Я его видел не далее, как сегодня, и поскольку – по мотивам, которые касаются меня одного, – полностью переменил мнение о девушке, коей он занимается, предоставил ему полную свободу действий. А судя по его характеру, он захочет убить двух зайцев сразу: сначала получить свое за похищение, потом – свою долю за участие в нашей операции.
– Но, – вмешался Комейроль, – если вы ему предоставили полную свободу действий, значит, он вовсе не ослушался.
– Мы же со своей стороны, – продолжал, не отвечая, Саладен, – мы следуем древним обычаям нашего сообщества. Для того, чтобы совершить преступление, нужен преступник. Аннибал уже отправился на место преступления: я хочу, чтобы виновным был он.
– Он заговорит! – вскричали два или три голоса.
Саладен медленно ответил:
– Он не заговорит.
Сказав эти последние слова, он посмотрел на часы и встал.
– Господа, – спросил он, – я полагаю, вы вооружены?
Да, они, эти несчастные, были вооружены – и даже сверх меры. То, что заполняло их карманы, было оружием всякого рода: там находились пистолеты, кастеты, ножи. В ручках зонтов скрывались шпаги.
Никогда еще, наверное, такие плохие солдаты не были снабжены таким количеством смертоносных орудий.
Когда Саладен дал сигнал к отправлению, каждый проверил свой арсенал. Уже от вида этих арсеналов могло бросить в дрожь. Под подкладкой сюртука одного только Жафрэ, этого Добряка, этого мирного предпринимателя, таилось столько оружия, что им можно было бы оборонять баррикаду.
Они последовали за Саладеном, своим генералом, и прошли через большой зал кафе «Массене», к тому времени уже опустевший. Официанты, однако, не закрывали свое заведение из уважения к «Этим Господам».
– Мы позволили себе некоторые излишества, – сказал на ходу Жафрэ, – завтра поспим подольше…
Они вышли и под прикрытием зонтов (вернее сказать: щитов) направились к ожидавшим их двум фиакрам.
Господин Массене, смотревший, как они усаживались в экипажи, сделал такое наблюдение:
– Не знаю, хорошо ли они повеселились сегодня, эти славные господа, но идут они, как побитые собаки.
К двум часам ночи дождь уже лил как из ведра и ветер сотрясал высокие вязы на Елисейских полях.
Конечно, по мнению полицейских, в чьи обязанности входило патрулирование и которые где-то – уже не знаю, где точно – укрылись от дождя, ни одно человеческое существо не должно было блуждать в этом потопе на всем бесконечно длинном проспекте.
Два фиакра потихоньку продвигались вдоль Гард-Мебль; лошадьми управляли кучера, придавленные весом своих промокших насквозь накидок.
То ли из-за грозы, то ли из-за вмешательства человеческих рук, но оба газовых фонаря – справа и слева от сада, окружавшего особняк де Шав, разом погасли. Здесь образовалась площадка шагов в пятьдесят длиной, где было совершенно темно – хоть глаз выколи.
В. центре этого темного пространства и прямо напротив калитки ярко вспыхнул огонек химической спички.
И все. Никто не появился в саду, за деревьями которого виделись освещенные, несмотря на поздний час, окна особняка.
Вторая попытка со спичкой имела тот же результат.
Симилор сам подавал условленный сигнал, прикрывая огонек своей шляпой.
– Барышня боится подхватить насморк, – проворчал он. – Ну, однако, и ночка для работы!
Глаз, привыкший к темноте, мог бы увидеть, что Симилор не один. Соседние деревья были окружены движущимися тенями, и вдоль решетки крадучись шел съежившийся под ливнем человек.
В конце ведущей к площади Согласия улицы показались два фиакра.
Человек, который крался вдоль ограды, остановился и вскрикнул от удивления.
– Ворота широко распахнуты! – прошептал он.
– Ба! – сказал Симилор. – Войдите и посмотрите, Лейтенант, но только действуйте поосторожнее.
Куатье вошел в темный сад и, сделав несколько шагов, исчез из вида.
Два фиакра приблизились. Симилор подошел к одному из них и рассказал, что произошло.
– Мы здесь уже час, – доложил он. – Каждые пять минут я подаю сигнал, но – никакого движения.
В этот момент Куатье вернулся из разведки и сообщил:
– Дверь дома тоже распахнута настежь.
– Что делать? – спросил Симилор.
Дверца первого фиакра открылась, и Саладен выпрыгнул прямо в лужу.
– Выходите, господа, – приказал он тем, кто оставался в экипажах.
Мгновение спустя члены «Клуба Черных Шелковых Колпаков» уже совещались под крышей из шести зонтов.
Мнения в этом союзе разделились так: Комейроль, Добряк Жафрэ, доктор Самюэль и Принц настаивали на том, чтобы уйти.
Но Саладен, единственный из всех, был против. Он приказал им остаться – и они остались.
XIX
НОЧНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Мы оставили мадемуазель Гит-Чего-Изволите мирно спящей рядом с потерявшей сознание герцогиней. Мадемуазель Гит долго еще похрапывала от всей души. Проспавшись после своей ночи в Аньере и завтрака в «Буа-Коломб», она очнулась в очень красивом будуаре – задней комнате домика в саду.
– Ни и ну! – сказала она себе. – Что за нежная забота со стороны дорогой мамочки! По-моему, мы споемся!
Она позвонила. Две горничные ожидали, пока она соизволит заняться своим туалетом. Еще вчера мадемуазель Гит сама стирала свои воротнички, сегодня же она с поистине королевской непринужденностью позволяла себя обслуживать.
Перед обедом к ней зашла госпожа герцогиня де Шав, и Гит расцеловала ее в обе щеки. Девушка не была злобным созданием: ей искренне хотелось принести счастье в свою новую семью.
Она даже не заметила, что первые порывы материнской любви у мадам де Шав сменились холодностью.
Она уселась за стол между герцогом и герцогиней, чувствуя себя ничуть не хуже, чем, бывало, в отдельном кабинете «Золотого Дома». Мадам де Шав чрезвычайно церемонно представила ее.
Герцог показался ей человеком холодным и неразговорчивым, но вежливым. Она одна взяла на себя труд поддерживать беседу – и при этом ела с завидным аппетитом.
Герцог и герцогиня обменялись лишь несколькими словами. Вид у герцогини был явно болезненным.
Оставшись после обеда в одиночестве, поскольку ей не пришло в голову последовать за мадам де Шав в ее апартаменты, мадемуазель Гит, посоветовавшись сама с собой, решила:
«Здесь можно сдохнуть от скуки! Самое умное, что можно сделать – смыться отсюда при первом удобном случае. Моя дорогая матушка унылая, как ночной колпак, мой благородный отец похож на ревнивого испанца, а господин маркиз де Розенталь – один из самых нудных и назойливых типов, каких я только встречала в своей жизни. Каждый веселится, как может».
Для начала она приказала заложить экипаж и одна отправилась кататься в лес.
Назавтра мадам де Шав осталась в постели. Мадемуазель Гит нанесла ей коротенький визит утром и предупредила, что весь день будет занята.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
– Но, – вмешался Комейроль, – если вы ему предоставили полную свободу действий, значит, он вовсе не ослушался.
– Мы же со своей стороны, – продолжал, не отвечая, Саладен, – мы следуем древним обычаям нашего сообщества. Для того, чтобы совершить преступление, нужен преступник. Аннибал уже отправился на место преступления: я хочу, чтобы виновным был он.
– Он заговорит! – вскричали два или три голоса.
Саладен медленно ответил:
– Он не заговорит.
Сказав эти последние слова, он посмотрел на часы и встал.
– Господа, – спросил он, – я полагаю, вы вооружены?
Да, они, эти несчастные, были вооружены – и даже сверх меры. То, что заполняло их карманы, было оружием всякого рода: там находились пистолеты, кастеты, ножи. В ручках зонтов скрывались шпаги.
Никогда еще, наверное, такие плохие солдаты не были снабжены таким количеством смертоносных орудий.
Когда Саладен дал сигнал к отправлению, каждый проверил свой арсенал. Уже от вида этих арсеналов могло бросить в дрожь. Под подкладкой сюртука одного только Жафрэ, этого Добряка, этого мирного предпринимателя, таилось столько оружия, что им можно было бы оборонять баррикаду.
Они последовали за Саладеном, своим генералом, и прошли через большой зал кафе «Массене», к тому времени уже опустевший. Официанты, однако, не закрывали свое заведение из уважения к «Этим Господам».
– Мы позволили себе некоторые излишества, – сказал на ходу Жафрэ, – завтра поспим подольше…
Они вышли и под прикрытием зонтов (вернее сказать: щитов) направились к ожидавшим их двум фиакрам.
Господин Массене, смотревший, как они усаживались в экипажи, сделал такое наблюдение:
– Не знаю, хорошо ли они повеселились сегодня, эти славные господа, но идут они, как побитые собаки.
К двум часам ночи дождь уже лил как из ведра и ветер сотрясал высокие вязы на Елисейских полях.
Конечно, по мнению полицейских, в чьи обязанности входило патрулирование и которые где-то – уже не знаю, где точно – укрылись от дождя, ни одно человеческое существо не должно было блуждать в этом потопе на всем бесконечно длинном проспекте.
Два фиакра потихоньку продвигались вдоль Гард-Мебль; лошадьми управляли кучера, придавленные весом своих промокших насквозь накидок.
То ли из-за грозы, то ли из-за вмешательства человеческих рук, но оба газовых фонаря – справа и слева от сада, окружавшего особняк де Шав, разом погасли. Здесь образовалась площадка шагов в пятьдесят длиной, где было совершенно темно – хоть глаз выколи.
В. центре этого темного пространства и прямо напротив калитки ярко вспыхнул огонек химической спички.
И все. Никто не появился в саду, за деревьями которого виделись освещенные, несмотря на поздний час, окна особняка.
Вторая попытка со спичкой имела тот же результат.
Симилор сам подавал условленный сигнал, прикрывая огонек своей шляпой.
– Барышня боится подхватить насморк, – проворчал он. – Ну, однако, и ночка для работы!
Глаз, привыкший к темноте, мог бы увидеть, что Симилор не один. Соседние деревья были окружены движущимися тенями, и вдоль решетки крадучись шел съежившийся под ливнем человек.
В конце ведущей к площади Согласия улицы показались два фиакра.
Человек, который крался вдоль ограды, остановился и вскрикнул от удивления.
– Ворота широко распахнуты! – прошептал он.
– Ба! – сказал Симилор. – Войдите и посмотрите, Лейтенант, но только действуйте поосторожнее.
Куатье вошел в темный сад и, сделав несколько шагов, исчез из вида.
Два фиакра приблизились. Симилор подошел к одному из них и рассказал, что произошло.
– Мы здесь уже час, – доложил он. – Каждые пять минут я подаю сигнал, но – никакого движения.
В этот момент Куатье вернулся из разведки и сообщил:
– Дверь дома тоже распахнута настежь.
– Что делать? – спросил Симилор.
Дверца первого фиакра открылась, и Саладен выпрыгнул прямо в лужу.
– Выходите, господа, – приказал он тем, кто оставался в экипажах.
Мгновение спустя члены «Клуба Черных Шелковых Колпаков» уже совещались под крышей из шести зонтов.
Мнения в этом союзе разделились так: Комейроль, Добряк Жафрэ, доктор Самюэль и Принц настаивали на том, чтобы уйти.
Но Саладен, единственный из всех, был против. Он приказал им остаться – и они остались.
XIX
НОЧНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Мы оставили мадемуазель Гит-Чего-Изволите мирно спящей рядом с потерявшей сознание герцогиней. Мадемуазель Гит долго еще похрапывала от всей души. Проспавшись после своей ночи в Аньере и завтрака в «Буа-Коломб», она очнулась в очень красивом будуаре – задней комнате домика в саду.
– Ни и ну! – сказала она себе. – Что за нежная забота со стороны дорогой мамочки! По-моему, мы споемся!
Она позвонила. Две горничные ожидали, пока она соизволит заняться своим туалетом. Еще вчера мадемуазель Гит сама стирала свои воротнички, сегодня же она с поистине королевской непринужденностью позволяла себя обслуживать.
Перед обедом к ней зашла госпожа герцогиня де Шав, и Гит расцеловала ее в обе щеки. Девушка не была злобным созданием: ей искренне хотелось принести счастье в свою новую семью.
Она даже не заметила, что первые порывы материнской любви у мадам де Шав сменились холодностью.
Она уселась за стол между герцогом и герцогиней, чувствуя себя ничуть не хуже, чем, бывало, в отдельном кабинете «Золотого Дома». Мадам де Шав чрезвычайно церемонно представила ее.
Герцог показался ей человеком холодным и неразговорчивым, но вежливым. Она одна взяла на себя труд поддерживать беседу – и при этом ела с завидным аппетитом.
Герцог и герцогиня обменялись лишь несколькими словами. Вид у герцогини был явно болезненным.
Оставшись после обеда в одиночестве, поскольку ей не пришло в голову последовать за мадам де Шав в ее апартаменты, мадемуазель Гит, посоветовавшись сама с собой, решила:
«Здесь можно сдохнуть от скуки! Самое умное, что можно сделать – смыться отсюда при первом удобном случае. Моя дорогая матушка унылая, как ночной колпак, мой благородный отец похож на ревнивого испанца, а господин маркиз де Розенталь – один из самых нудных и назойливых типов, каких я только встречала в своей жизни. Каждый веселится, как может».
Для начала она приказала заложить экипаж и одна отправилась кататься в лес.
Назавтра мадам де Шав осталась в постели. Мадемуазель Гит нанесла ей коротенький визит утром и предупредила, что весь день будет занята.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126