ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Салават подъехал к отряду и стал читать.
Горячие слова о звериной воле, о степях, лесах и водах взволновали и зажгли башкир. Кличем восторга встретили они письмо. Видя успех, просиявший радостью Салават передал Акжягету ещё два листа, чтобы он читал встречным, и приказал ехать к Оренбургу, в Бердскую слободу, минуя Стерлитамак.
Он попрощался с отрядом и двинулся дальше.
Непогода крепчала, снег заносил дороги и тропы. Сгущалась ночная тьма, и в горах уже послышалось завывание волчицы, когда Салават увидал мелькнувшие огоньки. Что за селение, он не мог разобрать в темноте, но это было человеческое жильё, тепло и ночлег для себя и коней…
Салават решительно повернул на огни.
Он постучался в окошко у крайней избы селения.
— Кто стучит?! — окликнул хриплый суровый голос.
— Прохожий! — сказал Салават давно позабытое слово, которое много раз говорил Хлопуша, просясь на ночлег.
— Прохо-ожий! — осветив его фонарём, протянул хозяин. — Каков же «прохожий» о двух конях! Прохожий, кто пеше ходит!
— Проезжий, что ли, сказать! — поправился Салават.
— Проезжий? Ну ладно, входи. А ведаешь, малый, что ныне прохожих-проезжих пускать по домам не велели?.. — сказал хозяин. — Да ладно, не стой, входи, — поощрил он гостя, когда заметил его колебание. — Мало кто там чего не велел — не пропасть человеку в эку погоду!
Гостеприимный хозяин был табынский кузнец Иван Кузнецов. По обычаю городов и селений, поставив кузницу на краю, чтобы от огненного ремесла его не случилось людям пожара, он жил и сам на краю Табынского соляного городка.
— Ишь, снегу-то сколь! — приговаривал он, пока Салават вытряхивал шубу. — Постой, я коней под навес, а сам-то ты в избу иди, обогрейся.
— Аксютка! Бог гостя послал. Собирай вечерять, — окликнул хозяин, подтолкнув гостя в дом.
Салават вошёл в тёплую избу, освещённую фитильком, плававшем в воске. Молодая девушка встала ему навстречу.
— Здравствуй, хозяйка! — сказал Салават.
— Здравствуй, гость! Чай, прозяб, непогода какая! — приветливо отозвалась она. — Шубу скидывай, да к огоньку, погреться!
Поставив коней и задав им корму, хозяин вошёл в избу и только тут увидал, что гость его — воинский человек.
— Э-э, тебе, господин, явиться бы к коменданту, — сказал он. — Небось ты на Стерлинску пристань едешь!
Салават утвердительно кивнул.
— А слышал я — Стерлинску пристань сожгли непокорные люди да весь канцеляр погромили, — несмело сказал кузнец.
— И я ведь слыхал, — подтвердил Салават.
— А куда же ты поедешь? — удивился кузнец.
— Поеду другой канцеляр искать… — неопределённо ответил Салават. — Ведь чуть не пропал! — постарался он отвести разговор от опасной темы. — Такая погода, беда! Дороги не видно, лошадь устал… Едва огонёк увидал…
— Тут сотня башкирцев недавно проехала, к Стерлинской пристани тоже дорогу пытали, — вставила дочь кузнеца, ставя на стол еду.
— Сотник такой молодой, сын старшины Акжягет, — подхватил Салават, — жеребец его белый, сам в белой шубе…
— Его догоняешь, что ли? — спросил кузнец.
— Ага, догоняю, значит, — кивнул Салават.
— Садись-ка к горячей похлёбке с мясцом, посогрейся, — позвала молодая хозяйка.
Все взялись за ложки, ели в молчании.
— А всё же тебе к коменданту бы надо явиться, — сказал вдруг кузнец. — Тут ночью, бывает, разъезды наедут, смотрят прохожих. Узнают, что сам по себе на ночлег поставил, в тюрьме загноят… Обогреешься — я провожу к коменданту.
Салават промолчал.
Кончив есть, кузнец встал от стола.
— Собирайся, — позвал он Салавата.
— Я деньги даю за постой, — возразил Салават. — Рано утром поеду. Зачем комендант беспокоить? Чай, спит!
— Не беда — и разбудим! А то у ворот городка, на заставе у солдат, заночуешь. Не бойся, у них там тепло! — успокоил кузнец.
— Ну ладно, хозяин. Ты дома сиди. Я сам к коменданту поеду. Сиди, сиди… — сказал Салават, но голос его чуть дрогнул.
Он решил обмануть кузнеца и выехать в снежное поле, несмотря на буран.
— Ведь вона как лепит! Ты так-то собьёшься с пути. Я тебя с фонарём провожу, — настойчиво предлагал хозяин.
— Да, батюшка, я и сама! Ведь путь недалёкий, — готовно сказала Оксана, — а я посижу у Машутки, оттоле меня проводят.
— Ну, сойди, что ли, ты, — согласился кузнец.
Девушка мигом оделась, взяла фонарь. Во дворе под навесом она отвязала коней Салавата, вышла за ворота.
— Ну, ты, девка, прощай! Не ходи провожать-то. Я сам, — сказал Салават и, живо взлетев на седло, круто поворотил коня в поле.
— Стой! Стой! Не туды! Скуломордый, куды ты попёрся?! — отчаянно закричала Оксана, схватив под уздцы заводную лошадь. — Постой, я словечко скажу.
Салават задержался.
— Нельзя тебе, что ли, к коменданту? — тихо спросила она.
— Значит, нельзя, — так же вполголоса признался ей Салават.
— Куды же ты поедешь-то, глупый?.. Слезай с седла. Я батюшке ничего не скажу, заночуешь. Слезай, говорю!
Салават подчинился.
— Иди за мной, — позвала хозяйка.
И они повели лошадей через двор в небольшую калитку, которой кузнец проходил прямо из дома в кузню.
— Коней мы привяжем тут, а сам ты на сеновале поспишь. Не простынешь, я чаю? — лукаво спросила она.
— Согреть приходи! — отозвался он дерзкою шуткой.
— Вот я те согрею! — Оксана внезапно толкнула его в сугроб. — Согрелся?! Тепло?! Горячо?! — приговаривала она, вмиг залепив его снежками и пустившись бежать через двор.
Салават побежал за ней, она скользнула за столб навеса. Салават не отстал, девушка обежала вокруг столба. Салават поскользнулся. Она засмеялась.
— Упадёшь — держись за земь!
— Ничего, не падам! — смеясь, отозвался он, продолжая её преследовать.
Девушка увлеклась. Она бегала от него, хоронилась за столбы, но не убегала в избу — ей нравилась игра.
Внезапно она опять залепила ему лицо снежком.
Он, присев на корточки, черпнул пригоршню снега. Она набежала, столкнула его в сугроб, но не устояла сама. Шуба её распахнулась, теплом и запахом трав пахнуло на Салавата.
Чувство верности женщине было ему чуждо. По законам ислама можно иметь семь жён.
Эта была иная, чем башкирские девушки. Те были свои, в привычных нарядах, с привычным родным языком. Скромность, предписанная пророком, хотя не закрыла чадрами башкирских женщин, но заставляла их быть покорными, тихими, молчаливыми… Эта была как огонь. И Салават зажёгся…
Она запахнула шубу, вскочила, рванулась бежать.
Салават изловчился, схватил её и понёс.
— Пусти, скуломордый, пусти, — зашептала Оксана. — Пусти, медведь.
— Медведь не пускат ведь девку!.. — шепнул Салават.
Он поднялся с нею на сеновал. Дыхание его прерывалось, сердце билось, как будто в сражении.
Она отталкивала его, стараясь не зашуметь, не зная сама, всерьёз или в шутку, рвалась от него и тем ещё больше дразнила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131