к нему.
— Ну? — в нетерпении поощрил он.
— Палач оказался в остроге знакомец. Нам вместе с ним за разбой ноздри рвали. Сошлись… Раз выпили, два… Во помощники кличет… Тьфу, мерзость!.. — Хлопуша отплюнулся и глухо добавил: — Пошёл к нему…
— Ерёмина курица! — растерянно встал хозяин.
— Для государева дела! — с усмешкой закончил Хлопуша и злобно расхохотался. — И пришлось мне своею рукой, — сказал он, — анператору всей Руси, государю на шею верёвку мылить…
Хозяин вскочил, заметался по горнице…
— Спаси господи!.. Как так?.. Да тише ты, тише!.. Как так?.. Ерёмина курица, как же?.. Да как же?!
— А так! Удавили! — с подчёркнутой грубостью оборвал Хлопуша. — Перед смертью покаялся всем, что вовсе не государь, а беглый приказный из Нижнего…
— И повесили? — переспросил с облегчением хозяин. — Что ж, вору мука за самозванство! — бойка сказал он. — Ведь грех-то, грех-то какой! — Он зашептал: — Ведь подлинный государь-то, болезный, в народе ходит, а тот, вишь, за него во дворец захотел, на перины!.. Ну как же не грех! А подлинный государь-то, ерёмина курица…
— Э-э, брось ты, Ерёмин Петух! Какой там к чертям государь, прости господи! — оборвал Хлопуша. — Хватит уж! Ждали да ждали… Ведь народ как дитё: чем бы ни тешился… Умыслили цацку себе… государя…
— Ерёмина курица, ты, слышь, потише! — вдруг строго предостерёг хозяин. — Зря плетёшь!
— Не верю я в государя больше, — убеждённо настаивал Хлопуша, — и никогда не поверю, хотя тут вот под образа посади его! Сам верёвку намылил на беглого ябеду…
— И был беглый ябеда! — внезапно раздался звучный голос за спиною Хлопуши. — А то — го-су-да-арь! Иная статья, атаман. Ты не путай!..
Все вздрогнули, оглянулись.
Темнобородый широкоплечий человек стоял на пороге соседней горницы.
Салават и Хлопуша вскочили с мест.
— А ты кто таков? — запальчиво и дерзко спросил Хлопуша. — Шапка твоя за печью, водку твою я выпил. А ты кто таков?
Но Пугачёв словно не слышал его вопроса.
— Государь изволением божьим ушёл от злодеев. Не ты, так другие ему пособили: народ спас… А беглый приказный, вишь, муку принял за государя. Сказать, што ль, — венец терновый!.. Может, ныне приказный тот, — Пугачёв торжественно перекрестился, — может, ныне за муку он в ангельском чине в раю…
Хозяин перекрестился вслед за Емельяном. Хлопуша молча потупился.
— Что?! Вот то-то! Не цацки!.. — внушительно заключил Емельян.
— Стало, жив государь-то, значит?! — с простодушной радостью, по-юношески звонко спросил Салават.
Но не обращая никакого внимания на юнца, умётчик в лад с Емельяном, подступив к Хлопуше, поучающе сообщил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
— Опять все рыщут! — с досадою отозвался умётчик. — Донской казак бежал из казанской тюрьмы да, кажись, увёл лошадей и с телегой.
— Удалец казак! — заметил Хлопуша. — А ну, за его здоровьице выпьем, — сказал он, наливая вино.
Оба рассмеялись.
— Да зато теперь у всех гостей велят смотреть бумаги… Может, податься тебе?.. — намекнул хозяин.
— А ты не старайся, Ерёмина Курица! Бумаг у нас на пятерых будет довольно. И ты меня не выпроваживай, братец, не на простого напал! Мы с есаульцем моим у тебя на недельку пристанем.
Задав коням корму, в избу вошёл Салават.
— Здорово, хозяин! — приветствовал он в дверях.
— Здравствуй, малый, как звать-то?
— Аль ты его не признал? — напомнил Хлопуша. — Ахметку помнишь? Теперь Салават зовётся.
— Ну, коль старый знакомец, входи да садись ко столу. Возро-ос! И вправду ведь не признать, как возрос!
Салават опустился на скамью у края стола.
— Ближе двигайся к чарке, малый! — сказал хозяин, доставая третью кружку.
— А ну его! — с деланой неприязнью махнул рукою Хлопуша. — Не угощай. Сердит я на него.
— За что серчаешь? — весело спросил хозяин.
— Водки пить не хочет.
— У башкирцев строгий закон на водку. Кумыс — другое дело, али чай… Так, что ли, парень?
— Кумыс пьём, чай пьём, — согласился Салават. — А водку пьёшь — потом дурак какой-то!
Все засмеялись.
— Ну, сказывай, где бывал, что на свете видал, прибрался из каких краёв — ведь сто лет не казался, — спрашивал хозяин Хлопушу, видя, что от него легко не отделаешься и сразу из дома не выпроводишь.
— С Волги едем… Заветное дело там было, — уклонился гость от прямого ответа.
— В бурлаки, что ли, ходил наймоваться? — с насмешкой спросил умётчик.
— А когда в палачи?! — злобно усмехнулся в ответ Хлопуша.
— Ерёмина курица! Что ты! Христос с тобой! Не к лицу бы оно знатному ватаману такому! — Хозяин даже перекрестился на образ.
Он знал, что Хлопуша и беглый каторжник, и бродяга, и конокрад, и разбойник, и всё же готов был принимать его в своём доме, кормить и поить и стукаться чаркою за его здоровье, но палача он не мог вынести у себя за столом. Озлобленная усмешка Хлопуши сказала ему, что слово «палач» сорвалось с языка его гостя не в шутку… Ерёмина Курица поставил обратно на стол поднятую было заново чарку и отложил кусок хлеба с солью, приготовленный для закуски. Палач! Омерзительное это слово в народе могло вызывать лишь презрение, ненависть к человеку, которого так называют… Не может быть!
— Тьфу ты, бес, напужал! Ну, шутни-ик! — попробовал отмахнуться от этого слова хозяин.
— А я не шучу, — упрямо сказал Хлопуша. — Сам-то не верю, как быдто во сне… Да поделом и наука мне — взялся не за своё: вишь, захотел со рваной ноздрей ко царю во помощники…
Хозяин умёта вздрогнул и незаметно скользнул взглядом по двери соседней горницы.
— Как так к царю?.. К какому царю?.. Ведь у нас на престоле не царь, а царица!.. — забормотал умётчик в растерянности.
— Э, да брось — «на престоле»! Мало ли кто на престоле!.. — отмахнулся с досадой безносый гость. — Загадали по слуху мы с молодцом на Волгу. Народ расслышал, что там государь объявился… — таинственно сообщил Хлопуша, понизив голос. — Пошли мы в Самару. Мыслили — государю нужны удальцы. Народ-то по Волге вокруг, ну, скажи ты, — кипит! Повсюду слух: «Объявился!» А где объявился — никто и не знает того. Ну, мы стали рыскать, слухи пытать… И дознались, что государя злодеи схватили и в остроге томят… Аж в груди загорелось! — воскликнул Хлопуша и с яростью стукнул по столу кулаком. — Ну, мол, нет! Уж мы не дадимся в обиду. Сколько лет ожидали, томились. Тюрьму разорим, а государя отымем… Мыслил я — на своих плечищах на каторжных донесу его сам до престола… — Хлопуша вскочил со скамьи, глаза его разгорелись. — А кто бы за мной не пошёл?! Мыслил так: из тюрьмы его вынесу, света, на площадь да гаркну: «Народ! Вот ваш государь законный! За нужды ваши, за горе, за слезы заступа!..» Как знамя нёс бы… Ты подумай — Россия! Вон что!.. А как добраться? Как вызволить?!
Ерёмина Курица был увлечён рассказом Хлопуши, весь подался к нему.
— Ну? — в нетерпении поощрил он.
— Палач оказался в остроге знакомец. Нам вместе с ним за разбой ноздри рвали. Сошлись… Раз выпили, два… Во помощники кличет… Тьфу, мерзость!.. — Хлопуша отплюнулся и глухо добавил: — Пошёл к нему…
— Ерёмина курица! — растерянно встал хозяин.
— Для государева дела! — с усмешкой закончил Хлопуша и злобно расхохотался. — И пришлось мне своею рукой, — сказал он, — анператору всей Руси, государю на шею верёвку мылить…
Хозяин вскочил, заметался по горнице…
— Спаси господи!.. Как так?.. Да тише ты, тише!.. Как так?.. Ерёмина курица, как же?.. Да как же?!
— А так! Удавили! — с подчёркнутой грубостью оборвал Хлопуша. — Перед смертью покаялся всем, что вовсе не государь, а беглый приказный из Нижнего…
— И повесили? — переспросил с облегчением хозяин. — Что ж, вору мука за самозванство! — бойка сказал он. — Ведь грех-то, грех-то какой! — Он зашептал: — Ведь подлинный государь-то, болезный, в народе ходит, а тот, вишь, за него во дворец захотел, на перины!.. Ну как же не грех! А подлинный государь-то, ерёмина курица…
— Э-э, брось ты, Ерёмин Петух! Какой там к чертям государь, прости господи! — оборвал Хлопуша. — Хватит уж! Ждали да ждали… Ведь народ как дитё: чем бы ни тешился… Умыслили цацку себе… государя…
— Ерёмина курица, ты, слышь, потише! — вдруг строго предостерёг хозяин. — Зря плетёшь!
— Не верю я в государя больше, — убеждённо настаивал Хлопуша, — и никогда не поверю, хотя тут вот под образа посади его! Сам верёвку намылил на беглого ябеду…
— И был беглый ябеда! — внезапно раздался звучный голос за спиною Хлопуши. — А то — го-су-да-арь! Иная статья, атаман. Ты не путай!..
Все вздрогнули, оглянулись.
Темнобородый широкоплечий человек стоял на пороге соседней горницы.
Салават и Хлопуша вскочили с мест.
— А ты кто таков? — запальчиво и дерзко спросил Хлопуша. — Шапка твоя за печью, водку твою я выпил. А ты кто таков?
Но Пугачёв словно не слышал его вопроса.
— Государь изволением божьим ушёл от злодеев. Не ты, так другие ему пособили: народ спас… А беглый приказный, вишь, муку принял за государя. Сказать, што ль, — венец терновый!.. Может, ныне приказный тот, — Пугачёв торжественно перекрестился, — может, ныне за муку он в ангельском чине в раю…
Хозяин перекрестился вслед за Емельяном. Хлопуша молча потупился.
— Что?! Вот то-то! Не цацки!.. — внушительно заключил Емельян.
— Стало, жив государь-то, значит?! — с простодушной радостью, по-юношески звонко спросил Салават.
Но не обращая никакого внимания на юнца, умётчик в лад с Емельяном, подступив к Хлопуше, поучающе сообщил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131