– Петро, – говорила она старику, – спаси нас, укрой в потайном ходу; пани говорит, что ты знаешь, где этот ход.
Старик посмотрел на нее и вздохнул.
– Знать-то знаю, да страшно! Конечно, я старый слуга, – рассуждал он, – и ничем не был обижен ни от пана, ни от пани, да что скажут другие хлопы?
Он понизил голос.
– Они собираются выдать и пани, и панну гайдамакам: тогда, говорят, их никто не тронет… Если я вас укрою, они со свету сгонят.
– Беги с нами! – предложила Катря.
– Нет, панна, стар я, чтобы бросить родную семью. Эх, панночка, жалко мне вас! – прибавил он. – Не так жалко старую пани, ей все равно скоро умирать, а вам бы только жить начинать. Ну, что бы там ни было, – решил он, махнув рукой, – а старый Петро попробует вас спасти. Выйдите вместе с пани за сенной сарай, там я буду вас ждать и захвачу вам обеим крестьянской плахты и свиты, возьму их тайком у невестки; только торопитесь, теперь самое время, не то попадете в руки хлопам.
Катря побежала назад, в страхе посматривая на людскую; ей казалось, что вот-вот сейчас ее схватят, она крестилась и шептала молитву. Ей надо было еще забежать к Олешке, жившей наверху в светелке, и она, поднимаясь по лестнице, постоянно оглядывалась по сторонам, боясь встретить кого-либо из прислуги. Но хлопы в это время находились по другую сторону дома, и три женщины, никем не замеченные, проскользнули к сенному сараю, стоявшему поодаль от остальных построек, подле господского парка.
Старый Петро уже ждал их и повел в парк. Он угрюмо молчал, не отвечал на расспросы пани и быстро шагал по извилистой тропинке, терявшейся в сплошной стене густых кустов. Они дошли до небольшого озерка и свернули немного в сторону к невысокому пригорку с какой-то полуразрушенной беседкой. Подле пригорка лежала куча камней, набросанная как попало, может быть свалившихся сверху; сбоку лежал довольно большой камень. Петро отвалил его, разрыл немного лежащий на земле щебень и взялся за скобу потайной двери, сделанной на подобии люка. Дверь со скрипом поднялась, за нею открылся ход с несколькими ступенями. Пахнуло сыростью, гнилью… Женщины невольно отступили назад…
– Идите, идите! – торопил Петро.
Они спустились по лестнице. Петро вынул из кармана огниво и тонкую восковую свечу. Он высек огня, зажег свечу и только тогда запер люк.
– Ну, теперь с Богом! – сказа он, набожно крестясь. – Свечку эту я взял от образа, нечистая сила не посмеет тронуть нас; идите за мною смело, ход этот приведет нас за три версты от имения, к «Дикому Овражку», а там ждут вас добрые кони, Петро обо всем позаботился.
Восковая свечка едва теплилась и слабо освещала стены узкого, низкого коридора. Кое-где в стенах попадались какие-то странные углубления, Петро со страхом от них сторонился.
– Много здесь душ погублено, ой, много! – со вздохом сказал он. Действительно, кое-где валялись черепа и под ноги попадались человеческие кости.
– Давно это было, – говорил Петро, – один из панов рассердился на хлопов и задумал погубить их. Всех их загнали сюда в подземелье, и мужчин, и женщин, и детей, и уморили голодом, а пан приходил в беседку, слушать их стоны и тешился их мученьем. Вот с тех пор и бродят здесь приведения, но нам их нечего бояться: святая свеча всех их разгонит.
– А отчего, Петро, ты знаешь этот ход? – спросила Катря.
– Потому, панночка, что я не в первый раз иду здесь, – отвечал он. –Третий раз в моей жизни приходится мне спускаться сюда. Раз, когда я был еще мальчиком, я нечаянно набрел на этот ход, тогда он еще не был завален камнем. Забраться-то, забрался шутя, а едва выбрался; целые сутки водила меня нечистая сила; от страха все у меня в голове помутилось, да видно молитва матери спасла, выполз я таки в «Дикий Овражек» и долго потом боялся этого места.
– А второй раз? – спросила Катря.
– Я был уже на службе у пана Адама, лет пятнадцать тому назад; пани, верно, помнит, как пан Адам сам хотел посмотреть потайной ход и пошел сюда с отцом Василием и несколькими слугами. Мы прошли по этому ходу взад и вперед, потом пан велел завалить дверь камнем, и с тех пор я уже здесь больше не был.
Более получаса шли они по извилистому ходу, как вдруг вдали замерцал слабый свет. Это был уже выход в «Дикий Овражек», узкое небольшое отверстие, заросшее травой и кустарником. Пришлось пролезать ползком, после чего все очутились на свободе и могли вдохнуть полной грудью свежий воздух. Трое коней ждали их в овражке, их привел маленький девятилетний Гриць, любимый друг Петра, готовый за него в огонь и воду.
– Куда же мы поедем? – в нерешительности спросила Катря.
– Право не знаю, до Киева далеко, а в окрестных имениях также неспокойно.
– Если пани и молодая панна пожелают послушать совета старого Петро, то им всего лучше ехать в соседний монастырь. До монастыря верст двадцать с небольшим; кони добрые, донесут вас скоро, да и путь туда лежит в стороне от большой дороги.
– Спасибо, Петро, – с благодарностью сказала пани воеводша, – Бог вознаградит тебя за твою верную службу!
Петро снял шапку и низко поклонился.
– Прощайте, пани и панночка, – сказал он, – мне надо торопиться домой, как бы меня там не хватились.
Женщины поскакали по дороге к монастырю, и часа через полтора с небольшим они уже были у высокой каменной ограды.
Мать игуменья, со строгими правильными чертами лица, приняла их ласково, с почетом. Им тотчас же отвели просторную келью, постарались обставить их всякими удобствами, назначили для услуг послушницу, и когда все было готово, сама мать игуменья пришла посмотреть, все ли ее приказания исполнены.
– В нашей обители вы можете жить совершенно спокойно, она стоит в стороне, сюда навряд ли кто заглянет, хотя, конечно, по нынешним временам все в руце Божьей, – прибавила она, набожно крестясь, – прогневается на нас Господь, так и нашу обитель разгромят; будем молиться, чтобы миновала нас чаша сия.
Катря скоро сжилась с однообразной монастырской жизнью, ходила вместе с монахинями в церковь, вышивала по бархату и шелку золотом, гуляла по монастырскому саду и утешала, как могла, пани воеводшу, предававшуюся скорби и отчаянию.
17. ТЩЕТНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ

Хотилi ляхи з козакiв славу мати.
Аже Бог дав тому, хто ся рад смиряти,
Той вознес нинi смиренных русаков,
Гордых же с престолов низложи поляков.

В местечко «Белая Церковь» стекалась масса народу, хлопы толпами валили из соседних сел и деревень с просьбой принять их в войско казацкое. Восстание достигло таких размеров, каких не ожидал и сам Хмельницкий. Он рассчитывал только попугать панов, заставить их возвратить права казакам, но теперь нечего было и думать об этом. «Веди нас на ляхов!» – кричал народ, и казацкому предводителю оставалось только подчиниться народной воле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86